Луис Бегли - О Шмидте

• Название: О Шмидте
• Автор: Луис Бегли
• Издательство: ЭКСМО
• Жанр: Современная проза
• Год: 2008
• ISBN: 5-699-09101-7

С тех пор, как умерла жена Шмидта, не прошло и полугода, и вот их единственная дочь пришла сказать, что выходит замуж. И упорядоченная жизнь пожилого преуспевающего юриста катится под откос: его вынуждают раньше срока уйти на пенсию; выбор Шарлотты он не одобряет, но даже самому себе он не в силах признаться, почему; его преследует зловещий бродяга, подозрительно похожий на него самого… Обеспеченная старость безоблачна далеко не всегда, однако неожиданная страсть на склоне лет может подарить крохотный лучик надежды.

По мотивам этой книги американского писателя Луиса Бегли (р. 1933) режиссер Александр Пэйн в 2002 году снял одноименный фильм с Джеком Николсоном и Кэти Бейтс в главных ролях. Меланхолическая одиссея «О Шмидте» — впервые на русском языке.

---

Давай делать это, пока я засыпаю, говорила она ему. Мне нравится так, это уютно. Кажется, я и сплю от этого лучше. А после ты можешь почитать. Хочешь — зажигай лампу, хочешь — спускайся вниз.

Шмидту нравилось и это. Он поворачивал Мэри на бок, прижимался к ее холодным ягодицам, входил в нее и забывался в наслаждении. Вот где поистине волшебная флейта! Воодушевление, граничащее с болью, нарастающее и спадающее по его воле, не нарушаемое ничем до самого апогея. К счастью, храпеть Мэри почти перестала. Шмидт вытирался о простыню, чтобы оставить отметку для Мэри, и, не моясь, на цыпочках спускался вниз.

Какой есть, я иду к моей чародейке-искусительнице, говорил он про себя. Время остановилось.

Можно было не тревожиться, что дочь услышит, как он ходит по дому: на лестнице лежал толстый ковер, и сам он двигался осторожно; Шмидт боялся, что Шарлотта увидит страшный сон и прибежит прямо к Коринн.

А та успокаивала его: Шарлотта всегда стучит. Я выйду и отведу ее наверх. А ты просто лежи тихонько, будто я тебя заколдовала.

Еще Шмидт боялся, что Коринн забеременеет: она никак не предохранялась и однажды расплакалась из-за того, что Шмидт раньше времени вынул, чтобы не кончать в нее. Шмидт считал, что если сначала он эякулирует в Мэри, с Коринн у него меньше риска, но это не могло бы спасать их весь год, что Коринн собиралась у них пробыть.

Если это случится, сказала она, я уеду, и ты никогда больше обо мне не услышишь.

Перед возвращением Мэри они повезли Шарлотту в Монток есть лангустов в ресторане на пирсе. На обратном пути девочка заснула в машине и оттого дома, оживившись, долго не хотела укладываться. Было новолуние, и Шарлотта попросилась у него немного посмотреть на падучие звезды, которые то и дело в разных направлениях перечеркивали небо. Шмидт устал с дороги а в ресторане выпил больше полбутылки немецкого белого вина. Он пожал плечами и сказал что они с Коринн могут делать, что хотят, а он отправляется к себе. Еще одна радость для Шарлотты. Ветер утих. Девочки хихикали под открытым окном Шмидта. Он лежал и слушал их шушуканье и голос прибоя вдалеке. Потом стукнула дверь-сетка, должно быть, Коринн повела малышку спать. Теперь она еще почитает ей. Чтение затянулось надолго, но вот, наконец, дверь его спальни отворилась. Он протянул руки и обнаружил, что Коринн уже голая.

Подожди, прошептала она, нужно подстелить полотенце. И потом: Иди сюда. Скорей же!

Не надо, зашептал он в ответ. Мы испачкаем постель. Но Коринн положила на него руку и Шмидт понял, что не в силах сопротивляться.

Коринн думала, что ей удалось оттереть пятна крови на матрасе, но утром в день приезда Мэри, пока Шмидт играл в клубе в теннис с хирургом-чемпионом прошлогоднего турнира, миссис Дурбан предъявила их хозяйке.

Шарлотта в своей комнате бесится оттого, что я только что погрузила Коринн и ее чемодан в нью-йоркский поезд, сказала Мэри, когда Шмидт вернулся домой. Если тебе так уж нужно трахнуть какую-нибудь сучку в моем доме, по крайней мере, не оставляй следов на моей постели.

Все правильно, ответил Шмидт и пошел плавать в бассейн.

В тот же день Мэри рассчитала миссис Дурбан.

Эта женщина — пьянчужка, объяснила Мэри Шмидту. День труда на носу. Я договорюсь с польками, пока мы не найдем кого-нибудь с надлежащей квалификацией.

В тот же вечер, накормив Шарлотту ужином и отправив спать — Мэри не выходила, запершись в спальне, — Шмидт вышел покурить на заднее крыльцо. Он думал, что придется лечь в комнате для гостей, думал, что сказать Мэри, и гадал, оставит ли Коринн какую-нибудь весточку в конторе. Лучше бы не оставляла, думал он, тогда он уж точно не сможет найти ее никогда.

Услышав шаги, он обернулся. Мэри.

Прохладно стало, сказала Мэри. Тебе не кажется, что пора в кровать?

IV

Клуб, в котором Шмидт обычно коротал время между приездом в город и обедом, был закрыл вряд ли кто-то из его членов собирался есть традиционную индейку не дома и не в гостях у родных или друзей. Конечно, бывает, что у кого-то нет ни семьи, ни родни, ни приятелей. В таком случае, стал размышлять Шмидт, ты постараешься скрыть это стыдное обстоятельство: будешь избегать общественных мест и появишься на люди, когда обед, который в этот день следует посетить каждому уважающему себя человеку, уже должен окончиться, да не забудешь проследить за тем, чтобы твой костюм отвечал моменту. А если ты живешь в доме, где привратник и лифтер видят всех входящих и уходящих и не преминут с ернической дотошностью отметить про себя, что мистер такой-то находился в городе и в добром здравии, но в праздник не выходил из дому и никого не принимал? Наверное, такие бедняги, чтобы спасти собственное достоинство, отправляются куда-нибудь в китайский ресторан в пригороде, где не вызовут — сколь бы удивительно их присутствие там ни было для них самих — ни удивления, ни жалости среди веселых шумных едоков? Или проще пойти на ранний сеанс в какой-нибудь кинотеатр на Бродвее, где темнота надежнее обеспечит анонимность? Что бы он сам стал делать, если бы по-прежнему жил в старой квартире, если бы не решил переехать в деревню, где, в общем, легче спрятаться, если бы собственная дочь сегодня не зазвала его к родителям мужчины, который решил сделать ее «честной женщиной», и если бы его не приглашал, черт возьми, сам бывший президент его фирмы?

Красота и сложность задачи обеспечили Шмидту несколько секунд радостного волнения и ускорили его прибытие в Гарвардский клуб — храм стадности, расположенный всего в нескольких кварталах от того места, где автобус препоручил Шмидта городу. Вспомнив, как в былые дни он получал рекламки, зазывно описывающие обеденное меню клуба, Шмидт решил, что там должно быть открыто, а особой спеси по отношению к нечленам клуб очевидно не проявлял: Шмидт уже много лет не состоял в нем, но это не помешает ему по старой памяти заскочить в комнату для джентльменов, а может, и подремать полчасика в свое удовольствие в библиотеке. Портье был уже не тот, что во времена Шмидта либо он побывал в руках пластических хирургов. Обменявшись с ним рукопожатием, Шмидт прошел в большой зал. Там, где прежде только постукивали игральные кости в кожаном стаканчике, да раздавался колокольчик, отчаянно призывая официанта с новым мартини для угрюмого игрока в триктрак, что склонился над доской, теперь вовсю гомонили маленькие девочки в светлых лосинах — внучки, дочки и племянницы. Пробираясь, как слепец без палки, сквозь этот детский сад имени Говарда Джонсона,[15] Шмидт наконец вышел на пивной запах писсуаров, мыла и замоченных в дезинфицирующем растворе дешевых черных расчесок, одной из которых, промыв ее и высушив, он прошелся по волосам. Зеркало в рост человека, в котором придирчиво изучали себя десятки тысяч похмельных выпускников Гарварда, никому не льстило: в нем Шмидт выглядел еще хуже, чем тот кислый субъект, который ответил на его взгляд из магазинной витрины на Пятой авеню. В последнее время Шмидт похудел, и особое сожаление вызывали у него ввалившиеся щеки и ничего не обещающая складка губ, которые он, любитель сигар, привычно смыкал, пряча неровные прокуренные зубы. Шмидт попробовал раз-другой растянуть рот в улыбке. Два часа на сиденье автобуса привели в беспорядок и его одежду. Шмидт распустил ремень, расстегнул брюки, встряхнул их за пояс, расправил полы рубашки и аккуратно застегнулся снова. Поправил узел галстука. Твидовый пиджак был отцовский — он никогда нигде не морщил. Ботинки сияют.

На мне надето роскошных вещей на такую сумму, подумал Шмидт, что какой-нибудь бездомной семье можно было бы целый месяц питаться и снимать квартиру. Итак, прочь отсюда, и поскорее доставим все это великолепие к Райкерам!

Шмидт не угадал. Дом на 57-й Восточной улице, где жили Райкеры, не был вычурным безвкусным строением из белого кирпича и не кишел квартиросъемщиками в спортивных костюмах. Старик-ирландец указал в дальний конец полутемного вестибюля, откуда лифтер, близнец швейцара, после нескольких фальстартов поднял Шмидта в лифте на верхний этаж. Проходите прямо туда! — сказал он Шмидту, открывая дверь. Кабина открывалась прямо в переднюю квартиры Райкеров — квадратное помещение с белыми стенами, на которых висели освещенные утопленными в потолке лампочками гравюры, изображающие какие-то грандиозные здания. Будто не решаясь уехать, не убедившись, что привез не маскирующегося под респектабельной внешностью грабителя, а нормального гостя, который высморкается и направится прямиком на звуки веселого праздника, ирландский близнец переминался с ноги на ногу, но Шмидт задержался рассмотреть Райкерову галерею — вот тебе готовый безобидный предмет для разговора. Если бы он успел пропустить стаканчик! И почему в клубе он не заказал себе выпить — назваться можно было любым удобным именем, например, Джек Дефоррест.