Amargo - Хороший ученик

• Название: Хороший ученик
• Автор: Amargo
• Жанр: Фэнтези

Продолжение фика "Хогвартс. Альтернативная история". 25 лет после окончания школы. Основные темы: палочка смерти и крестражи. Много канонических героев, но много и второстепенных новых персонажей. Магического экшена нет; есть интриги и расследования.

Мир Гарри Поттера: Гарри Поттер

Линг Ди, Гарри Поттер, Том Риддл

Детектив/ Драма/ || G

Размер: макси || Глав: 14

фанфик

Начало: 19.08.10 || Последнее обновление: 15.06.11

---

От Хогвартса, кроме Макгонагалл, были Нордманн и Хагрид. Из Министерства прибыли второй зам Бруствера, представитель кентавров в Бюро и трое неизвестных мне людей, чьи имена и должности имели мало отношения к безопасности и экологии, а потому я решил, что они являются невыразимцами. С нашей стороны присутствовали Шварц и Ларс с Мадими.

Змея сама попросила взять ее в Запретный лес, и я был рад, что она, наконец, пожелала покинуть квартиру, где провела все годы моей службы в Лондоне. Первое время я предлагал ей прогулки, но Мадими неизменно отказывалась, не захотев даже посмотреть дом у моря, и в конце концов я перестал ее соблазнять.

Присутствие невыразимцев мне не понравилось, хотя их интерес к опасным насекомым был легко объясним. К сожалению, я не имел полномочий запретить им нас сопровождать, и через пару минут вся наша многочисленная компания отправилась в Запретный лес.

Поскольку мы ориентировались на скорость Макгонагалл, которая шла, опираясь о руку Нордманна, путь до зеленого тумана занял почти час. За это время нам не встретился никто, даже фестралы, наверняка попрятавшиеся от шумной толпы.

Температура воздуха постепенно повышалась, снег исчез, и мы, наконец, ступили под дождь. Все, кроме шедших позади легионеров, замахали палочками, конструируя себе зонты и пологи. Скоро стволы поредели, и нам открылся склон холма, река в низине и лес, погруженный в зеленое море насекомых.

— Как видите, здесь очень удобная позиция для наблюдения, — громко произнес я, останавливаясь у края спуска, — так что дальше попрошу не ходить никого, кроме специалистов.

— И как мы разберем отсюда, чем они там занимаются? — недовольно спросил один из невыразимцев.

— Я наколдую вам бинокль, — отрезала Макгонагалл, занимая место рядом со мной. Увидев туман, Нордманн присвистнул:

— Ого!.. Хагрид, почему ты нам об этом ничего не рассказывал?

Я взглянул на Хагрида, возвышавшегося за нашими спинами. Лесник что‑то невнятно пробурчал и насупился, однако Макгонагалл не позволила вопросу повиснуть в воздухе:

— Вам, Эдвард, Хагрид ничего не говорил, поскольку о подобных вещах он обязан докладывать директору, а не преподавателям. А теперь давайте посмотрим на то, ради чего мы тащились сюда битый час.

То, ради чего мы сюда тащились, оказалось далеко не таким зрелищным, как можно было бы предполагать. Желавшие увидеть бойню или эффектное вымирание стаи оказались разочарованы. Три группы разошлись, следуя вдоль периметра чар, и вскоре скрылись за пеленой мелкого дождя. У реки осталась лишь одна пятерка во главе с Фудзиварой. Опустив на землю большие рюкзаки, которые они левитировали позади себя, легионеры начали забрасывать на противоположный берег стеклянные сосуды, из которых шел черный или синий дымок. После десятка таких флаконов Фудзивара остановил процесс и вернулся на холм.

— Кентавры молодцы, — сказал он, подходя ко мне. — Отличная защита.

— Вы их ядом потравите? — озабоченно спросил Хагрид. — А другой живности от него ничего не будет?

— Это не яд, — ответил Фудзивара. — Это бактерии, препятствующие размножению зеленушек. Не беспокойтесь, для остальных видов культура безвредна. — Он перевел взгляд на меня. — Не ждите нас, подполковник. Мы тут до вечера ходить будем.

— Значит, вся ваша работа сводится к швырянию на тот берег маленьких флаконов? — язвительно поинтересовался один из невыразимцев. — И сколько лет вы намерены пробыть в Шотландии?

— Вам не придется нас долго терпеть, — не без иронии ответил Фудзивара. — Сейчас мы проверяли общую реакцию и взаимодействие с чарами, а теперь уйдем внутрь. Разумеется, мы не станем кидать флаконы — культура распыляется, насекомые заражают друг друга, так что на весь участок уйдет от силы неделя.

— Вы пойдете внутрь? — переспросил я. — Они же вас сомнут, их там тонны. Я видел, на что они способны, когда разозлятся.

Японец улыбнулся:

— Не беспокойтесь. Мы не в первый раз с ними работаем. К тому же, под деревьями их обычно меньше.

— Под деревьями не забудьте про акромантул, — на всякий случай напомнил я. Фудзивара кивнул и вернулся к ожидавшей его группе. Подвесив рюкзаки в воздух, легионеры наложили на себя несколько заклинаний, перекинули через реку мост, и Фудзивара первым перешел на ту сторону. Попадая в область действия заклятий, насекомые разлетались прочь, давая легионерам возможность спокойно двигаться и дышать, так что через минуту вся группа скрылась за зеленым облаком, и нам оставалось только гадать, как они будут распылять бактерии.

— Линг, обратно я прогуляюсь с вами, — сказала Макгонагалл, когда мы собрались назад. Уходили не все: один из невыразимцев решил подождать возвращения групп, и вместе с ним на холме остались Шварц и Нордманн. Если невыразимцу придет в голову приблизиться к границе чар, чтобы позаимствовать насекомых, Шварц должен был ему воспрепятствовать, и в этом он легко мог рассчитывать на поддержку Эда. К тому же, я подозревал, что поблизости бродит мой знакомый кентавр, который не позволит министерским совершить непоправимое.

— Ты знаешь, почему молчал Хагрид? — негромко спросила Макгонагалл, когда лесник, второй зам Бруствера и его спутники ушли немного вперед.

— Догадываюсь, — кивнул я. — Перед аргументами кентавров трудно устоять. Однако они рассказывали об этом своему представителю в Министерстве, так что в той или иной степени власти были в курсе. Правда, вряд ли кентавры на что‑то рассчитывали…

— Все же они хитрые бестии, — довольным тоном произнесла директор. — Никогда особо не верила во всякую астрологию, но здесь признаю — всё сложилось идеально, как паззл.

— Еще не сложилось, но я надеюсь на лучшее.

Макгонагалл похлопала меня по руке:

— Рада, что ты доволен. Нам всем это очень важно.

— Намекаете, что качество моей работы зависит от настроения? — иронично осведомился я, решив, что директор пошутила, однако Макгонагалл ответила хоть и с улыбкой, но серьезно:

— Просто ты слишком хороший ученик, Линг Ди, а мы знаем твоих учителей.

Сказать, что я удивился, означало не сказать ничего. Как мне расценивать эти слова, особенно после извинений Макгонагалл за старую дуэль? Либо это открытое выражение недоверия, либо директор имела в виду что‑то другое.

— И у кого же из них я учился лучше всего? — осторожно спросил я.

— У Альбуса, разумеется, — усмехнулась Макгонагалл и покрепче ухватила меня за локоть.

Через несколько месяцев после нашего примирения Мэй с нехарактерным для нее смущением сказала, что детей будет двое, и это девочки. Неизвестно, какой реакции она опасалась, поскольку к тому времени я был ужасно горд собственным отцовством и обрадовался еще больше. Происходящее казалось мне увлекательным приключением: я воображал, как буду учить своих детей колдовать, как стану рассказывать им истории о тибетских мудрецах, а памятуя о карме своего рода и зная к тому времени кое‑что о роде Мэй, был полностью уверен, что нашим детям, девочки они или мальчики, нечего бояться в этом мире.

Конечно, Мэй очень заинтересовалась словами, произнесенными мной в пылу ярости, но выждала еще месяц, чтобы наши отношения стабилизировались, и только тогда приступила с расспросами. Ей не пришлось ничего из меня вытягивать. Понимая, что есть темы, которые я не слишком хочу обсуждать, Мэй как‑то раз предложила мне информационный обмен — я рассказываю ей о своем прошлом, без вранья и утайки, а она мне — о своем.

Это был честный договор, и я согласился, рассказав ей всё, но только факты, без эмоций, к проявлению которых не был готов. Поначалу на лице Мэй читалась ирония: вряд ли история моих криминальных похождений и первых лет в школе волшебства могла кого‑то впечатлить, однако когда я перешел к подробностям противостояния Дамблдора и Волдеморта, отношение Мэй изменилось. Мой седьмой год вызвал в ней наибольший интерес: интриги и взаимосвязи, ритуалы и битвы, тюрьма и освобождение — она слушала, не отвлекаясь и не задавая вопросов, а когда я закончил, произнесла:

— Теперь понятно, почему всё так. Впредь иногда напоминай мне, чтобы я следовала интуиции, а не рассудку.

Расшифровать эту фразу мне удалось лишь через несколько месяцев, когда родились Тао и Ин.

Мэй сдержала обещание, и на следующий вечер слушателем стал я. Надеясь услышать рассказ о коварных интриганах, о приключениях и тайнах, приведших ее на службу в сухопутные войска США, я был разочарован. История оказалась семейной, а значит, чуждой и непонятной: на собственном опыте я не знал, что такое семья, и только собирался создавать свою, не имея для подражания никаких примеров — ну не Уизли же, в самом деле! — а Мэй, как выяснилось, напротив, знала об этом слишком много и пыталась избежать ошибок, которые, по ее мнению, совершали родители и родственники.

— Я терпеть не могла свою мать, — рассказывала Мэй. — Она была слишком домашней, слишком заботливой, и от ее заботы некуда было деваться. А мне нужна была свобода, жизненное пространство. Отец занимался бизнесом, ему всегда было не до нас, и мать все свое внимание сосредоточила на мне. Я ссорилась с ней лет с десяти, ругалась, обижалась, иногда просто бесилась от того, что она со мной не соглашается. Я была очень злой, видела только плохое, иногда даже думала ее как‑нибудь заколдовать… В общем, однажды я нашла альбом с ее старыми фотографиями и вдруг увидела, что до моего появления у матери была целая собственная жизнь, и жизнь счастливая. У нее было множество друзей и подруг, она много путешествовала, и на каждой фотографии, которую я видела, улыбалась. Это поразило меня больше всего. Насколько же все изменилось после моего рождения! С тех пор я старалась не ссориться, потому что смотрела на нее сегодняшнюю, а видела ту счастливую девушку… После школы сразу ушла в армию, специально в маггловскую, чтобы отец не нашел — у него на мой счет были другие планы. Первое письмо домой написала через полгода. Конечно, они меня не поняли, но, думаю, всем стало только лучше. Сейчас у нее все хорошо, хотя американские родственники не одобрили мою карьеру, так что мы редко общаемся.