Дидье Эребон - Мишель Фуко

• Название: Мишель Фуко
• Автор: Дидье Эребон
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Прочая документальная литература
• ISBN: 978-5-235-03120-3

Мишель Фуко (1926–1984) — один из наиболее влиятельных мыслителей второй половины XX века. Испытав множество идейных и культурных воздействий, он сумел найти свой неповторимый стиль мышления и свою тему — изучение отношений личности с обществом, в том числе с такими общественными институтами, как психиатрия, медицина и тюремная система. Отвергая любые формы подавления личности, Фуко активно протестовал как против коммунизма, так и против демократии западного типа. Громкая известность философа привела к тому, что его книги вышли за грань «чистой науки», став подлинными интеллектуальными бестселлерами на Западе, а затем и в России. Первая выходящая по-русски биография Фуко принадлежит перу известного историка философии Дидье Эрибона. Многочасовые беседы с героем книги позволили автору осветить не только творчество французского мыслителя, но и его тщательно скрытую от посторонних и окруженную слухами личную жизнь.

---

Мишель Фуко и Жан-Мари Доменак также получают свою порцию: их задерживают вместе с дюжиной соратников 1 мая 1971 года у ворот парижской тюрьмы «Санте», где они раздавали листовки с призывами уничтожить криминалистические досье. Фуко обращается с жалобой на «незаконное задержание в общественном месте, публичное оскорбление и умышленное нанесение увечий легкой степени тяжести». Процесс закончится прекращением дела за отсутствием состава преступления.

ГИТ неистощима, она практикует все новые и новые формы протеста. Когда в июне 1972 года шестеро бунтовщиков города Нанси предстанут перед судом, группа вознамерится предать слушания огласке. В венсеннском театре Картушри после спектакля «1793», поставленного труппой Арианы Мнушкин, зрителям было предложено остаться в зале. Перед ними было разыграно в лицах слушание дела, восстановленное по стенограмме. Фуко исполняет роли охранника или судьи[363]. Чтобы оказывать заключенным юридическую помощь, Фуко предлагает создать специальную ассоциацию: в компании с Жилем Делёзом он отправляется к вдове Поля Элюара, которая соглашается взять под свое крыло «Ассоциацию защиты прав заключенных», президентом которой стал писатель Веркор[364].

«Группа информации о тюрьмах» успешно развивалась: ее комитеты создавались по всей Франции. И хотя инициатива по большей части исходила от маоистов, волны деятельности выплескивались за пределы левацких кругов — адвокаты, врачи, священнослужители активно включались в работу. Вокруг группы сплотились две или три тысячи человек, но так продолжалось недолго. Верный заявленным в самом начале принципам, Фуко хотел, чтобы говорили сами заключенные и те, кто вышел из тюрьмы. В декабре 1972 года Инициативный комитет заключенных выпустил свою первую брошюру. Этот комитет возглавлял Серж Ливрозе, который провел много лет в меланской тюрьме. К его книге «От тюрьмы — к восстанию» Фуко написал предисловие. «Книга Сержа Ливрозе, — говорит он, — выросла из движения, которое на протяжении многих лет развивается в тюрьмах. Я не хочу сказать, что она „отражает“ мысли всех или даже большинства заключенных. Я лишь обращаю внимание на то, что она является фрагментом борьбы, что она рождена этой борьбой и сыграет в ней определенную роль. Это яркое оригинальное воплощение некоторого опыта и некоторых народных представлений о законе и незаконности. Философия народа»[365].

Инициативный комитет заключенных очень быстро отмежевался от своих почтенных крестных. Серж Ливрозе очень резко отреагировал на анонимное интервью Мишеля Фуко о правонарушениях и незаконности, напечатанное в «Liberation».

«Все эти аналитики только мешают нам, — заявил Серж Ливрозе 19 февраля 1974 года. — Мне не нужны посредники для того, чтобы высказаться и объяснить, кто я»[366].

В это время «Группа информации о тюрьмах» уступила место новой организации. Однако ритм был сломлен. «Они продолжают наше дело, но насколько эффективно?» — с горечью спрашивают Даниэль Дефер и Жак Донзело, говоря об активистах Инициативного комитета в итоговой статье, вышедшей в 1976 году[367].

После самороспуска ГИТ Фуко, должно быть, тоже испытывал горечь и чувство поражения. «Мишелю казалось, что мы ничего не добились», — говорил Жиль Делёз в интервью 1986 года[368]. Делёз утверждает, что Фуко очень дорожил этой «авантюрой», этим «опытом», проверявшим на прочность новую концепцию ангажированности интеллектуалов: действовать не во имя высших ценностей, а исходя из реальностей, на первый взгляд незаметных. Показать недопустимое и то, что в недопустимой ситуации делает ее действительно недопустимой. Однако «Группа информации о тюрьмах», добавляет Делёз, была также «способом самовыражения». Поэтому, по мнению Делёза и вопреки тому, что думал Фуко, группа кое-чего добилась.

«Сложился новый тип обсуждения проблем тюрем, в котором участвуют как заключенные, так и — иногда — другие люди, которого до этого не существовало»[369].

В лекциях, которые Фуко читает в Коллеж де Франс, вопросы правосудия и уголовного права занимают видное место. В 1973 году в соавторстве с небольшой исследовательской группой он публикует книгу Пьера Ривьера, молодого человека, которого судили в начале XIX века за убийство матери, брата и сестры. «Мы хотели исследовать связи между психиатрией и уголовным правом. Работая над этой темой, мы наткнулись на дело Ривьера», — пишет Фуко в предисловии[370]. Мишель Фуко решил опубликовать рассказ о преступлениях, излитый на бумагу самим убийцей, а также досье следствия и другие материалы, касающиеся психиатрических консультаций, приговора, пребывания в тюрьме и самоубийства. Он объясняет, что именно заинтересовало его в этом деле:

«Документы подобного рода позволяют анализировать формирование и игру знания (такого как медицина, психиатрия, психология) в его взаимоотношениях с институтами, наделенными некоторыми функциями (такими как институт правосудия, включающий фигуры эксперта, обвиняемого, душевнобольного преступника и т. д.). Они позволяют осмыслить отношения власти, подавления и борьбы, внутри которых вырабатываются и реализуются дискурсы; то есть позволяют анализировать дискурс (в том числе и научный), являющийся одновременно привязанным к событию и политическим, то есть стратегическим. Наконец, они выявляют власть болезни, проявляющейся в дискурсе, подобном дискурсу Пьера Ривьера, а также всю совокупность тактик, позволяющих придать этому дискурсу особый статус, втиснуть его в некоторые рамки и признать его субъекта сумасшедшим или преступником»[371].

Примерно о том же самом говорил Фуко в инаугурационной лекции! Вместе с тем анализ перешел из области дискурсов в область институтов, от порядка дискурса к социальным практикам. Последовали другие выступления, посвященные правосудию и тюрьме: предисловия, статьи, интервью, дебаты, конференции. В частности, против смертной казни. Эту борьбу Фуко ведет особенно активно. В 1976 году он откажется от приглашения отобедать с президентом Валери Жискар д’Эстеном, отказавшим в помиловании Кристиану Рануччи.

Одна из самых прекрасных книг Фуко — а быть может, самая прекрасная — «Надзирать и наказывать» вышла в 1975 году с подзаголовком «Рождение тюрьмы». Фуко сменил точку видения. Мы уже не стоим у ворот тюрьмы. Пред нами дискретность и локальность исторических исследований, метод, который он противопоставит уюту традиционной линейной исторической мысли.

«Эта книга рождена настоящим в большей степени, чем прошлым», — говорит Фуко. Он намерен воссоздать «историю настоящего»[372].

В борьбе, разворачивавшейся вокруг тюрем, Фуко занимала технология биовласти, подчиняющая тело человека. Что такое тюрьма? Как совершается переход от вопиющих пыток былых времен к немоте заточения? «Наследие средневековых застенков? Скорее новая технология: с XVI по XIX век оттачивалась вся совокупность процедур, направленных на то, чтобы группировать, контролировать и натаскивать людей, делать их более „покладистыми и полезными“. В больницах, армии, школах, коллежах и мастерских в классическую эпоху формировался целый комплекс способов подчинения, управления человеческими телами и манипулирования их возможностями: упражнения, домашние задания, ручной труд, оценки, иерархия, экзамены, регистрация. Имя ему — дисциплина. Конечно, XVIII век ввел свободы, однако они легли на солидный и прочный фундамент — дисциплинарное общество, существующее поныне. Следует определить, каково место тюрьмы в образовании этого общества надзора».

Фуко пытается выявить роль, которую сыграли в этом процессе «гуманитарные науки»:

«Современная карательная система не осмеливается признать, что она наказывает за преступления; она претендует на большее и заявляет, что перевоспитывает преступников. Вот уже два века, как она сосуществует с „гуманитарными науками“. Она гордится этим, полагая, что нашла способ не краснеть за себя: „Возможно, полной справедливости еще не удалось достичь, потерпите, посмотрите, я набираюсь знаний“. Но разве могут психология, психиатрия или науки о преступности служить оправданием современному правосудию? Их история показывает, что они формировались при помощи той же технологии. Под человековедением и гуманностью наказаний скрываются то же дисциплинарное воздействие, смешанная форма подчинения и объективизации, те же „власть-знание“. Можно ли возвести современную мораль к политической истории телесности?»[373]

Как и в «Истории безумия» и «Рождении клиники», Фуко отказывается от канонических текстов философской традиции и «копается» в полицейских документах и реформаторских проектах. «Буржуазия выражается без обиняков не через Гегеля или Огюста Конта, — говорит он в одном из интервью. — Сознательная, организованная, продуманная стратегия ясно прочитывается не в этих сакрализованных текстах, а в малоизвестных документах, воплощающих эффективный дискурс политического акта»[374]. Книга «Надзирать и наказывать» имела большой успех. Страницы, посвященные Дамиану и жестокости наказаний в XVIII веке, которыми открывается книга, многократно цитировались. Так же как и образ тюрьмы — замкнутого в себе дисциплинарного пространства, наказывающего правонарушения, которое власти пытаются контролировать. «Паноптикум» — подробно описанная Фуко система тюрьмы. Она создана Джереми Бентамом. Ее конструкция предполагает некий центральный пункт, откуда можно было, оставаясь невидимым, постоянно вести наблюдение за всеми. Эта позиция стала символом техники надзора, нормализующих санкций, организации карательных институтов с институциональным размещением людей, о чем будет столько говориться в семидесятые годы. Созревшая и возмужавшая в перипетиях борьбы книга «Надзирать и наказывать» должна была, в свою очередь, споспешествовать этой борьбе.