Александр Листовский - Конармия[Часть первая]

• Название: Конармия[Часть первая]
• Автор: Александр Листовский
• Жанр: О войне
• Год: 1974

Роман участника гражданской войны, прошедшего в рядах Первой Конной армии путь от рядового бойца до командира полка. В романе описано зарождение Первой Конной в 1918 году и ее боевые действия.

---

Прорывом на Грубешов заканчивалась для Конной ар-ми кампания на Юго-западном фронте. Спустя несколько дней она начала движение в район Луцка и Ровно для доукомплектования.

По улицам большого, разбросанного среди леса села проезжали подводы, штабные тачанки, одиночные всадники. Груженые и негруженые подводы расположились вдоль палисадов. Тут же были раскинуты коновязи. На задах дымили походные кухни. У колодцев с скрипучими журавлями поили лошадей. Свободные от службы бойцы копошились в седельных вьюках, чинили обмундировку или покуривали на лавочках за воротами.

Вечерело. На сельской площади играла гармошка. Оттуда доносились крики, смех, взвизги молодиц.

На другой стороне площади было тихо. В небольшой хате третий день заседал Реввоенсовет Конной армии.

Взводный Ступак, старый солдат-кирасир, переведенный из 4-й дивизии в эскадрон штаба армии, сидел вместе с бойцами на завалинке хаты, где происходил военный совет, и, пошевеливая желтыми усами, молча курил самокрутку. Остальные красноармейцы — их было шесть человек — слушали пожилого бойца с морщинистым лицом.

— А вот был у нас еще Усенко Матвей Ликсеич, — рассказывал он. — Нашим эскадроном командовал. Отчаянной храбрости человек, а уж душевный-то! Если б не он, то я бы уж давно раков кормил.

— Почему раков? — спросил сидевший рядом чернявый боец.

— Да очень просто — утонешь, так покормишь!

— Так он что, спас тебя?

— Спас, — подтвердил рассказчик. — Нам под Каневом в восемнадцатом году кадеты гайку прижали, обошли со всех флангов, коноводов захватили. Вот мы, значит, и драпаем пешим порядком. Бачь — речка! А пловец с меня, как с топора. «Ну, — думаю, — дорогая Параша, не видать тебе твоего Сашу». Так бы и было, если б не Усенко. Он сам раненый, а меня к своей ноге привязал и через Днепро на тот берег переправил. Форменный командир, дай бог ему здоровья, душевный человек!

С поля налетел порыв сильного ветра. Закачались, зашумели вершины деревьев, а по большой луже посреди площади пронеслась быстрая рябь.

— Как бы опять дождя не было, — сказал чернявый боец.

— Какой может быть дождь при этаком ветре? Все поразгонит, — возразил Ступак, посмотрев на быстро бегущие тучи.

Наступила тишина. Только слышно было, как сквозь плотно прикрытые окна из хаты доносился неясный гул голосов.

— Ребята, а кто из вас о Криушове слыхал? — поинтересовался молодой боец со странной фамилией Михолапа.

— Ты за какого Криушова говоришь? За Петра Илларионовича? — спросил взводный Ступак. — Я у него в восемнадцатом году на квартире стоял. Так он…

— А ну, помолчите, взводный, нехай ребята скажут, — перебил Михолапа. — Не знаете? — обратился он к бойцам. — То-то вот. А как же другие протчие, обратно сказать — пацаны, для которых мы свободу завоевываем, узнают об этом? Об таких геройских людях?.. Эх, будь я грамотный, так обеими руками описал бы эти дела-случаи!

— Ты давай не тяни! Скажи, кто ж это был Криушов? — спросил пожилой боец со шрамом.

— Ну ладно, послушайте, — согласился Михолапа. — Начинаю разговор о Петре Ларионыче Криушове! — произнес он торжественно. — Было это, братцы, в прошлом году. Я тогда служил еще не в Конной армии, а в Железном казачьем полку. И командовал нами, казаками, тот товарищ Криушов. И до чего хороший был! И личностью и походкой легкий. Глаза голубые. Ростом высок.

— Офицер? — спросил чернявый боец.

— Какой там офицер! Вахмистр. Он из старой армии в Красную гвардию перешел, а потом к нам в полк его назначили. И вот едем один раз на самой зорьке всем полком по-над Донцом. Вдруг что такое? Прямо с реки, с тумана конный выезжает. Конь под ним еле идет, шатается. Подъезжает до нас этот самый человек с сообщением, что на том берегу сильный бой. Это особая дивизия генерала… Как его?.. Позабыл! Тундуткина, что ль?.. Нет, как-то иначе.

— Это неважно, как его звать. Все они одинакие. Давай говори дальше, — сказал взводный Ступак.

— В общем, белые, целая дивизия, ихний красноказачий полк окружили. А их троих послали за помощью. Так два потонули вместе с конями. Он один остался. А тут и мы слышим, что на той стороне аккурат у станицы Гундоровской стрельба поднялась и кричат что-то, а что — не поймешь… Ну что тут будешь делать? И своих выручать надо и моста нет! Его когда еще кадеты взорвали. Только и можно что вплавь.

— А почему не вплавь? Мы так-то под Воронежем через речку плыли, — сказал чернявый боец.

— Так то речка! — Михолапа зло посмотрел на него. — А разве Донец — речка! Его ж на полторы версты раздуло. Море сплошное. Волны ходят. Апрель месяц. Это ж понимать надо. Льдины плывут. Холод. Кости костенеют. Сердце заходится. Это ж не книжку читать, лежа на печке!

— Ладно, ты дело говори, — поторопил Ступак.

— А разве, взводный, это не дело? — обиделся Михолапа. — Самое дело. Ну да ладно. Послушал Криушов, а бой все сильней. Вот он с лица сменился и говорит: «Товарищи красные бойцы революции! Орлы-казаки! Слышите, как наши товарищи погибают? Не было и не может быть такого, чтоб в беде бросить товарищей. Идем на помощь! А кто на себя не надеется, у кого гайка слаба — оставайся. За мной!» — и въезжает в самые волны. Мы за ним, и, сказать правду, осталось на том берегу только два казака, и только потому, что у них были слабые кони. Въехали мы в Донец, взяли коней за хвосты и поплыли.

— А оружие как? — спросил боец со шрамом.

— Оружие поверх седел поцепляли. И вот уже па стремя выплываем, а я вижу — некоторые кони начинают тонуть. Вы видали, братцы, как кони тонут?.. Нет? То-то и оно. Сперва она начинает круги делать. Это значит — из сил выбилась. Видит, что ей до берега не дотянуть. И вот она в дыбки, в дыбки, а потом как заржет, да так жалобно, и в воду с головой, и только пар над тем местом. Ну и казак тоже за ней. Куда ж ему деться?

— И много вас там потонуло? — поинтересовался чернявый боец.

— Много. Переправилось нас сотни четыре. Значит, с сотню казаков в Донце осталось… Ну а как переправились, и пошла крушить! Погнали кадетов. Немного их живыми ушло.

— А Криушов?

— Криушов в Донце остался. Коновод после сказывал, что он на его коня не надеялся. Конь был, конечно, хороший, но старый. Коновод видел, как он начал кружить, и уже хотел голос подать, да Криушов приказал ему молчать. Видно, сомневался, чтобы среди казаков пе получилось смятения. Понимаете, какое дело? Своей жизнью пожертвовал.

— Памятник надо бы на том месте поставить, — как бы заключая разговор, тихо сказал чернявый боец при общем молчании.

Ступак притушил папироску, поднялся с завалинки и заглянул в хату. Там уже давно горел огонь. Ворошилов сидел за столом в красном углу, слушал Морозова, выступавшего в эту минуту, и, видимо соглашаясь с ним, утвердительно покачивал головой. Буденный поместился правее него. Перед ним лежала развернутая тетрадка, в которой он записывал что-то. Рядом с ним сидел Щелоков — заместитель начальника основного штаба Конармии, дородный человек, с тщательно расчесанным пробором и черными, закрученными кверху усами. За его спиной стоял, скрестив руки, стройный белокурый военный — начальник политуправления армии Суглицкий. Он, видимо, был не совсем здоров, потому что-то и дело кашлял в платок, отчего на его бледных щеках проступали розовые пятна. Напротив них, спиной к Ступаку, сидели командиры, комиссары дивизий и, еще какие-то незнакомые ему люди. Среди собравшихся произошло движение: слово взял Ворошилов.

Ступак не мог слышать Ворошилова и только видел, как он жестикулировал, словно хотел убедить кого-либо в правоте своих слов. Он разводил руки в стороны и, словно пригребая воздух, прикладывал их к широкой пруди.

«Эх, и до чего худ стал Климент Ефремович!» — подумал старый солдат, любовно оглядывая Ворошилова. На этом заседании Реввоенсоветом был поднят, обсужден и решен целый ряд важнейших вопросов. Но с ними уже было покончено, и Ворошилов говорил об общих задачах. Поставленная под Замостьем в тяжелое положение, армия при выходе из кольца находилась все время в упорных, кровопролитных боях. «Но, — говорил Ворошилов, — после каждого хорошего боя — а их в истории Первой Конной так много — бойцы делались еще выносливее, полки духовно крепче, армия еще непобедимее, для врага смертельно страшной…» После этого Ворошилов сказал, что армия понесла значительные потери и особенно среди политического состава. Поэтому делегация, выделяемая Реввоенсоветом для поездки в Москву, должна настоять на немедленном командировании в Конную армию не менее пятисот человек политработников. И это надо сделать как можно скорее, потому; что Конармия должна быстро доукомплектоваться и выступить походом на Южный фронт для ликвидации Врангеля.

Ворошилов говорил, и озабоченное выражение не покидало его. Он не мог еще знать, что делегацию примет Лицно Калинин, который удовлетворит не только все насущные нужды Конармии, но вместе с подарками от рабочих Питера, Тулы, Москвы пришлет конармейцам двадцать вагонов теплого обмундирования, автомашин и боевое снаряжение. Пока только одно обстоятельство радовало и утешало его: он, как и все присутствующие на Совещании, уже знал, что по приказу Ленина, неустанно следившего за каждым шагом Конармии, из глубинных центров России двинуты маршевые полки для укомплектования армии. Прибытия этих кавалерийских полков можно было ждать в самые ближайшие дни… В хату быстро вошел Зеленский.