Александра Соколова - Просто мы научились жить (2010-2012)

• Название: Просто мы научились жить (2010-2012)
• Автор: Александра Соколова
• Издательство: © Александра Витальевна Соколова 2010-2012
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 2012

От автора: До сих пор поверить не могу, что я это делаю. Но что-то в глубине души говорит, что всё должно закончиться там же, где и началось.

Не знаю, остались ли здесь еще те люди, с которыми мы бок о бок шли вдоль написания предыдущих двух книг. Буду рада, если да.

Но, так или иначе, закончится всё тут, где началось однажды много лет назад. Где одна юная девушка встретила в залитой комнате светом другую. И эта встреча изменила не только их жизни, но и мою тоже.

Пожелаем им удачи. И посмотрим, что из этого выйдет.

Текст взят: http://www.rxwp.ru/include/phpBB/viewtopic.php?f=28&t=12464

---

Где-то внизу снова завозилась Марина. Женька свесила голову со своей полки и увидела её кучерявую макушку и обнаженную спину – она стояла, наклонившись над своим раскрытым чемоданом.

– Что ищем? Курицу и яйца?

Марина испуганно дернулась и посмотрела вверх.

– Что? Ты не знаешь об этой славной русской традиции? В поезд надо брать с собой жареную курицу, вареные яйца и помидоры. И поедать всё это под водку и задушевные разговоры.

– В проспекте было указано, что здесь есть ресторан, – растерянно сказала Марина.

Женька захохотала. Она смеялась так искренне и громко, что следом за неё стала улыбаться и Марина.

– Конечно, тут есть ресторан. Но мы вряд ли сможем есть то, что там подают. Так что готовься, Маринка, тебя ждут жирные чебуреки на станции, черешня на развес и теплое пиво.

– Если ты и правда собираешься со мной при этом разговаривать, я пожалуй, пожертвую своей поджелудочной, – улыбнулась Марина.

Женька замерла. Чего это ты развеселилась, интересно? Забыла, с кем едешь, и куда? Быстро. И часа не прошло, а ты уже готова с ней беседы беседовать?

А с другой стороны – ведь вам предстоит вместе провести месяц. Целый месяц, черт бы его побрал. И если уж придется этот месяц как-то общаться – надо хотя бы сделать это общение приятным.

– Думаю, так или иначе, разговаривать нам придется, – сказала она холодно, – в пределах разумного.

– Конечно, в пределах, – кивнула Марина, – кто бы сомневался.

И снова нагнулась над чемоданом.

***

Ночь нагнала поезд, когда он пересекал Украину и откидные столики купейных и плацкартных вагонов уже ломились от сахарных желтых дынь и бутылок перцовки, купленных на полустанках у веселых старушек в белых платочках.

Женя сидела на своей полке в одних трусах и футболке, задумчиво покачивая голыми ногами и внимательно слушая интеллигентную, но немножко прерывистую речь соседа напротив.

– И тогда, Женечка, мы приходим к отрицанию мира как такового через познание его же, и нам остается только признать, что мира нет. Именно потому, что он есть.

С этими словами сосед смешно потряс пальцем и подтянул съезжающие от постоянных ерзаний шорты.

– Ладно, – кивнула Женя, – допустим. Но тогда, Игнат Никанорович, я совершенно не понимаю, где вы собираетесь искать тоску отсчета, от которой и будете отмерять существование или не существование вселенной.

Снизу раздался дружный смех – настолько синхронный, будто кто-то подал команду «пора». Женя еле сдержала улыбку – настолько этот смех был искренним, добрым и каким-то детским.

– Тридцать седьмой, – отсмеявшись, заявил голос снизу, – поехали.

Следом за этим сразу раздался звенящий звук стаканов и характерное бульканье.

– Так ведь в этом же весь и фокус, – восхищенно продолжил тем временем Игнат Никанорович, успев, тем не менее, с осуждением покоситься вниз, – что как раз таки существование или не существование и зависит от принятой точки, и, что самое поразительное, голубушка, и то, и другое будет правдой.

– Как могут быть правдой две взаимоисключающие друг друга вещи?

– Очень просто, голубушка, очень просто. К примеру, совершенно невозможно доказать, что бог есть. И одновременно совершенно невозможно доказать, что его нет. Так что правдой будет и то, и другое!

Игнат Никанорович радостно захихикал, потирая ладони и почти подпрыгивая на своей полке. Женя улыбнулась ему навстречу.

– Я предпочитаю верить во вселенную, – заявила она, и словно эхом на ее слова снизу снова раздался хохот.

– Тридцать восьмой!

И звякание стаканов.

Женька засмеялась, и свесила голову вниз. Внизу, на нижней полке, Марина и еще одна их попутчица – Люда – пили водку. Причем делали они это давно, дружно и с удовольствием – Марина вся раскраснелась, волосы её, совсем недавно аккуратно собранные в пучок, рассыпались по обнаженным плечам, а сарафан задрался, бесстыдно открывая взгляду загорелые бедра. Впрочем, Люда выглядела не хуже – её короткие волосы торчали во все стороны, глаза явно «поплыли», а координация движений слегка сдала позиции.

– А вы знаете, мои золотые, что женский алкоголизм не лечится? – Тоном старого профессора спросил Игнат Никанорович, чем вызвал еще один взрыв смеха.

Ох, дядечка, да как будто это знание хоть когда-то кого-то останавливало…

– Женя, идите к нам, – слегка заплетающимся языком предложила Люда, – будем песни петь.

– И танцы танцевать, – кивнула сверху Женька, – нет уж, спасибо. Пить я не хочу, и петь тоже.

– Она когда-то очень хорошо пела и играла на гитаре, – с неожиданной грустью сказала вдруг Марина, – не так, как Лёка, но всё же…

– А я когда умывалась, слышала как кто-то играет! Сейчас…

Люда выскочила из купе быстрее, чем Женя успела опомниться. Вот же напасть, а. Манипуляторша. Девчонку за гитарой отправила, а теперь и играть придется, если принесет, никуда не денешься. Нет, всё-таки люди не меняются, совсем нет.

И через десять минут правда принесла – обычную старенькую шестиструнку, но внесла её в купе так, будто дорогущую итальянскую акустику, ни больше ни меньше. Передала Жене, пересела на нижнюю полку напротив, и восхищенно уставилась вверх.

Женька понимала: как бы и что она сейчас ни сыграла, это ничего не изменит в восхищении этой молоденькой девочки. Еще когда днем она вошла в купе – худенькая, большеглазая, с маленьким рюкзачком и кольцом на большом пальце, всё сразу стало ясно. Дальнейшее – покупка бутылки, предложение выпить, явное разочарование в ответ на отказ, только подтверждало то, что и так было очевидно.

И вот теперь она сидит – взъерошенная, возбужденная, вся в предвкушении, а напротив неё – Марина, и смотрит небось понимающим насмешливым взглядом, старая сучка. Ладно, черт с тобой. Хочешь играть? Я отобью у тебя всю охоту к таким играм.

Она прошлась пальцем по струнам, подтянула несколько, прошлась еще раз. Аккуратнее устроила гитару на обнаженном бедре, и, не обращая внимания на обиженное «неужели наша дискуссия окончена, Женечка?», запела.

Где ты была эти дни и недели, куда указала лоза

Кто согревал твое в камень замерзшее сердце

Я знаю, во время великого плача остались сухими глаза

У тех, кто звонил нам домой и сулил нам бессмертье

Господь дал нам маковый цвет дал нам порох дал имя одно на двоих

И запеленал нас в узоры чугунных решеток

И стало светло, как бывает, когда в самом сердце рождается стих

И кто-то с любовью помянет кого-то

Пальцы, вспоминая, легким перебором скользили по струнам, голос – мягкий и нежный – наполнял собой купе, растекался невыносимой грустью в груди. Люда слушала, раскрыв рот. И даже Игнат Никанорович притих на своей полке.

Так где ты была, Маришка? Где ты была все эти дни, недели, и даже годы? Я знаю, что ты не плакала тогда, не заплачешь и теперь, но я помню, помнюто время, когда слезы всё еще касались твоих глаз. Когда ты умела чувствовать, а вместе с тобою – и я.

О-о, хлопок и лен,

Сколько лет прошло – тот же свет из волшебного глаза

О-о, имя имен

Мы смотрим друг на друга, а над нами все небо в алмазах

И я могла бы напомнить тебе ту ночь на васильевском острове, когда мы пропустили развод мостов, и оказались на несколько часов отрезанными от всего мира. Ты помнишь? Была весна, и от Невы дуло прохладной свежестью, такой острой и нежной, что я не могла понять – от тебя или от неё у меня захватывает дух? Мы стояли тогда на ступеньках у самой воды, смотрели на мост, распахнувший свои крылья к небу, и не могли разомкнуть ладоней.

Так где ты была – я собрал все оружие в самый дырявый мешок

И вынес туда, где по-прежнему верят приметам

А здесь даже дети умеют вдыхать этот белый как снег порошок

И дышат на стекла и пишут, что выхода нет

Мое сердце рвалось на кусочки от переполняющей его нежности – разве она могла уместиться в одном маленьком глупом сердце? Для неё не хватило бы и целого океана, двух океанов, трех. А потом ты повернулась ко мне, положила ладони мне на щеки, и сказала: «Я люблю тебя». Просто и тихо, но это было громче и яснее, чем самая крепкая клятва.

О-о, хлопок и лен,

Сколько лет прошло – тот же свет из волшебного глаза

О-о, имя имен

Мы смотрим друг на друга, а над нами все небо в алмазах

А через две недели после этого ты переспала с моим лучшим другом. И я умерла.

Женя резко оборвала песню, ладонью прихлопнув струны. Положила гитару на полку, спрыгнула вниз – как была – в трусах и футболке – и не глядя на Марину, кивнула Люде: идем покурим.