Сюзан Ховач - Богатые — такие разные

• Название: Богатые — такие разные
• Автор: Сюзан Ховач
• Издательство: ОЛМА-ПРЕСС
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 1995
• ISBN: 5-87322-292-4

Действие романа «Богатые — такие разные» охватывает два десятилетия, разделяющие первую и вторую мировые войны. По воле автора то один, то другой персонаж занимают центральное место, но два героя остаются главными на протяжении всего повествования — обосновавшийся на Уолл-стрит «Банк П. К. Ван Зэйл энд Компани» и древнее британское поместье Мэллингхэм. И судьбы остальных героев определяются либо стремлением занять положение в Банке, либо желанием освободиться от циничного прагматизма, вернуть собственное «я» — молодость, веру, способность любить, — все, что дарили им дни и годы, проведенные в Мэллингхэме.

---

Был час ночи. Отпустив слугу, я наконец остался наедине о «Мэллингхэмским часословом» и улегся в постель без всякой мысли о неизбежной бессоннице.

Время текло спокойно. Я рассматривал рисунки, воображая себя искусным мастером, работающим по три дня над написанием одной буквы. Целый день созидания утонченной красоты, духовного наследия, эстетического триумфа — разве это могло сравниться с нашим суетным днем? Мое романтическое воображение, всегда вступавшее в конфликт с приверженностью к классицизму, брало здесь верх, и я представлял себя смиренным монастырским писцом, творящим в абсолютном покое в каком-нибудь отдаленном уголке Европы, где такой «предмет», как деньги в широком смысле слова, неизвестен. К счастью, здравый смысл брал верх и не давал мне углубиться в эти сентиментальные рассуждения. Я вспоминал, что художники средневековья всегда стремились получить плату за свой труд раньше, чем их или их хозяев могли бы стереть с лица земли какая-нибудь новая война, голод, эпидемия… Но меня снова обволакивало очарование Европы, я слышал ее таинственный зов, чувствовал, как меня гипнотизирует ее давно знакомое обаяние. И пока мои пальцы, перелистывая страницы, прокладывали мне дорогу через «Мэллингхэмский часослов» от заутрени до обедни и от обедни до вечерни, я чувствовал себя наделенным ключом от мира, в который мне всегда страстно хотелось войти, но который всегда оставался дразняще-недосягаемым.

В два часа ночи я отложил манускрипт и, в очередной раз отодвигая пугающий момент, когда я делал тщетную попытку уснуть, принялся за письмо к Элизабет, женщине, которую любил тридцать лет, но на которой почему-то так и не женился. Я чувствовал — Элизабет поняла бы, что соблазнительное зеркало Европы, сконцентрировав в себе свет солнца, снова ослепило меня «солнечным зайчиком». Однако, когда я вывел слова «Моя драгоценная Элизабет», перед моим мысленным взором была уже не Европа, а ее дом на Грэмерси Парк, а потом я вновь оказался в Нью-Йорке, в атмосфере моей культуры, в окружении собственного народа, в мире, который я так мучительно строил своими собственными кровоточившими руками.

Я встал с кровати и принялся шагать по комнате. Уже пробило три, когда я смог заставить себя лечь в постель, после четырех я стал наконец засыпать, но сны мои были такими кошмарными, что я почувствовал большое облегчение, встав в шесть часов и отправляясь играть в теннис. А к девяти я уже был на Милк-стрит, где с головой ушел в неотложные дела.

Прошло три дня. О'Рейли внес разочаровывающее дополнение в досье на мисс Слейд, высказав предположение, что она просто обычная девушка из деревенской глуши, несмотря на свое высшее образование, мало повидавшая на свете и еще меньше сделавшая. После смерти отца прошлой осенью она жила одна в Мэллингхэм Холле, и вокруг нее не было друзей противоположного пола, которые проявляли бы к ней внимание. В Чентлхэмском женском колледже не было возможностей для рискованных проделок, а в Кембридже она приобрела репутацию синего чулка. По-видимому, ее целомудрие не только не ставилось под сомнение, но и не подвергалось покушению, что делало печальной судьбу юной леди, дожившей девственницей уже до двадцати одного года.

Я вздохнул. В моем возрасте я действительно не мог позволить себе игр с девственницами. Такой шаг мог бы привести к бесконечным осложнениям, да и вообще это отнимало бы слишком много времени и было бы очень хлопотно. Другие мужчины, скажем, среднего возраста, могли бы позволить себе такие старческие поползновения, но я пока еще чувствовал себя достаточно молодым, чтобы отыскивать себе неопытных девушек, которые были бы весьма разумны и не вносили лишних хлопот в мою довольно упорядоченную личную жизнь.

— Верните мисс Слейд «Мэллингхэмский часослов», — сказал я мисс Фелпс, категорически решив не делать мисс Слейд предложения о покупке манускрипта. Я опасался, что она ошибочно примет этот жест за проявление интереса к ней самой. — В сопроводительной записке следует сказать: «Дорогая мисс Слейд, благодарю Вас за предоставленную Вами возможность увидеть этот исключительно утонченный манускрипт, но я не мог бы и подумать о том, чтобы просить Вас приехать за ним из Норфолка. Соответственно, я возвращаю Вам его со специальным посыльным. Желая Вам наилучших успехов во всех Ваших начинаниях, остаюсь Вашим…» и так далее.

Губки мисс Фелпс выразили одобрение. В несколько подавленном состоянии я печально подивился тому, насколько оградил себя всевозможными предосторожностями. В следующие несколько дней я сознательно предался гедонизму, но вскоре покончил с этим, испытывая отвращение к эпикурейской философии. Мне хотелось вернуться домой. И в то же время жаль было расставаться с Европой. Меня все раздражало. Шли дожди. Питерсон все чаще обыгрывал меня на теннисном корте. Мне страстно захотелось развлечься, но казалось, все мыслимые источники развлечения уже иссякли. Я жаждал чего-то необычного, что могло бы меня отвлечь, и больше всего я хотел прогнать свои худшие воспоминания о прошлом.

В одиннадцать часов утра пятнадцатого мая в мой кабинет в офисе вошел Питерсон. Появление его у меня на Милк-стрит было так необычно, что я перестал вписывать в ведомость суммы в фунтах, переводя затем их в доллары, и уставился на своего помощника.

— Что случилось, Питерсон?

— Простите, сэр, но там какой-то парень говорит, что он из фирмы «Фортнам энд Мэйсон». Это, кажется, заведение вроде ресторана.

— Да, да. — Я обнаружил ошибку в цифрах. — Один момент, прошу вас, — проговорил я в телефонную трубку и коротко бросил Питерсону: — Я ничего не заказывал фирме «Фортнам энд Мэйсон», отошлите его.

Питерсон повернулся… и наткнулся на остановившегося в дверях О'Рейли.

— Это опять мисс Слейд, сэр, — проговорил О'Рейли, лицо которого при этом было нестерпимо безразличным. — Она прислала вам большую плетеную корзину, и рассыльный наотрез отказывается уходить, пока не отдаст ее вам в собственные руки. Я было хотел позвать полицию, чтобы его удалили, но потом решил сначала спросить вашего разрешения — не повредит ли это репутации фирмы?

— Ради Бога! — Это было тяжелое утро. Питерсон снова обыграл меня в теннис, а сейчас прервали важный разговор по телефону. — Прошу прощения, — проговорил я в трубку самым милым голосом, на какой был способен, — не могу ли я перезвонить вам через пять минут? Здесь срочное дело… депеша из Нью-Йорка… Большое спасибо.

Я с грохотом положил трубку и приготовился превратить своих помощников в котлету.

— Какого дьявола вы отнимаете у меня время пустяками? — вскипел я. — Ваше дело беречь мое время, О'Рейли, а не тратить его! А вы, Питерсон, наняты, чтобы заботиться о моей безопасности. Вместо этого вы топчетесь здесь в нерешительности, не в силах разобраться, что это за подарок от фирмы «Фортнам энд Мэйсон»! Скажите этому парню, пусть тащит корзину сюда! Все мы хорошо знаем, что мисс Слейд не террористка! Я надеюсь лишь на то, что у нее хватило сообразительности прислать для меня хорошую бутылку бренди, хотя один Бог знает, заставит ли меня ваше дурацкое поведение выпить что-нибудь крепкое в одиннадцать часов утра!

Оба исчезли. Я записал поперек страницы блокнота кое-какие цифры. Наконец вернулся Питерсон с молодым человеком, толкавшим перед собой тележку носильщика с большой плетеной корзиной на ней.

— Господин Ван Зэйл? — нервно спросил он с произношением, присущим представителям высшего английского общества. Несмотря на его рабочую одежду было видно, что это не обычный рассыльный. Неужели безработица действительно достигла таких масштабов, что юноша, едва окончивший привилегированную школу, был вынужден работать рассыльным? Я подумал, что дело, должно быть, не в этом.

— Несите в комнату, — проговорил я, глядя на рассыльного, — и поставьте около камина.

— Да, сэр.

Тележку подкатили к указанному месту, и с нее сняли корзину.

О'Рейли дотронулся до ее верха.

— Черт возьми, большое спасибо, — в растерянности проговорил юноша и отошел в сторону, явно не зная, что ему делать дальше. Во мне вспыхнула искра веселья.

— Вы должны сделать что-то еще? — спросил я, направляясь к нему.

— Нет, сэр. Хотя… Не желаете ли вы, чтобы я открыл вам корзину?

— Почему бы и нет? Посмотрим, что шлет мне мисс Слейд!

— Сэр, — одинаково забеспокоились О'Рейли и Питерсон, — но я движением руки умерил их служебное рвение.

— Если в этой корзине бомба, — весомо сказал я, — то нашего юного друга разнесет в клочья вместе с нами. — Вы давно знаете мисс Слейд? — спросил я юношу.

— Не встречался с ней ни разу в жизни, сэр, — объявил тот и густо покраснел, поднимая крышку.

Он оказался отъявленнейшим из всех лгунов, с которыми мне приходилось встречаться.