Нина Тумаркин - Ленин жив! Культ Ленина в Советской России

• Название: Ленин жив! Культ Ленина в Советской России
• Автор: Нина Тумаркин
• Издательство: Гуманитарное агентство «Академический проект»
• Жанр: История
• Год: 1997
• ISBN: 5-7331-0058-3

В книге профессора Гарвардского университета Нины Тумаркин подробно изложена история формирования культа Ленина в СССР и его постоянной трансформации, раскрывается не только политическая, но и культурно-историческая и мифологическая подоплека этого культа.

---

6 сентября Зиновьев, председатель Петроградского Совета, выступил с пространной речью, также опубликованной (200 000 экземпляров)[188]. Революционная страстность сочетается в ней с мелодраматическими нотками. Начинает Зиновьев с заявления о том, что всю предыдущую неделю каждого честного российского рабочего волновал только один вопрос: выживет ли вождь? Зиновьев сообщает радостную весть: Ленин в самом деле оправился от тяжелого ранения. В речи излагается биография Ленина. Однако Зиновьев тщательно отбирает факты. Он утверждает, к примеру, что отец Ленина — выходец из крестьян, забывая уточнить, что ко времени рождения Владимира Ульянова Илья Николаевич Ульянов получил потомственное дворянство[189]. Зиновьев изображает Ленина святым, апостолом, пророком. Он описывает долгие годы, проведенные Лениным в эмиграции, как испытание аскета:

«Он жил как ниший, хворал, недоедал — особенно в годы парижской жизни»[190].

Ленин стал «провозвестником мирового коммунизма». Книгу «Что делать?» Зиновьев называет евангелием искровцев. Ленин был не просто аскетом: он выказывал также безграничный оптимизм подлинного борца, он обладал пророческим даром. Зиновьев напоминает, что годы реакции в России особенно тяжело переживались революционерами, находившимися в эмиграции. Революционные упования, пробужденные революцией 1905 года, были погашены наступлением реакции. Однако Ленин, по словам Зиновьева, стойко сохранял надежду на будущее, вдохновляя своих последователей. Он знал, что революция победит: «Не унывайте, черные дни пройдут, мутная волна схлынет, рабочая революция возродится». Ленин становится вождем космического масштаба, двигателем миров: «Теперь в наши дни поднялась громадная волна, поднялись на борьбу миллионы людей… [Ленин] — поистине избранник миллионов, это вождь Божией милостью, это подлинная фигура вождя, рождающаяся раз в 500 лет в жизни человечества».

Троцкий и Зиновьев были наиболее выдающимися ораторами среди коммунистов. Они не могли не предвидеть эффект каждой произнесенной ими фразы, воздействие каждого образа, посредством которых они описывали сраженного вождя. Соратники Ленина задавали тон, выражавший официальное отношение партии к Ленину: благоговейное преклонение сочеталось с чувством пламенной солидарности. Восхваляя Ленина и одновременно стремясь возбудить гнев против эсеров, ближайшие его сподвижники закладывали идейную основу будущего ленинского культа: преданность делу Ленина, делу партии означала истребление врагов Ленина и клеветников. Пламенная любовь и непримиримая ненависть должны были идти рука об руку: эти два чувства неизменно выражались вместе в потоке статей, появившихся в печати после покушения на жизнь вождя.

Одна из наиболее примечательных публикаций принадлежит Льву Сосновскому, большевистскому журналисту, редактору газеты «Беднота», рассчитанной на широкие массы крестьянских читателей (В 1920 году Сосновский возглавит Агитпроп ЦК). Через два дня после покушения Сосновский поместил в «Петроградской правде» статью, в которой описывает Ленина в терминах христианства — этому стилю он не изменил и после смерти Ленина. Сначала Сосновский говорит о Ленине как о символе для рабочих всего мира — символе борьбы за мир и социализм. Затем он прибегает к риторике, обычной для ленинианы 1918 г. Капиталисты, пишет Сосновский, ненавидят Ленина именно поэтому: они видят в нем своего заклятого врага. Далее он говорит о Ленине как о вожде всемирного масштаба: по его словам, итальянские матери, следуя традиции, согласно которой детям дают имена в честь героев, называют новорожденных в честь Ленина. Сосновский изобрел следующую формулировку: «Ленина нельзя убить. Он так сросся с восставшим и борющимся пролетариатом, что нужно истребить всех до одного рабочих всего мира, чтобы убить Ленина. Пока жив пролетариат — жив Ленин. Разумеется, мы, его ученики и сотрудники, были потрясены ужасной вестью о покушении на дорогого „Ильича“, как его любовно-нежно зовут коммунисты». Ильич смертен, однако Ленин — бессмертный лидер и универсальный символ. «Тысячи раз убеждали его согласиться на некоторые необходимые меры предосторожности. Но „Ильич“ всегда отклонял такие просьбы. Ежедневно, без малейшей охраны, отправлялся он на различные собрания, съезды, митинги». Смертный уязвим, но нанести вред Ленину нельзя. Параллель с Христом более чем очевидна. Ранение Ленина истолковывается как добровольная жертва человека, сознательно подвергшего себя опасности[191].

Жертвенность Ленина, его мученичество являются темой следующего стихотворения — одного из многих, вызванных на свет покушением:

Ты к нам пришел, чтоб облегчить
Наши тяжкие мученья,
Ты к нам пришел, как вождь, разбить
Врагов рабочего движенья…

…Нам не забыть твоих страданий,
Что перенес ты, вождь, за нас.
Ты жертвой стал…[192]

В другом стихотворении Ленина называют мучеником, пострадавшим ради спасения бедняков[193]. Ленин — это «светлый гений», «родной отец», «спаситель»[194]. Наконец, он — некий гибрид Христа и святого Георгия:

Великий вождь железной Рати,
Всех угнетенных друг и брат,
Спаявший в пламени распятий
Крестьян, рабочих и солдат.

Непобедимый вестник мира,
Венчанный терном клеветы,
Пророк, вонзивший меч в вампира,
Свершитель огненной мечты[195].

Широкое признание Ленина мучеником вряд ли могло быть исполнением директивы, спущенной сверху. В то время еще не существовало государственного аппарата, способного навязать массам соответствующие образы и эпитеты, хотя печать Москвы и Петрограда делала попытки в этом направлении. Исторический процесс превращал Ленина в «страстотерпца», напоминающего пресветлых князей, чья святость проистекала из трагической гибели, которая настигала их при исполнении своего долга. Подобно официально поддержанному культу Александра II, культ Ленина берет начало в публичном признании его добровольной жертвы на благо народа. Но сверхчеловеческий статус Ленина осложняется тем, что, претерпев мученичество, он остался живым. Многие тогдашние публикации приписывают спасение Ленина чуду.

Следующий пример демонстрирует сплав идеологии и мистицизма, столь характерный для позднейшего культа Ленина. В статье, появившейся в московской областной газете, указывалось, что только соединенная воля пролетариата спасла Ленина от верной смерти. «История огнестрельных ранений во время последней войны знает много случаев, поистине „чудесных“… когда какая-нибудь записная книжка, медальон, даже пуговица отклоняли направление пули». Но там речь шла о выстрелах с большого расстояния. «Убийца» Ленина стрелял в упор. Несколько сантиметров влево или вправо — и пуля, попавшая в шею, оборвала бы его жизнь. Пуля, засевшая в плече, могла пробить легкое.

Не пуговица и не медальон, но «воля пролетариата», вмешавшись, спасла от гибели вождя, подвергшего себя риску из-за излишней доверчивости[196]. Эта версия напоминает многочисленные правительственные и церковные публикации, наводнившие Россию после неудачного покушения на жизнь Александра II в 1866 г. Пистолетные выстрелы не поразили императора, поскольку «Божественная Длань Провидения» заставила пули отклониться от цели. (Как правило, русские террористы прошлого века были плохими стрелками.)

Каковы бы ни были народные слухи на этот счет, рассказы о покушении на царя исходили из официальных источников. Но как расценивать версию о покушении на Ленина в 1918 г.? Что означает изображение Ленина как мученика, обласканного милостью свыше? Выражали авторы стихов и панегириков свои подлинные чувства или же они намеренно пытались создать миф, который мог бы воодушевить читателей? Однозначно ответить на эти вопросы нельзя. Несомненно, однако, что цветистые сочинения в стихах и в прозе о Ленине, явившиеся на свет после покушения, не подражали публикациям в центральной прессе. Только произведения Зиновьева сходствовали пышностью стиля с материалами местной печати: к тому же, его речь появилась в газете спустя целую неделю после покушения. Мифологизация Ленина началась сразу же после этого события. По-видимому, многие поэты и журналисты выражали искренние чувства горя и негодования языком, естественным для себя. Другие, возможно, сознательно стремились обрисовать Ленина в формах и красках, которые, по их мнению, окажут воздействие на читателей. Многие же просто выражали свою солидарность с большевиками с максимумом доступного им красноречия. Безусловно, в ранней мифологизации Ленина имели значение все эти факторы, однако наиболее убедительное объяснение высокопарной псевдорелигиозной риторики, восхвалявшей Ленина в сентябре 1918 г., следует искать в желании продемонстрировать солидарность с большевистской властью. Началась гражданская война, и Кремль без промедления обрушил красный террор в ответ на мнимую попытку переворота со. стороны эсеров. Было самое время заявить о своей лояльности ясно и недвусмысленно.