Александр Листовский - Конармия[Часть первая]

• Название: Конармия[Часть первая]
• Автор: Александр Листовский
• Жанр: О войне
• Год: 1974

Роман участника гражданской войны, прошедшего в рядах Первой Конной армии путь от рядового бойца до командира полка. В романе описано зарождение Первой Конной в 1918 году и ее боевые действия.

---

Сидоркин нажал щеколду.

— Сюда, товарищ квартирмист?

Гуро отрицательно качнул головой.

— Нет, здесь сначала посмотрим, — сказал он, открывая противоположную дверь.

В светлой горнице за ткацким станком сидела смуглая девушка.

— Здравствуй, красавица, — ласково поздоровался Гуро, внимательно посматривая на стоящие вдоль стен сундуки. — Ты, что ли, хозяйка?

— Ни. Тату… — высоким голосом ответила девушка.

— А где твой тату?

— А в хате.

— Ну, ну…

Гуро прошел через сени и, толкнув дверь, ступил в другую половину. Сидоркин вошел вслед за ним.

В хате стоял приятный запах свежеиспеченного хлеба. Косые лучи солнца, пробиваясь сквозь маленькие окна, светлыми пятнами играли на чистом полу. На кровати за кисейной занавеской, укрывшись рядном, кто-то лежал. Гуро, сильно стукнув, положил карабин на лавку подле стола.

— Галька, це ты? — спросил заспанный женский голос.

— Вставайте, хозяева, гостей принимайте! — бодро и весело сказал Гуро.

Послышалось бормотанье, шепот, и из-за занавески мелкими шажками вышла худая старушка. Гуро, взяв под козырек, поклонился.

— Здорови булы, бабуся! — поздоровался он.

— Здравствуй, здравствуй, коханый, — быстро заговорила старуха. — Я и то чую, ходыт хтось по хати, думала, це наша Галька.

— Дочка, что ль? — поинтересовался Сидоркин.

— Внучка. Внучка наша, сынок.

— Ты, бабуся, кислого молочка нам не достанешь? — спросил Гуро.

— Шо ты, коханый! И-и! Хиба ж дадут ему скиснуть? Тут за утро войсков проходило!..

— Может быть, сметаны найдешь?.. Ты не беспокойся, бабуся, мы деньгами заплатим.

Старуха развела сухими тонкими ручками.

— Ну, шоб пораньше трошки, — с огорчением в голосе проговорила она. — Була ведь сметана! Конные тут заизжали — дохтурь в очках и ще якийсь с трубой. Зьилы сметану. Цилый глечик! От исты горазд цей дохтурь! А чай пье, як за уши лье, — наливать не успеешь!

— И не заплатили, поди? — спросил Гуро.

— Зачем? Ни! Гроши отдали… Так я пиду пошукаю, в погреби молоко свежиньке есть.

— Ну, ну, принеси.

Старуха быстро засеменила к дверям.

Гуро сделал знак Сидоркину. Тот с равнодушным видом вскинул винтовку за спину и пошел за старухой.

В хате дрогнули стекла. Гуро подошел к окну и, сильно толкнув, открыл забухшую раму. Вдали раскатывался пушечный грохот.

За спиной Гуро послышались шаги. Он оглянулся. Пожилой мужик в свитке с любопытством в выгоревших карих глазах смотрел на него.

— Здорово живете, хозяин! — сказал Гуро.

— Слава богу, — равнодушно ответил хозяин. — В гости заехалы?

— Ага. На минутку.

Мужик продолжал пытливо смотреть на Гуро. — Вы, бачу, з тех будете, шо ранком ще приезжалы? — спросил он, переводя взгляд с шашки на шпоры Гуро.

— Буденновцы мы! Слышал таких?

Мужик утвердительно кивнул головой.

— Як же! Це добри хлопци!

Вдали вновь послышалась канонада.

— Пид Почаевым монастырем наши бьются, — ска-вал мужик, посмотрев в сторону леса. — Видать, погнали гадючих панов… щоб…

Он не договорил. Фуражка слетела с его головы от сильного удара в висок. Мужик, испуганно ахнув, шарахнулся к дверям.

Гуро схватил карабин.

— А ну стой! — крикнул он, бросаясь вперед.

— Товарищу, що ты? Побийся бога! — свистящим шепотом заговорил мужик, пятясь к дверям.

Гуро щелкнул затвором.

— А ну, давай б люке!

Глядя на бандита широко раскрытыми от ужаса глазами, мужик подошел.

— Деньги живо гони! Иначе дух вон, понятно? Ну! — раздувая ноздри, крикнул Гуро.

В сенях кто-то затопал. Гуро порывисто повернулся к дверям.

Сидоркин, ухмыляясь, смотрел на него.

— Где бабка? — спросил Гуро.

— В погребе запер.

— Хорошо. Поди пока. Я тут разговор еще не закончил.

Сидоркин скрылся в сенях. С минуту послушав, что делалось в хате, он прошел к противоположной двери и заглянул в горницу.

Девушка продолжала ткать за станком. Сидоркин постоял у порога, затем решительно направился к ней.

— Так вас, барышня, Галькой зовут? — спросил он, присев рядом с девушкой.

— Галькой, — отодвигаясь по лавке и опуская глаза, тихо сказала она.

— Ишь, какая ты крепкая! — прошептал Сидоркин, сжимая ее колено вдруг задрожавшей рукой.

— Шо вы?.. Пустить!.. Я тату поклычу! — пытаясь освободиться, заговорила она.

Сидоркин молча достал из кармана револьвер.

— Пушку видала? — спросил он с угрожающим видом. — Только шумни — на месте угроблю…

… Солнце перевалило за полдень. Тяжкий зной стоял над пересохшей, землей. Ветер кружил по дорогам горячую пыль. Над степью дрожало мглистое марево; в нем, как мираж, тянулись бесконечные колонны обозов.

Гуро и Сидоркин поднялись на курган.

— Смотрите, товарищ квартирмист, как занялось, — сказал Сидоркин, повертываясь в седле и показывая в сторону хутора.

Гуро оглянулся. Там, где за изгородью виднелись золотистые шапки подсолнухов, поднималось густое облако дыма…

7

В боях под Дубно и в Хорупанских лесах, в жестоких сабельных рубках под Бродами и на подступах к Львову полки Конной армии потеряли треть боевого состава, но оставшиеся все так же бодро шли вперед.

В неотступном преследовании неприятеля прошел весь июль. 13 августа Конная армия с боем переправилась через Стырь и вышла на львовский плацдарм.

Около трех часов пополудни этого дня 11-я дивизия выходила на шоссе Броды — Львов, пролегавшее в сплошном сосновом лесу.

Начдив Морозов и Бахтуров стояли на пригорке подле дороги и поджидали подхода первой бригады. У подножья холма ординарец начдива Абрам, детина — косая сажень в плечах, проваживал лошадей.

В лесу было тихо. Только со стороны Львова изредка доносились глухие удары пушечных выстрелов.

Лошади пофыркивали, чутко прислушивались и били хвостами по подтянутым бокам, отгоняя надоедливых мух.

В глубине леса закуковала кукушка. Морозов послушала недовольно поморщился.

— Ишь ты, как мало! — сказал он вполголоса.

Улыбка тронула твердые губы Бахтурова.

— Да ты, никак, загадал, Федор Максимыч? — спросил" он, улыбаясь.

Морозов смущенно потеребил короткие усики.

— Ну что ты! — Он помолчал и тихо добавил: — Мальчишкой, верно, загадывал…

По дороге ехали рысью два всадника. В переднем, молодом, как-то особенно аккуратно подтянутом, Морозов узнал Литунова — начальника 4-й кавалерийской дивизии. Их связывала крепкая дружба еще с партизанского отряда Буденного, и теперь он смотрел на товарища с доброжелательным выражением на сильно похудевшем загорелом лице.

— Здравия желаем, товарищ Морозов! — бодро поздоровался Литунов, останавливая лошадь и подавая руку Морозову. — Здравствуй, товарищ Бахтуров! Вы чего тут, товарищи?

— Дивизию ждем. А ты откуда?

— У начальства был. Чай с сахаром пил. Малость попало. Трибуналом грозились, — отвечал Литунов, показывая в улыбке ровные белые зубы.

— За что?

— За Маслака, за черта. Опять напроказил.

— А он, Маслак, добром не кончит — сказал Бахтуров, не зная еще, что слова его будут пророческими.

— Я тоже так думаю, — согласился Литунов. — Ну ладно, друзья. Прощайте. Спешу!.. — Литунов пустил лошадь вскачь по мягкой обочине.

— Гляди, — сказал Морозов, — первая бригада подходит.

У поворота дороги замелькал красный значок. Послышалась песня. Звонкий тенорок запевалы, тщательно выговаривая каждое слово, звенел над рядами:

Поехал казак на чужбину далеку

На верном коне на своем боевом…

Он свою родину навеки покинул,

Ему не вернуться в отеческий дом, —

подхватил головной эскадрон последние слова, и песня с присвистом покатилась по лесу.

Колонна приближалась. Впереди ехал комбриг Колпаков — широколицый человек со светлыми щетинистыми усами. Увидев Морозова, он подъехал к нему.

— Значит, так, — сказал Морозов, постукивая плетью по голенищу. — Первой бригаде в резерв. Встанешь в Ксенж-Вельки на дневку.

Колпаков не без удовольствия поднял руку к фуражке.

— Хорошо. А то кони подбились, Федор Максимыч. Мне остаться?

— Не надо. Веди бригаду. Полки я посмотрю… А песни, между прочим, отставить.

Колпаков махнул песенникам и размашистой рысью пустился в голову колонны.

Мимо начдива потянулась первая бригада. Под Бродами она понесла сильный урон, и эскадроны недосчитывали многих бойцов. Морозов, знавший в лицо почти всех ветеранов, хмуря брови, поглядывал на суровые запыленные лица, мысленно отмечал потери…

Замыкая бригаду, шла батарея. Ее вел Гобар. Он ехал по обочине дороги и что-то говорил Калошке, указывая на коренной вынос второго орудия.