Робер Мерль - Остров

• Название: Остров
• Автор: Робер Мерль
• Жанр: Прочие приключения

События, положенные в основу романа, исторически достоверны: в конце XVIII века, после бунта на корабле «Баунти», кучка мятежных моряков сбежала с острова Таити, где их слишком легко могло обнаружить Британское адмиралтейство, и нашла себе убежище на пустынном островке Питкерн, затерянном в просторах Тихого океана и почти недоступном для высадки из-за рельефа берегов. Островок оказался плодородным, и мятежники могли бы жить там припеваючи до конца дней своих, если бы не начались распри между британцами и сопровождавшими их в этом странствовании таитянами.

---

— Мистер Парсел! — крикнул Мэсон с такой яростью, что Парселу показалось, будто он его сейчас ударит. — Никогда в жизни, мистер Парсел… Я не могу позволить… Это уж чересчур… Да как вы смеете так хладнокровно?..

Язык не повиновался ему, губы тряслись, тщетно он силился довести фразу до конца, начинал новую и опять не договаривал. Потеря речи удвоила его гнев; он сжал кулаки, видимо решив отказаться от дальнейших споров, и, неподвижно глядя в угол, добавил почти беззвучно:

— Больше нам разговаривать не о чем.

Он встал, круто повернулся, подошел к двери, открыл ее, шагнул, как заводная кукла, и исчез во мраке. Налетевший ветер хлопнул незакрытой дверью раз, другой, и только тогда Парсел сообразил, что надо заложить засов.

В раздумье он снова уселся за стол. В ярости Мэсона ему почудилось что-то граничащее с безумием.

— Эатуа! — воскликнула Ивоа. — Как он кричал! Как кричал!

Она сидела на кровати, поджав ноги и накинув на плечи одеяло.

— Он попросил меня об одной услуге, а я ему отказал.

Ивоа заключила из этих слов, что ее муж не склонен пускаться в дальнейшие объяснения. Ее грызло любопытство, но хороший таитянский тон запрещает женщине задавать вопросы, особенно своему танэ.

— Маамаа, — проговорила она, покачав головой. — Скажи, Адамо, — лукаво добавила она, — почему перитани так часто бывают маамаа?

— Не знаю. — улыбнулся Парсел. — Уж не потому ли, что у них слишком много табу?

— Ой, нет, — возразила Ивоа. — Вовсе не потому. У Скелета нет никаких табу, а он самый первый маамаа из всех… — И добавила: — Не будь он маамаа, он не оскорбил бы моих братьев, не исключил бы их из раздела.

Она замолчала и отвернулась с таким видом, будто и так сказала лишнее.

— Они на него сердятся?

— Да, — ответила Ивоа, не поворачивая головы. — Сердятся на вас. Очень.

Тон, каким были произнесены эти слова, встревожил Парсела, и он спросил:

— И на меня тоже?

— И на тебя тоже.

— Но ведь это же несправедливо! — возмутился Парсел.

Он встал с табуретки, присел рядом с Ивоа на кровать и взял ее руки в свои.

— Ты же сама видела…

— Видела, — согласилась Ивоа. — Они говорят, что ты обращаешься со своими друзьями, как с врагами.

— Неправда! — воскликнул Парсел, огорченный до глубины души.

— Они говорят, что Крысенок хотел отнять у тебя жену, а ты все-таки помешал Омаате его избить. А ведь это правда, — сказала она, неожиданно взглянув в лицо Парсела, и взгляд этот потряс его.

«И она тоже на меня сердится», — подумал Парсел. Он тяжело поднялся с кровати и зашагал взад и вперед по комнате. Одни его ненавидят, другие подозревают… Вдруг он до ужаса отчетливо почувствовал свое одиночество.

— А Меани? — спросил он, останавливаясь.

Ивоа снова отвернулась и проговорила так, словно не расслышала вопроса:

— Они говорят, что ты помешал Уилли убить Скелета.

— Убить! — воскликнул Парсел, закрыв ладонями уши. — Вечно убивать!

Он снова зашагал по комнате. И с горечью ощутил свое бессилие; нет, никому, даже Ивоа, он не сумеет растолковать мотивы своих поступков.

— А Меани? — повторил он, снова останавливаясь перед Ивоа.

Наступило молчание. Ивоа скрестила на груди руки и насмешливо ответила:

— Радуйся, человек! Меани любит тебя по-прежнему.

Лицо Парсела просветлело, а Ивоа обиженно протянула:

— По-моему, ты любишь Меани больше меня.

Парсел улыбнулся, снова подсел к Ивоа на кровать.

— Не будь такой, как ваине перитани…

— А какие они?

— Ревнивые.

— Вовсе я не ревнивая, — возразила Ивоа. — Вот Итиа, бегает же она за тобой, чтобы ты с ней поиграл. А разве я мешаю?.. Разве я кричу?..

Слова Ивоа ошеломили Парсела, и он не сразу нашелся что сказать. Затем спросил:

— А что говорит Меани?

— Защищает тебя. Говорит, что ты не такой, как все, и что нельзя судить тебя как остальных людей. Он говорит, что ты моа[15].

Взглянув исподлобья на мужа, Ивоа простодушно спросила:

— Это верно? Верно, Адамо, что ты моа?

Парсел чуть было не пожал плечами, но спохватился и снова зашагал по комнате. Святости, по таитянским представлениям, нельзя добиться путем героического самоотречения. Просто она присуща человеку. Святым бывают так же, как, к примеру, косолапым, то есть от рождения. Святость — чудесное свойство, но заслуги человека в том нет. «Что ж, пусть они верят, что я моа! — подумал Парсел. — Пусть верят, если это поможет им понять мои поступки…»

— Да, — серьезным тоном сказал он, останавливаясь перед Ивоа. — Это верно, Ивоа.

— Слава Эатуа! — воскликнула Ивоа, и лицо ее засветилось таким счастьем, что Парселу стало стыдно.

«Какой же я все-таки обманщик!» — сконфуженно подумал он.

— Э, Адамо, э! — продолжала Ивоа. — До чего же я счастлива! Один раз я видела на Таити моа, но он был совсем старенький! О, какой он был старый и дряхлый! А теперь у меня есть свой моа, у меня в доме, всегда при мне! И какой же он красавец! И это мой танэ, — заключила она в порыве радости, воздевая руки к небесам.

Скинув с плеч одеяло, она соскочила с кровати, бросилась к Парселу и, обняв, стала покрывать его лицо поцелуями. Смущенно и взволнованно Парсел глядел на Ивоа. Она осыпала поцелуями его щеки, подбородок, губы, и при каждом ее порывистом движении Парсел то видел, то терял из виду великолепные голубые глаза Ивоа. До чего же она красива! Какой от нее исходит свет, тепло, благородство!..

— Значит, ты моа! — восхищенно твердила Ивоа.

Не разжимая объятий, она начала отступать назад, медленно, потом все быстрее, словно исполняла с ним какой-то танец. Парсел перестал хмуриться. Она увлекла его к постели. И ловко опрокинулась на спину, а он со смехом упал рядом. Потом он перестал смеяться, он искал ее губы и успел подумать: «Своеобразное все-таки у таитянок представление о святости».

На следующий день просветлело, и впервые после трех дождливых недель проглянуло солнце. В одиннадцать часов Парсел вышел из дома и, повернув на Уэст-авеню, постучался у дверей Бэкера.

Ему открыла Ороа, неуемная, стройная, с непокорным блеском в глазах.

— Здравствуй, Адамо, брат мой! — крикнула она.

И тут же на пороге заключив гостя в объятия, горячо поцеловала его по обычаю перитани. Парсел перевел дух и только тут заметил, что Бэкер стоит посреди комнаты и спокойно, дружелюбно улыбается гостю.

— Пойдемте-ка, Бэкер, — сказал Парсел, не заходя, — я хочу, чтобы вы пошли со мной. Я намерен нанести визит Маклеоду.

— Маклеоду? — переспросил Бэкер, и его тонкое смуглое лицо сразу помрачнело.

— Пойдемте же, — настаивал Парсел. — Пора вступить в переговоры.

Когда Ороа поняла, что Бэкер уходит, она решительно встала перед ним, тряхнула гривой и, сверкая глазами, обратилась к нему с бурной речью.

Бэкер вопросительно взглянул на Парсела.

— Она упрекает вас за то, что вы уходите, не нарубив дров.

Бэкер шутливо хлопнул Ороа по ляжке и улыбнулся.

— Вернусь и нарублю, мисс.

Эти слова не произвели на Ороа никакого впечатления. Нервно двигая шеей, раздув трепещущие ноздри, фыркая и поводя крупом, она продолжала перечислять все свои претензии и обиды.

— Как по-ихнему «скоро»? — обратился Бэкер к Парселу.

— Араоуэ.

— Ороа! — крикнул Бэкер. — Араоуэ! Понимаешь, араоуэ! Он снова пошлепал ее и вышел в сад. Ороа встала на пороге и, глядя вслед удалявшимся мужчинам, продолжала свою обвинительную речь.

— Утомительная особа, — вздохнул Бэкер. И добавил: — А ведь заметьте, неплохая. Но уж больно утомительная. Вечно театр. Вечно драмы.

Он остановился, махнул издали Ороа рукой и крикнул:

— Араоуэ! Араоуэ!

И зашагал дальше.

— Думаю, что она жалеет о Маклеоде. Со мной-то жизнь ей кажется слишком спокойной.

Парсел повернулся к нему.

— Об этом она и говорит.

Бэкер рассмеялся.

— Что ж, чудесно. Значит, с этой стороны затруднений не будет.

Солнце уже начало припекать. Какое наслаждение было видеть сквозь ветви пальм сверкающую лазурь небес и снова любоваться полетом многоцветных птичек! Во время дождей птицы попрятались, и островитяне решили было, что эти крошечные и хрупкие создания погибли. А теперь они вновь появились, такие же проворные, такие же доверчивые, как и раньше.

— Вы надеетесь, что вам удастся сговориться с Маклеодом? — спросил Бэкер, и голос его дрогнул.

— Надеюсь.

Они проходили мимо хижины Джонсона, и Парсел негромко проговорил:

— Судя по тому, что мне бывает слышно из нашего садика, эти двое — тоже любители драм.

— Она его колотит, — заметил Бэкер.

Парсел остановился и удивленно взглянул на говорившего.

— Так, значит, это она? Вы уверены?

— Я сам видел, как она гонялась за ним по палисаднику с мотыгой.