Даниил Альшиц - Начало самодержавия в России

• Название: Начало самодержавия в России
• Автор: Даниил Альшиц
• Издательство: Наука
• Жанр: История
• Год: 1988
• ISBN: 5-02-027217-5

В этой книге д-р ист. наук проф. Д. Н. Альшиц излагает свою концепцию начальной истории самодержавия. Опираясь на введенные им в научный оборот исторические источники — Список опричников Ивана Грозного, Официальную разрядную книгу московских государей, а также на неизвестные ранее литературные сочинения XVI в., — автор показывает, что опричнина была не случайным и кратковременным эпизодом, а необходимым этапом становления самодержавия, начальной формой аппарата его власти. Книга написана в живой полемической манере и рассчитана на любителей отечественной истории.

---

Обратимся к письму Грозного к Курбскому. Здесь перечень боярских измен и распрей времен своего малолетства царь начинает именно с мятежа Шуйских в 1539 г. Иначе говоря, тот же эпизод, который привлек внимание редактора Синодального списка, вызвал его дополнения, и Грозным сочтен существенным фактом, подкрепляющим его аргументацию.

Следующая приписка к Синодальному списку подробно описывает новый мятеж Шуйских, который они учинили в 1542 г., силой захватив власть и расправившись со своими политическими соперниками. В письме Грозного и этот мятеж взят им в качестве следующей иллюстрации боярского разгула во времена его юности, причем сходство обоих рассказов совершенно очевидно. И в приписке, и в письме сообщается одно и то же, в приписке более подробно, в письме — короче. Приписка заканчивается следующими словами: «…а митрополит Иосаф в те поры пришел ко государю в комнату, и бояре пришли за ним ко государю в комнату шумом, и сослаша митрополита в Кирилов монастырь…». Этот же рассказ в письме заканчивается так: «Да митрополита Иосафа с великим бесчестием с митрополии согнаша».

Третья приписка к Синодальному списку относится к рассказу летописи о том, что в 1554 г. князь Семен Лобанов-Ростовский, войдя в сношения с литовским послом Станиславом Довойном, решил изменить, бежать в Литву, и о том, что был за это арестован. Летописец, рассказывая о допросе князя Семена Ростовского, пишет, что тот объяснил свою измену скудостью ума, «палаумьством». Редактор, вычеркнув в летописи слово «палаумьство», делает к тексту обширные приписки, которые придают делу совсем иные черты. Попытку Ростовского бежать в Литву он объясняет не глупостью его, а политическими причинами.

И этот факт именно в том самом освещении, в каком он дан в приписке, а не в летописи, мы тоже находим в письме Грозного к Курбскому. Снова мы видим явное сходство рассказа приписки с рассказом Ивана Грозного. Редактор, например, рассказывает, как князь Семен клеветал литовскому послу Станиславу Довойну на царя: «…что всех их (то есть бояр. — Д. А.) государь не жалует… да и тем нас истеснил, что женился — у боярина своего дочер взял, понял робу свою, и нам как служити своей сестре…». Грозный пишет о том же: «Своим изменным обычаем, литовским послом — пану Станиславу да Войну… душу изнесе, нас укоряючи и нашу царицу».

Итак, родство приписок к Синодальпому списку и письма Грозного к Курбскому — налицо. Особенно подчеркиваем, что Иван Грозный в качестве примеров боярских измен и бесчинств берет именно те три эпизода, которые привлекли также главное внимание автора приписок.

Обратимся теперь к Царственной книге. Возьмем первую большую приписку. Она сделана под 1543 г. Вычеркнув рассказ летописи о новом мятеже Шуйских в сентябре 1543 г., редактор заменяет его своим подробным рассказом о нем. В письме Грозного от 5 июля 1564 г. содержится такой же рассказ об этом же событии. Родство текстов и здесь полное. Совершенно очевидно, что рассказ приписки к Царственной книге о мятеже Шуйских в 1544 г. не что иное, как расширенный за счет указания имен виновников и бесчинств рассказ Грозного в его ответе Курбскому.

Следующая приписка к Царственной книге под 1547 г. представляет особый интерес с точки зрения ее непосредственной связи с полемикой между Грозным и Курбским. Летопись под 1547 г. поместила рассказ о пожаре, бывшем в том году. Она рассказывала о том, что черные люди града Москвы «от великие скорби пожарные всколебашася… и пришедше во град и на площади убиша каменьем… болярина Юрья Васильевича Глинского». При редактировании Царственной книги редактор весь этот рассказ вычеркнул и взамен написал на полях свой рассказ, совершенно иначе излагающий события, связанные с пожаром 1547 г.

Статья летописи, сухо говорящая об убийстве черными людьми князя Юрия Глинского, под пером редактора превратилась в рассказ о коварном заговоре бояр, враждебных царю и его родственникам. Новый рассказ совершенно тождествен рассказу Ивана Грозного об этом же событии в письме к Курбскому.

Однако здесь интересен и другой вопрос: чем вызвано появление рассказа об обстоятельствах убийства Глинского? Ответ очевиден. Дело в том, что в своем первом письме к Ивану Грозному Курбский, осыпающий царя упреками, обвиняет его, в частности, в том, что он, царь, до того пал в своей греховности, что проливал кровь в церквах, да притом еще кровь безвинных людей. Грозный с гневом отвергает в своем письме такое обвинение. Несколько раз возвращаясь к этой теме, царь стремится доказать, что, наоборот, бояре-изменники безвинно проливали в церквах кровь. Прямым ответом на упрек Курбского звучат слова его рассказа об убийстве князя Юрия Глинского: «…князя Юрия Васильевича Глинского бесчеловечно выволокли в соборную церковь успения пресвятые Богородицы и убиша в церкви безвинно, против митрополича места, и кровью его помост церковный окровавивше…». Написав эти слова, Грозный для большей убедительности восклицает: «И сие во церкви святой убийстве его — всем ведомо!». Однако действительно ли всем было ведомо это убийство в церкви? Чтобы оно стало «всем ведомо», нужно было описать его в официальной летописи. Это и было сделано в приписке.

Изложенное подтверждает, что приписки к Царственной книге делались после того, как Курбский и царь в 1564 г. обменялись письмами, а приписки к Синодальному списку делались до того, как имела место эта переписка, в частности до того, как Курбский в своем письме впервые поставил вопрос о кровопролитии в церквах. Наряду с этим выясняется, что приписки к Царственной книге являются в основном не чем иным, как перенесением в летопись с целью укрепить ее авторитетом и увековечить как оправдательные, так и обвинительные доводы царя из его полемики с Курбским.

Самой большой и, может быть, самой интересной по своему содержанию является приписка, сделанная редактором к тексту Царственной книги под 1553 г. Она рассказывает о болезни царя в марте этого года и о происшедшем в это время боярском мятеже. В самом тексте Царственной книги о мятеже 1553 г. ничего не сказано. Рассказ, который счел необходимым приписать редактор, весьма пространен. Сличив его с тем, что об этих же событиях пишет Грозный в своем письме, мы убедимся, что приписка, как и в прежних случаях, лишь расширяет и детализирует написанное в нем.

Интересно отметить, что и письмо Грозного, и приписка после рассказа об этом мятеже делают вывод о том, что события 1553 г. послужили началом всей дальнейшей вражды в верхах Московского государства. Грозный в своем письме заканчивает рассказ так: «Попу же Сильвестру и Олексею (Адашеву. — Д. А.) оттоле не престающе вся злая советующе ж утеснение горчайшее сотворити… князю же Владимиру Андреевичу во всем убо хотение удержаще…». Приписка заканчивается следующими словами: «…и оттоле бысть вражда велия государю с князем Владимиром Андреевичем, а в боярах смута и мятеж, а царству почала быть во всем скудость».

Несомненная родственность текстов может считаться установленной. Рассказы первого письма Грозного и рассказы приписок к летописи по содержанию совпадают полностью. Изложение если и не всегда совпадает дословно, то всегда весьма сходно: те же мысли, те же краски, те же выводы. В некоторых случаях мы видели и дословное сходство изложения. С другой стороны, те различия, которые есть между рассказами Грозного в письме и рассказами приписок, — различия изложения, размера, количества имен и подробностей — доказывают, что прямое списывание из одного источника в другой исключается.

Если учесть хронологическую последовательность появления изучаемых произведений: приписки к Синодальному списку — письмо Грозного — приписки к Царственной книге, то с установлением родства этих памятников предположение о принадлежности их разным авторам исключается. Из такого предположения вытекало бы, что сначала Иван Грозный, отвечая Курбскому, заимствовал наиболее важные сюжеты и манеру изложения из приписок другого автора к Синодальному списку, зато потом этот другой автор, редактируя Царственную книгу, взял для своих новых дополнений все то, что было в царском письме сверх его первых приписок. Естественно, что такое «разделение труда» между царем и одним из его подданных предположить невозможно.

Приписки и письмо имеют, кроме того, еще один весьма важный общий признак: они в большинстве случаев являются единственными источниками тех сведений, которые сообщают. Например, такое значительное событие, как боярский мятеж 1553 г. во время болезни царя, не упоминается ни в одном другом источнике, кроме приписок и письма Грозного. Это также является признаком единого происхождения обоих источников.

Таким образом, и сходства и различия приписок с письмом приводят нас к выводу, что и письмо и приписки написаны хоть и в разное время, для разных целей, но одним автором. Письмо, как известно, написано Иваном Грозным.