Сюзан Ховач - Богатые — такие разные

• Название: Богатые — такие разные
• Автор: Сюзан Ховач
• Издательство: ОЛМА-ПРЕСС
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 1995
• ISBN: 5-87322-292-4

Действие романа «Богатые — такие разные» охватывает два десятилетия, разделяющие первую и вторую мировые войны. По воле автора то один, то другой персонаж занимают центральное место, но два героя остаются главными на протяжении всего повествования — обосновавшийся на Уолл-стрит «Банк П. К. Ван Зэйл энд Компани» и древнее британское поместье Мэллингхэм. И судьбы остальных героев определяются либо стремлением занять положение в Банке, либо желанием освободиться от циничного прагматизма, вернуть собственное «я» — молодость, веру, способность любить, — все, что дарили им дни и годы, проведенные в Мэллингхэме.

---

— В это время года на Багамы не ездят, — упавшим голосом ответил Пол. — Кроме того, любой скажет, что у меня нервное расстройство, если я уеду почти сразу после долгого отсутствия в банке в сентябре. Сейчас мне уезжать из Нью-Йорка нельзя.

Но он все же уехал. Мы провели ноябрь в праздном круизе на Багамах, и Пол снова стал чувствовать себя лучше, хотя мы расположились в разных каютах, и он ни разу не ложился в мою постель. За время стоянки в Нассау он три вечера провел один на берегу, и я не имела ничего против этого, а лишь надеялась, что незнакомым женщинам удастся помочь ему вернуть уверенность в себе. Но и после отплытия из Нассау он не появлялся в моей каюте. Сияло солнце, в сверкавшем море виднелись коралловые рифы, но и они нас не занимали. У меня было такое ощущение, словно мы смотрели на них через зарешеченные окна, и в конце концов, понимая, что выбора у нас не оставалось, мы с отвращением вернулись в Нью-Йорк.

В начале декабря, в первый же день, когда Пол отправился в офис, на глазах у всех его партнеров случился самый тяжелый из всех припадков, и он попал в больницу.

Приехав к нему, я увидела в вестибюле среди партнеров двоих самых близких друзей Пола, Стива Салливэна и Чарли Блэра.

— Сильвия, мы сожалеем… нам нужно договориться о том, что следует сказать… Пресса…

— Высокое кровяное давление! — сказала я. — Это был обморок, и ему необходимо подлечиться.

— Сильвия права, — проговорил Стив, и я оставила их обсуждать подробности, а сама вошла в палату Пола.

Он задернул занавески, и не лежал, как бы следовало, а сидел на краю кровати. Правая рука его была на перевязи, а голова была забинтована. Ноги были голые. На нем был лишь белый больничный халат, тонкий и холодный.

Он посмотрел на меня и не проронил ни слова. Закрыв дверь, я поцеловала его и села рядом на кровать.

— Вы сломали руку?

— Трещина.

— Что сказали врачи?

— «Принимайте лекарство и запритесь, но вытащите из двери ключ».

Он проглотил комок, застрявший в горле, и, увидев блеск слез в его глазах, я поднялась и отошла к окну. Он никогда не простил бы себе, если бы позволил кому-нибудь увидеть свои слезы.

— Но ведь можно же что-то сделать. Я не могу допустить, чтобы не было никакого выхода.

— Вы сделать ничего не можете. Вот если бы я мог… — Пол прервался.

Мы молчали, и я думала обо всем том, что он говорил мне о своей болезни, о том, как успешно скрывал ее многие годы, и понимала, что ему хотелось сказать.

Я нерешительно проговорила:

— Эти вечера в Нассау…

— …Не дали ничего хорошего. Я потерял остатки самоуважения. В результате этих вечеров от «него» не осталось и следа.

Я на минуту задумалась. Во рту у меня пересохло, а ногти впились в ладони.

— Может быть, что-нибудь изменилось бы, — тихо проговорила я, — если бы вы встретились с кем-то, к кому вы расположены, кто восхищается вами, но ничего не знает обо всем этом.

Он не ответил, а лишь наклонился вперед и уставился в пол. Я снова села рядом с ним, но, прежде чем успела заговорить, Пол сбивчиво проговорил:

— Если бы я смог это преодолеть, я знаю, мы снова могли бы быть вместе. Но вы не можете помочь мне в этом.

— Тогда мы должны найти кого-то, кто сможет.

Воцарилось долгое молчание. Под влиянием какой-то странной игры воображения я почувствовала, что каждый шаг, предпринятый мною на всем протяжении замужества, вел меня к этому итогу. Теперь все мое будущее зависело от того, что я скажу Полу. На секунду меня охватил ужас. Я подумала, что никогда не смогу принять это решение, но потом мысли мои прояснились, как часто бывает в самые критические моменты жизни, и решение мне показалось очевидным. Либо я люблю Пола так, что пойду на все ради его самоутверждения, либо вообще не люблю его. Все оказалось очень просто.

И я твердо сказала Полу:

— Пошлите за ней.

Пол поднял голову. Когда он, повернувшись, посмотрел на меня, я увидела вопрос в его глазах.

— Все в порядке, — быстро проговорила я. — Не надо ничего говорить. Да вам и нечего сказать.

— О, да, вы правы, — отозвался Пол и, взяв мои руки в свои, сказал с той страстностью, какой я ждала от него многие годы. — Я люблю вас.

Часть третья Неудачница Дайна 1926

Глава первая

Этот монстр вызвал меня в 1925 году, перед самым Рождеством. Боже, как я разозлилась! Я чуть не разорвала письмо, топтала его ногами, но все же, делая большую ошибку, прочла его снова и не успела дочитать до конца первый абзац, как смягчилась под обаянием его очарования.

— Скотина! — громко воскликнула я, хватая сигарету, чтобы успокоить расходившиеся нервы, и моя секретарша, которую угораздило в этот момент войти ко мне, угрожающе хлюпнула носом. — О, ради Бога, мисс Дженкинс, я имела в виду вовсе не вас! Принесите мне еще чаю, прошу вас.

— Да, мисс Слейд.

Секретарша скрылась за дверью. В комнате слева от моей Хэрриет в самых теплых тонах заканчивала разговор по телефону: «О, конечно, леди Аппингхем, мы будем счастливы… да, в последнее время мы консультировали по вопросам косметики многих новобрачных…». В комнате справа в трубку кричал Седрик: «За кого вы нас, черт побери, принимаете?»

Я долго искала спички. Как хорошо было бы, если бы я не пристрастилась к курению. Снова зазвонил телефон, и за открытой дверью моего кабинета гнусавый голос Мэйвиса ответил: «Дайана Слейд корпорейшн»… Чем могу служить?»

Я наконец отыскала спички, закурила сигарету и вспомнила, что мне еще полчаса назад хотелось в туалет. Едва я переступила порог кабинета, как Седрик с грохотом положил трубку и преградил мне дорогу.

— Ну и дрянной же народ у этого Горринджа, Дайана!

— Всего хорошего, леди Аппингхем, — промурлыкала за нашими спинами Хэрриет.

— Мисс Слейд! — позвал меня Мэйвис, — вас просит к телефону господин Херст!

— О, Боже! Иду, Мэйвис! Успокойтесь, Седрик! Хэрриет, надеюсь, вы сказали этой старой перечнице, что нам необходим carte blanche на этот крем для лица.

— Дорогая, это уже решено, и я вдвое подняла цену на массаж с этим кремом! Седрик, вы сказали об этом людям Горринджа?

— Мисс Слейд…

— Иду, Мэйвис. — Я вернулась в кабинет и увидела письмо Пола, все еще лежавшее на письменном столе. В туалет хотелось как никогда. Я схватила телефонную трубку: — Да?

— Дайана? Это Джеффри. Послушайте, я неожиданно оказался в Лондоне. Может быть, пообедаем вместе?

— С радостью, Джеффри. Часов в восемь?

— Я заеду за вами.

— Буду ждать. Спасибо. Простите, я очень спешу…

Я схватила письмо Пола и устремилась в туалетную комнату. Там, в спокойном полумраке моей любимой кабины, мне наконец удалось не отрываясь снова перечитать письмо.

Выходя, я взглянула в зеркало над раковиной. Лицо мое было бледным от волнения, которое мне все еще хотелось считать гневом, хотя оно сильно смахивало на смесь радостного возбуждения с испугом.

«И снова в бурные волны, дорогие друзья!» — мысленно процитировала я, подумав о том, как не хочется к этому добавить: «Ave Caesar, te morituri salutant»[14]. Я не могла с точностью вспомнить ответ Тиберия Цезаря шедшим на смерть гладиаторам, но подумала, что это была какая-нибудь циничная реплика, вроде: «Может быть, и нет, если повезет», оскорбительная для гладиаторов. Их положение, несомненно, доставляло им некое болезненное удовольствие, подобное которому испытывала теперь я. Я рассмеялась, пытаясь убедить себя в том, что на душе у меня радостно. После трех лет бесчисленных холодных деловых писем и расчетливо выхолощенной личной переписки Пол милостиво предлагал мне еще один кусок легендарного яблока соблазна. Ладно, если он этого хочет, он получит это, но в один прекрасный день, злобно подумала я, в один прекрасный день господин Пол Корнелиус Ван Зэйл поймет, что эта сделка обойдется ему дороже, чем он рассчитывал.

Я любила его. До него я не любила ни одного мужчины, как не любила и после него. К декабрю 1925 года я всерьез боялась, что никогда больше не полюблю.

Я боялась очень многого и всегда поражалась тому, что меня порой считали слишком уверенной в себе. Разумеется, говоря это, мои знакомые не собирались сделать мне комплимент, но тем не менее иногда было очень выгодно казаться тигрицей, а не дрожащей медузой. Если люди считают тебя смелой, можно не только поверить им, хотя бы наполовину, но даже черпать иллюзорную храбрость в их заблуждении.

Список моих страхов простирался до самых дальних пределов моего разума. Там было все: и серьезные опасения, и мелкие страхи, реальные и мнимые, безграничные и необоснованные. Я тщательно изучала их бессонными ночами. И приходила в ужас от одиночества и отсутствия любви, хотя это в значительной степени облегчало рождение Элана. Я боялась смерти. Приходила в ужас при мысли о бедности. Боялась, что прогорит мое дело, и я буду вынуждена расстаться с Мэллингхэмом, а мысль об утрате Мэллингхэма была для меня самой мучительной из всех. Я не могла представить себе мир без моего дома, без того единственного места в этом враждебном мире, куда всегда можно убежать и почувствовать себя в безопасности. Мне казалось, что я потеряла бы равновесие без Мэллингхэма, и приходила в ужас при мысли о нестабильности, сопровождающейся демонами отчужденности и безумия. Самым ужасным из моих кошмаров были мысли о безнадежной нищете в психиатрической больнице и о том, что меня похоронят не рядом с мэллингхэмским домом, а в какой-нибудь жалкой могиле, где мне вечно не будет покоя.