Сергей Волков - Сопротивление большевизму 1917 — 1918 гг.

• Название: Сопротивление большевизму 1917 — 1918 гг.
• Автор: Сергей Волков
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2001
• ISBN: 5–227–01386–1

Книга «Сопротивление большевизму 1917 — 1918 гг.» представляет собой четвертый том серии, посвященной истории Белого движения в России, и знакомит читателя с воспоминаниями участников событий и боев в Петрограде, Москве, Оренбурге, Ярославле, Крыму, Северном Кавказе, Урале, Средней Азии.

В книге впервые с такой полнотой представлены свидетельства не только руководителей этих акций, но и ее рядовых участников, позволяющие наглядно представить обстановку и атмосферу того времени, психологию и духовный облик первых добровольцев. За небольшим исключением, помещенные в томе материалы в России никогда не издавались, а опубликованные за рубежом представляют собой библиографическую редкость.

Том снабжен предисловием и обширным комментарием, содержащим несколько сот публикуемых впервые биографических справок об авторах и героях очерков.

Книга входит в новую серию под названием «Россия забытая и неизвестная», издание которой осуществляет издательство «Центрполиграф».

Книга, как и вся серия, рассчитана на широкий круг читателей, интересующихся отечественной историей, а также на государственных и общественно–политических деятелей, ученых, причастных к формированию новых духовных ценностей возрождающейся России.

---

Мы тоже двинулись. Но вдруг мастеровому пришло в голову какие‑то решение, и он, оставив нас ожидать его, побежал вслед за уходящими. Через минуту он вернулся с солдатом–павловцем и, обращаясь ко мне, сказал, что дальше нас будет вести этот солдат, а он должен вернуться назад. Я и юнкер поблагодарили его за услугу, и мы расстались.

Но вот мы и на Миллионной. В конце ее, у Марсова поля, трещали пулеметы, а сзади гудела толпа и среди нее горели огни броневиков.

На Миллионной же было пусто, темно. Мы шли посередине улицы.

Но вот навстречу попалась группа из трех человек. В темноте нельзя было видеть, кто идет. Наш сопровождающий окликнул. Оказались преображенцы. Он справился о комитете полка, под сень которого он предполагал нас сдать для ночлега, так как через Марсово поле пройти уж никак нельзя было бы из‑за патрулей.

Спрошенные отвечали, что он еще заседает и чтобы мы спешили.

— Полк держит нейтралитет, и комитет взял на себя охрану порядка; он и вас примет, — говорил он, идя с нами дальше.

«Итак, я в плену. Оригинально. Ну посмотрим, что произойдет дальше», — решил я, как солдат объявил, что мы пришли, и вошел в открытую дверь одного из домов по левой стороне Миллионной, откуда на улицу падала полоска света.

Вошли. Передняя — пусто. Прошли в коридор, голоса из ближайшей комнатки нас остановили у ее двери. Солдат вошел и через несколько секунд выскочил, прося «пожаловать».

Маленькая комната. Накурено. Усталые лица двух поднятых голов от какой‑то бумаги повернулись в нашу сторону.

— Кто вы? — раздался вопрос. Спрашивал офицер. Меня что‑то обожгло.

— Я из Зимнего. Защищал Временное правительство. Дворец взяли. Правительство арестовано. Ради Бога, капитан, во имя чести вашего мундира, дайте мне одну из ваших рот. Надо идти туда. Поднимайте солдат, — горячо понес я вздор, забыв, где нахожусь, видя пред собой лишь офицерские погоны.

— Вы с ума сошли! — вскочил офицер. — Вы не туда попали! Какой Зимний? Как вы могли оттуда выйти? Глупости!.. Идите в другой полк, у нас нет свободного места, — резко отчеканивал он.

— Да нет, — вмешался юнкер, — мы оба оттуда. Временное правительство арестовано на наших глазах! Господин поручик говорит правду.

— Арестовано? Кто? — раздался вопрос с порога другой комнаты.

Я взглянул в сторону вопроса; спрашивающий оказался солдатом.

— Чепуха, — проговорил капитан, — они повторяют какие‑то сказки о том, что Зимний кем‑то взят. У нас места нет, не мешайте нам. Идите в Павловский полк, — снова твердо отчеканивал капитан. — Послушайте, — обратился он к вошедшему, — вот здесь мы с прапорщиком…

— Извините, что беспокоили, — наконец соображая, что упоминанием о Зимнем мы вредим себе, ответил я и вышел.

Наш сопровождающий еще был в коридорчике.

— Вот что, любезный, отведите нас в Павловский полк. Здесь нет места, — попросил я.

Солдат согласился, и мы двинулись.

Теперь пулеметы стучали громче. Местами щелкали винтовки.

— Расстреливают, — прервал молчание солдат.

— Кого? — справился я.

— Ударниц! — И, помолчав, добавил: — Ну и бабы, бедовые. Одна полроты выдержала. Ребята и натешились! Они у нас. А вот что отказывается или больна которая, ту сволочь сейчас к стенке!..

«Ого, куда я попаду сейчас! — пробежала жуткая мысль в голове. — Эх, все равно!»

В этот момент раздался оклик: «Кто идет?» — и на фоне справа, впереди светящегося сиротливо фонаря показался матрос.

Но не успели мы что‑либо ответить, как матрос, завопив: «А, офицерская сволочь!» — и схватив винтовку наперевес, сделал выпад в меня.

«В живот!» — мелькнуло в голове, и я невольно закрыл глаза.

«Отчего не больно?» — неслось в голове, и я открыл глаза.

Передо мною стояла спина сопровождающего меня солдата. Я продвинулся вправо. Матрос лежал на земле, мокрый от изредка моросящего дождика, и что‑то бормотал.

— Бегите вправо на угол! Я сейчас, — бросил мне солдат, продолжая держать винтовку за штык.

Я обежал фонарь и, подойдя к углу, остановился. Юнкера не было. Он еще раньше убежал.

«Как быстро все произошло», — соображал я, поджидая солдата, который и не замедлил подойти.

— Сволочь! — говорил он. — Этих матросов мы за людей не считаем. Им только резать да пить!.. Будет, собака, помнить! — закончил он, шагая рядом.

— А что ты ему сделал? — по старой привычке обратился я к нему на «ты» с вопросом.

— Да ничего особенного, ваше благородие. — И, помолчав, добавил: — У них, сволочей, всегда кольца на руках, а у меня тут бабенка одна, так я для нее и снял у него. Пьян собака! Теперь, поди, уже спит. Я его к тротуару оттащил, чтобы броневик не переехал. А вот и наши патрули. Я вас сдам им, чтобы они вас проводили. Да вы, ваше благородие, не говорите, что из дворца. Я им скажу, что вы из города сами пришли в Преображенский полк, да там места нет, вот вас сюда и послали, — говорил заботливо мне мой спутник.

— Ну, спасибо за совет. Только, родной, у меня денег нет. Я все отдал.

— Что вы, ваше благородие! Я из кадровых, с понятием. Мне, да и многим нашим ребятам так тяжело видеть, что делается в матушке России, что мы и в толк не возьмем. А господ офицеров мы по–прежнему уважаем и очень сочувствуем. Да что делать, кругом словно с ума сошли! Ну, будьте счастливы!.. — И солдат подбежал к остановившемуся патрулю.

Через минуту я был в коридорах Павловских казарм, куда меня ввели двое патрульных.

— Откуда? — спросил болтавшийся в коридоре солдат. Я молчал — соврать солдату мне было стыдно.

— Со стороны, — в голос ответили патрульные.

— Ладно, в ту дверь, ежели со стороны; а вы поменьше таскайте всякий хлам, — говорил он, уже обращаясь к патрульным.

«Какой это хлам?» — устало соображал я, идя к указанной двери.

— Через комнату, в следующую! — крикнул мне вслед солдатишка, когда я отворял дверь.

В комнате было тепло, грязно, полусветло и пусто. Из двери налево доносились какие‑то звуки. Прислушался: стон, то повышаясь, то понижаясь, продолжал залазить в эту грязь четырех белых стен. Пошел к двери напротив. Открыл ее, остановился в изумлении.

Первое, что бросилось в глаза и поразило меня, был большой стол, накрытый белой скатертью. На нем стояли цветы. Бутылки от вина. Груды каких‑то свертков, а на ближайшем крае к двери раскрытая длинная коробка с шоколадными конфетами, перемешанными с белыми и розовыми помадками.

«Что это? Куда я попал?» — задавая себе вопросы, не сводя глаз с конфет, тихо направился я к столу и вдруг спотыкнулся И только тут я окончательно осмотрел и запечатлел обстановку большой, длинной комнаты, наполненной так людьми, что я теперь не понимал, как я не заметил этого сразу, а обратил лишь внимание на какие‑то конфеты, пакеты и бутылки, действительно лежавшие на столе, а не примерещившиеся. То же, что заставило меня спотыкнуться, было спящее тело офицера. И такими издающими храп с подсвистами была наполнена вся комната. Они лежали на полу, на диванчиках, на походных кроватях и стульях. «Странная компания», — думал я, наблюдая это царство сна. Но вот какие‑то голоса из следующей комнаты. Пробрался туда. Та же картина, только обстановка комнаты изящнее.

«Офицерское собрание полка», — наконец догадался я. Опять раздался разговор — прислушался, присмотрелся. Говорит седоватый полковник, склонив голову на руки, сидя за столом. Отвечает лежавший на диване.

Я пробрался к говорившему и позвал его.

— Господин полковник! — тихо звал я его.

Услышал. Поднял голову и окинул меня осоловевшими, притухнувшими глазами.

— Господин полковник, — продолжал я, — я из Зимнего дворца. Ужасно устал. Могу я остаться здесь и лечь отдыхать или надо еще кому‑либо явиться?

— Глупо. Раз вы здесь, то делайте что хотите, но не мешайте другим! — ответил полковник, и голова опять легла на руки.

«Боже мой, что же это?.. Сколько здесь офицеров! На кроватях. Цветы. Конфеты. А там..» И образы пережитого, смешиваясь и переплетаясь в кинематографическую ленту, запрыгали перед глазами, и я, забравшись под стол, уснул, положив голову на снятое с себя пальто.

Проснулся я в десятом часу. В комнате стоял шум от споров, смеха и просто разговоров. Солнце лупило вовсю. Было ярко и странно.

«Почему надо мной какой‑то стол? Что за гостиная? Что за люди? Где я?» — быстро промелькнули недоуменные вопросы, но сейчас же исчезли от воспоминания о ночном, о вчерашнем.

«Где брат? Что с ним?» — впервые вырос вопрос тревоги о любимом брате, гордости нашей семьи.

«Господи, милый, славный. Господи! Что же это теперь будет с Россией, со всеми нами?» И я принялся читать «Отче Наш». Молитва успокоила, и я вылез из‑под стола. Офицеры, которые преобладали в наполнявшей комнаты публике, кончали пить чай. Около некоторых столиков сидели дамы.