Ирина Радунская - Четыре жизни академика Берга

• Название: Четыре жизни академика Берга
• Автор: Ирина Радунская
• Издательство: Московские учебники
• Жанр: Техническая литература
• Год: 2007

К ЧИТАТЕЛЯМ

Книга, которую вы держите в руках, это не история с «воскрешениями» и «перерождениями». Это история жизни реального человека в реальном мире. Но для современного молодого читателя она может показаться действительно «потусторонней».

Жизненный путь нашего героя от русского офицера-подводника, впоследствии краснофлотца, до выдающегося советского ученого пришелся на годы, когда наша родина, преодолевая неимоверные трудности, превращалась в могучую мировую державу — Союз Советских Социалистических Республик.

Завеса времени, отделяющая нынешнюю Россию от той страны, чьей наследницей она является, не так уж и велика. Но непредвзятому взгляду трудно пробиться сквозь нагромождение фактов и домыслов, неистового обличения и столь же неистового прославления нашего недавнего прошлого.

В истории жизни Акселя Ивановича Берга, жизни стремительной, напряженной очень точно отражается весь драматизм той суровой, но героической эпохи. Эпохи, оставившей нам великую страну с великой наукой, одним из творцов которой и был А.И. Берг.

Сама книга, написанная еще при жизни героя, несет в себе отпечаток времени. Автор книги известная писательница Ирина Львовна Радунская сумела хорошо передать его ритм, ощущение неудержимого движения. Вперед! Не останавливаться! Не отставать!

Невольно вспоминаются строчки из песен эпохи прорыва:

Здравствуй, страна героев!

Страна мечтателей, страна ученых!..

Нам разум дал стальные руки-крылья,

А вместо сердца пламенный мотор!

---

Яхта Акселя мчалась по шхерам на полной скорости. Ветер яростно надувал паруса. Яхта, обойдя всех и сильно накренившись, выскочила в открытое море и тут… ее подхватил налетевший шквал и опрокинул. Яхта забилась на свежей волне, зачерпнула всем корпусом и потонула. Три отчаянных мальчишки, одни, в открытом море, барахтались в тщетных усилиях уцепиться за быстро уходящую на дно лодку.

Ни одной яхты еще не было видно. К счастью, место оказалось не слишком глубоким, яхта выставила им из воды кончик мачты, но так как по морю катились большие волны и мачта поминутно погружалась, то все трое, конечно, не могли схватиться за нее без риска обломать этот последний хрупкий оплот. Аксель отлично плавал и, оставив обоих братьев торчащими на кончике мачты, в полном обмундировании поплыл к берегу. Он окоченел и уже выстукивал зубами далеко не победную дробь, когда из шхер показалась яхта соперника. Опытный швед сманеврировал против ветра, подошел почти вплотную к пускающему пузыри пловцу, бросил ему веревку и вытащил на палубу, а потом снял с мачты двух других мальчишек. Спасителю, конечно, пришлось выйти из гонки и доставить трех неудачников на берег.

Аксель был без сознания. Последнее, что он помнил, — это веревка, появившаяся бог весть откуда, за которую он уцепился окоченевшими пальцами. Его по всем правилам откачали — он плыл минут тридцать и с избытком наглотался ледяной осенней воды. После этого заплыва в коварном Финском заливе он долго и тяжело болел воспалением легких. Кроме того, надо было платить за потопленную лодку, а яхта стоила рублей триста-четыреста. Это были большие деньги. В конце концов, яхту подняли и возвратили в клуб. Но Елизавете Камилловне все же пришлось возместить часть расходов, связанных с подъемом и ремонтом яхты.

— Она расплачивалась за самонадеянность своего легкомысленного сынка, — не может не сознаться Берг, — конечно, надо было быть разумным и, послушавшись опытных моряков, лучше знавших местную обстановку, взять рифы, но… это приблизительно то же, что случается со мной и сейчас, — смеется уже взрослый и солидный Берг, — надо было взять рифы, но ведь шквала могло и не быть. Я знал, что шведы опытнее, и оказался бы последним или там десятым. А меня это не устраивало. Понимаете, положение обязывает: гонки со шведами, я русский моряк, я должен быть впереди, вот и перевернулся. Так и сейчас приходится иногда идти на риск, чтобы выиграть очередные «гонки»… Знаю, что мой опыт, звание и положение обязывают быть впереди, и тут без риска невозможно…

Мальчишеское удальство сидело в нем всю жизнь.

ТОВАРИЩИ

В 1964 году Берг получил такую телеграмму: «Дорогой Аксель, поздравляю тебя — ровно 50 лет назад мы окончили с тобой Морской корпус». Ее послал один из шести оставшихся в живых из ста двадцати выпускников четырнадцатого года – Андрей Павлович Белобров. Это была целая морская семья Белобровых, отец — адмирал, он служил во Владивостоке, три брата — морские офицеры, штурманы. Младший Андрей и Аксель очень дружили и всю жизнь поддерживают связь. Вместе накануне революции поступили в офицерский штурманский класс в Гельсингфорсе. Впоследствии, когда Берг учился на электротехническом факультете в Морской академии, Андрей поступил туда же, на гидрографический факультет. И они одновременно кончили не только Морской корпус, но и Военно-морскую академию.

После окончания Военно-морской академии Белобров работал в гидрографическом управлении Военно-морских сил. Стал доктором наук, профессором. И до выхода в отставку преподавал штурманское и гидрографическое дело в их альма матер.

Был у Акселя в Морском корпусе еще один друг, значительно старше его, вернее года на три, но в том возрасте в шестнадцать лет, это составляло шестую часть жизни.

Колоссальная разница… Кажется, еще Гейне сказал: «Три лишних года в молодости — сила».

Женя Шведе поступил в Морской корпус в 1904 году и был уже гардемарином второй роты, когда его назначили в младшую роту унтер-офицером. В ту роту, куда в 1908 году поступил Аксель.

В Морском корпусе издавна существовал такой порядок: лучшие ученики старших рот, наиболее развитые и дисциплинированные, пользующиеся авторитетом у своих товарищей, назначались в младшие роты помощниками воспитателей. Это было очень почетно и нелегко: в каждой роте человек сто. Правда, роты эти делились на параллельные классы человек по тридцать в каждом, но и такое количество сорванцов являлось немалой нагрузкой для штатных воспитателей. И вот к младшим ротам прикомандировывали старших гардемарин и присваивали им звания: одному — фельдфебеля, а остальным — унтер-офицеров. Фельдфебель и унтер-офицеры учились вместе со своими товарищами по роте, но койки их стояли в спальнях тех рот, в которые они откомандировывались. Эти ребята-воспитатели были действительно авторитетными людьми, иначе в такой щекотливой роли они стали бы объектом страшной травли, что в замкнутой мальчишеской среде могло привести к тяжелым последствиям.

Шведе был одним из заслуживших доверие гардемарин. Впервые приступив к своим сложным обязанностям, он, конечно, прежде всего искал поддержки среди ребят. Скоро он обратил внимание на Акселя Берга, тот отличался выдержкой, тактом, доброжелательностью, ровностью характера. Был всегда в хорошем настроении. Эти качества очень ценны в коллективе ребят, среди которых много разных: и нервных, быстро возбудимых мальчиков, и подавленных тихонь, и озорных, и дерзких. Такой характер, как у Берга, был для нового унтер-офицера самым привлекательным. Евгений и Аксель разговорились, оказалось, что и по уровню развития «малыш» не уступает своему старшему товарищу, много читает, знает и любит музыку. Шведе с радостью убедился, что его новый товарищ — человек живой, с воображением, с чувством юмора, это не «первый ученик» с ограниченным кругозором, а культурный и уже умеющий думать юноша.

Оказалось, что мать Акселя и мать Жени давно знакомы, они тоже в свое время бывали друг у друга и познакомились благодаря своим отцам — те дружили: дед Акселя и дед Шведе.

Отец Евгения тоже был моряком, командиром корабля, в конце жизни он командовал экспедицией кораблей на Енисее. Тогда прокладывался Великий сибирский путь и рельсы на стройку везли Енисеем, на военных кораблях.

Корабль Шведе был колесный, построенный еще в Англии. Шведе прошел на нем весь Енисей и открыл неизвестную бухту, которая так теперь и называется — бухта Шведе. В одном из рейсов Шведе простудился и умер. Отца ждали домой на Рождество, но тщетно. Евгению было тогда три года.

Почти все Шведе были моряками. Дядя Евгения стал одним из героев Цусимы, и Новиков-Прибой вывел его в своем романе под фамилией Сидорова.

Евгений, как и Аксель, пошел в моряки под впечатлением рассказов своего дяди, он часто гостил в Кронштадте, где дядя служил. Мальчик провожал его перед походом в Порт-Артур, тот уходил старшим офицером эскадренного броненосца «Орел».

Путь Шведе был предопределен и материальными соображениями: мать получала небольшую пенсию. В Морском корпусе он рос под большим влиянием замечательного ученого Шокальского, которого считает своим учителем. Шокальский был почетным академиком, крупным океанографом, с его именем связано много географических открытий. Плавучая научно-исследовательская лаборатория, судно «Шокальский», — одно из самых лучших и современных в наше время. А тогда Шокальский преподавал в старших классах Морского корпуса. Впоследствии он стал начальником гидрографического факультета Морской академии, а своим заместителем сделал Шведе.

Когда я познакомилась с Евгением Евгеньевичем Шведе, он уже был контр-адмиралом, заслуженным деятелем науки РСФСР, начальником кафедры, профессором военно-морских наук.

— Вы знаете, — сказал он, — я считаю, что нам с Акселем повезло. В смысле среды и товарищей. Мы учились в Морском корпусе в очень интересный период истории России. Зрела революция.

— Я считаю, — добавляет Берг, — что среди передовой, действительно патриотично настроенной интеллигенции, пожалуй, даже не стоял вопрос «за кого»: за царя или революцию. Не было другого морального выхода, кроме как в революцию. Для русских интеллигентов присоединение к революции было естественным выходом. О большевиках многие тогда ничего не знали. Но стоять за Россию — это значило стоять за революцию, другого пути просто не существовало.

Надеюсь, я не обидела Шведе своим вопросом:

— Евгений Евгеньевич, я знаю, почему Аксель Иванович стал на сторону революции, а вот почему вы?

— Видите ли, солнечная сторона улицы всегда привлекательнее теневой, а кроме того, у нас на «Севастополе» был очень хороший командир. Он помог многим офицерам выбрать правильный путь в жизни. Он говорил нам, что эмигрировать глупо, нужно строить новую жизнь. Никакой врач не поможет больному, если больной не хочет выздороветь. А интервенция, кроме того, вовсе не врач, как пытались уверить иностранные державы, бравшие на себя миссию «лечить» Россию. Россия должна была сама возродиться для новой жизни. И это зависело только от русских, от нас самих.