Дмитрий Лесной - Русский преферанс

• Название: Русский преферанс
• Автор: Дмитрий Лесной
• Издательство: Издательский Дом «РЦБ»
• Жанр: Развлечения
• Год: 1998
• ISBN: 5-900552-02-0

Под одной обложкой собран богатейший материал по теории, истории и культурологии популярнейшей карточной игры российской интеллигенции. Впервые за почти двухвековую историю преферанса написан полный и подробный учебник ― с анализом технических приёмов розыгрыша, сборником великолепных и малоизвестных этюдов и задач, с привлечением теории вероятностей и большого опыта профессионального игрока. Исторический очерк дополнен галереей портретов: Некрасова, Белинского, Толстого, Тургенева и др. В книгу включены шесть произведений русской литературы, посвящённых исключительно преферансу. Привлекательной частью книги является описание шулерских приёмов, коллекция «пляжных историй» и шулерских баек. Редкие иллюстрации на тему игры собраны по музеям и частным коллекциям. Книга предназначена для широкого круга читателей.

---

«Он обедал у нас и после обеда предложил Некрасову и Панаеву сыграть в преферанс. Играли недолго. Панаеву надо было ехать куда-то на вечер, и он уехал. А… (Панаева не называет Афанасьева полной фамилией, но она установлена с полной достоверностью) предложил Некрасову сыграть в банк.

— Я давно не играл в банк, — сказал Некрасов.

— Ну, ставьте рубль. — сказал А…, тасуя карты.

Некрасов написал мелом рубль, прикрыл карту и, пока ставил небольшие куши, всё выигрывал.

— Вот какое вам счастье, — говорил А… с досадою.

— Ну, не злитесь, — сказал Некрасов и поставил все 25 рублей, которые выиграл.

Карта его была убита.

Некрасов опять поставил 25 рублей и проиграл их.

Терминов я не припомню, но в какой-нибудь час Некрасов проиграл 1000 рублей.

Я удивилась тогда спокойствию, с которым играл Некрасов, всегда запальчивый в игре. Несмотря на уговаривание А… продолжать игру, убеждавшего, что проигравший может отыграть свои деньги, Некрасов, вставая из-за стола, сказал:

— Нет! Больше не хочу играть. Сейчас вам принесу деньги.

Получив деньги, А… уехал.

Некрасов сидел в раздумье у стола и сказал:

— Что за странность? Маленький куш ставил — выигрывал, а большой куш стал ставить — карта бита!

В это время пришли трое постоянных наших молодых гостей. Увидев, что раскрыт ломберный стол, они заметили Некрасову, что давно не играли с ним в преферанс, и стали играть, как обыкновенно, по четверти копейки.

Сдавались те самые карты, которыми метал банк А… Некрасов, взяв карты, вдруг сказал:

— Господа, позвольте эту сдачу не считать, мне нужно осмотреть карты, — и он стал рассматривать их.

Играющие и я с удивлением следили за Некрасовым, который пристально расследовал их. Когда он окончил осмотр карт, то спокойно сказал:

— Сдавайте.

Его стали спрашивать, зачем он рассматривал карты.

— Мне нужно было.

Играя, Некрасов всё время шутил.

Когда гости, поужинав, ушли, Некрасов, взяв колоду карт в руки, сказал:

— Посмотрите, каждая карта отмечена ногтем. Ай да молодец, вот для чего отпускает себе длинные ногти!»

Рассказ Панаевой выглядит в высшей степени достоверно, особенно если прочесть роман Афанасьева-Чужбинского «Петербургские игроки»[42] — книгу, написанную если без большого художественного озарения, зато с огромным знанием игры и шулерских приёмов. В книге «Очерки прошлого» (три издания при жизни автора) Афанасьев-Чужбинский подробно описал карточную игру своего времени, в том числе и преферанс.

Грановский Тимофей Николаевич (1813–1855)

Русский историк, профессор Московского университета, «западник», чья известность в качестве прототипа одного из главных «бесов» Достоевского, увы, далеко превзошла его известность как учёного. В записных тетрадях к роману Достоевский именовал героя напрямую Грановским, хотя в беловом тексте романа «на всякий случай» отвёл от себя подозрение в сочинении пасквиля и указал, что Степан Трофимович Верховенский — «только подражатель» по сравнению с таким, как Грановский. А. Я. Панаева, описывая своё пребывание в гостях у Грановских осенью 1852 г.,[43] свидетельствует:

«Грановский в это время уже не ездил по вечерам в клуб, а раз в неделю у него собирались трое родственников его жены и играли в преферанс по самой ничтожной цене».

Очевидно, Грановский играл в преферанс — или по крайней мере в иную коммерческую игру — и в клубе; Панаева приводит по памяти монолог Грановского, где он оправдывается «за прошлые грехи»:

«Я случайно сел играть в азартную игру; один мой клубный всегдашний партнёр в коммерческую игру стал приставать ко мне, чтоб я сел за него играть в палки,[44] потому что он страшно проигрался. Я сел, и на несчастье мне страшно повезло, я отыграл ему половину проигрыша. На другой вечер этот же господин опять пристал ко мне, чтобы я отыграл ему и остальную половину, играя с ним в доле. Везло мне опять невероятное счастие, и я на свою долю выиграл более 1000 рублей. На эту тысячу я стал играть уже один, и мне везло до смешного… Но, как всегда, нашла и полоса несчастья. В один вечер я проиграл несколько тысяч, — все, что выиграл раньше, и ещё долг сделал. Ну, тут я пошёл отыгрываться и запутался… Мне теперь самому кажется невероятным, как я мог допустить себя до такого невероятного нравственного падения, — но какое заслуженное наказание я испытал, когда один шулер сделал мне предложение вступить в их компанию!.. Часто просыпаюсь ночью от кошмара: вдруг приснится, что я опять играю в клубе!..»

Не совсем ясно, скопировала ли Панаева манеру изъясняться у Верховенского-Грановского из «Бесов» или воспроизвела подлинные слова Грановского, но сходство речи Верховенского, изобилующей восклицаниями и горестными репликами, со словами Грановского в передаче Панаевой не вызывает сомнений. Существует множество свидетельств об игре Грановского, — однако мемуаристы, уделяя внимание именно азартным играм, оставляют без внимания его игру в преферанс. В частности, И. И. Панаев, записавший ту же «исповедь о картах» (обращенную в монолог Грановского) в своих «Литературных воспоминаниях», заканчивает её репликой: «…я даю вам слово, что не буду брать этих проклятых карт в руки…» Версия Панаевой, писавшей свои мемуары позже, вызывает больше доверия — мемуаристка совсем не была склонна «лакировать действительность».

Тургенев Иван Сергеевич (1818–1883)

«Избалованный русский барич, что между прочим с известной прелестью отражалось на его произведениях», — так охарактеризовал этого писателя близкий друг и сосед Афанасий Фет в своих «Воспоминаниях». До конца жизни Тургенев был скорей шахматистом, чем картёжником; о последнем годе жизни Тургенева вспоминает Я. П. Полонский:

«Тургенев был искусный шахматист, теоретически и практически изучил эту игру и хоть давно уже не играл, но мог уступить мне королеву и всё-таки выигрывал».

Об «увлечениях» Тургенева вспоминает также П. Д. Боборыкин: «Тургенев предавался разным видам любительства: он был охотник, шахматный игрок, знаток картин, страстный меломан».

Сведений о тургеневской игре в карты сохранилось очень мало, однако его оценка игры Белинского в преферанс как более чем посредственной, а также история о том, как он подтасовал бедному критику восьмерную в червях так, чтобы тот остался без четырёх,[45] служит бесспорным доказательством того, что по крайней мере в 1840-е годы в России Тургенев играл именно в преферанс. В более поздние годы Фет навестил Тургенева в поместье Виардо и свидетельствовал о первом же проведённом вместе вечере: «Приехал домашний доктор, составился вист, хозяйка села за рояль» — и т. д. О следующих днях в обществе Тургенева, Луи Виардо и «домашнего доктора» там же: «…утренние партии на биллиарде, а к вечеру, кроме музыки и виста, серебряные голоса девиц»; иначе говоря, в поместье Виардо вист — предшественник преферанса — был делом ежедневным. Тургенев, видимо, ограничивался игрой в коммерческие игры, но, в отличие от Фета, никогда своё «неумение» не афишировал, — как большинство шахматистов он играл достаточно хорошо.

Фет (Шеншин) Афанасий Афанасьевич (1820–1892)

Поэт, по выражению Тургенева, «малый превосходный, милый, забавный — и, по-своему, весьма умный». Автор трёхтомных мемуаров, в которых чуть ли не половину страниц занимает описание охотничьих подвигов автора, но считанные строки — игра. Во время учения в Московском университете был близким другом поэта Аполлона Григорьева, живя у которого сдружился с правоведом Калайдовичем, в чьём доме на Плющихе стал бывать. Рассказывая об этих посещениях, Фет сознаётся:

«Чтобы не сидеть сложа руки, мы раскидывали ломберный стол и садились играть в преферанс по микроскопической игре, несмотря на мою совершенную неспособность к картам», — речь идёт, видимо, о 1842–1843 гг.

Позднее, став профессиональным военным, Фет неизбежно соприкасался с играющими в карты и оставил множество свидетельств об игре и отношении к игре. Рассказывая о «молодом, небольшого роста корнете Ревелиоти», он пишет: «Жажда деятельности при полной обеспеченной праздности нашла у юноши единственный исход в азартной игре. Весёлый Ревелиоти жаждал не выигрыша, а волнений, и хотя не раз приходилось ему выписывать от отца денег, тем не менее в большинстве случаев карты любили его и в полку говорили, что не далее как вчера он выиграл у Кудашева 1000 рублей и у молодого корнета Бражникова 1500 рублей». Фет пишет ниже об офицерах своего полка, то и дело проговариваясь: «К числу бесшабашной молодёжи, не чуждавшейся банка и штосса, надо причислить и рослого красивого Потапова» — и т. д. Рассказывая о богатом помещике Алексее Фёдоровиче Бржесском, к жене которого Фет был неравнодушен, мемуарист без большого осуждения пишет о «весьма сильной страсти» Бржесского к картам, о том, как тот перед поездкой за границу проиграл все деньги, приготовленные на поездку, пришёл к жене каяться, но она, проснувшись на минутку, сказала, чтобы он взял из её саквояжа 500 рублей: «Ты отыграешься». К четырём же часам утра Бржесский вернулся, «отыграв весь свой значительный проигрыш, присовокупив к нему 5000 рублей выигрышу».