Лиз Дженсен - Вознесение

• Название: Вознесение
• Автор: Лиз Дженсен
• Издательство: АСТ, Астрель, Полиграфиздат
• Жанр: Социально-психологическая фантастика
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-17-071708-8, 978-5-271-35206-5, 978-5-4215-2222-5

Твоя работа — безумие других людей. Хаос их мыслей, путаница их слов, алогичность их поступков. А еще твоя работа — не потерять среди них себя. Но как это сделать, если одна из опаснейших пациенток — шестнадцатилетняя Бетани Кролл — изо дня в день твердит о наводнениях, пожарах, землетрясениях, цунами и ураганах? Списать все на диагноз: «навязчивые идеи различного рода апокалиптических сценариев»? Но ведь они начинают СБЫВАТЬСЯ!

Игнорировать?

Попытаться спасти?..

А Бетани уже предрекает: «Двенадцатого октября — КОНЕЦ СВЕТА».

---

Случается, что урагана ждут в одном месте, а обрушивается он на другое, вдруг свернув с предсказываемого пути, говорит метеоролог. Особенно те ураганы, что относятся к категории катастрофических. По последним компьютерным прогнозам, до Рио «Стелла» не доберется: уйдет в океан, где мало-помалу и рассеется. Но память о Новом Орлеане и Далласе, так и не оправившихся от ран, еще свежа, и люди предпочитают держаться от греха подальше. Массовое бегство уже началось, а с ним — новые кризисы и связанные с паникой ЧП. На выездах из города — шестикилометровые пробки, поезда набиты битком. «Туча народу стерта с лица земли… ни скутеров их, ни курятников, ни дерьмовых заборов, ни сопливых детишек, ни любимой собачки по кличке Ублюдок».

Кошмары определенного сорта выматывают мне все кишки. Я до сих пор не придумала способа их избегать.

Пока на экране, словно порнографический цветок, раскрывается во всей своей красе беда, я закрываю глаза, вдыхаю поглубже, и вот я уже вернулась в вонь собственного ада, где несет канализацией, землей и бензином, где мои шея и грудь — лютая, почти трансцендентальная мука, а ниже пояса странная пустота, где меня душит дым и кажется, что я жду помощи уже целую вечность. Я то проваливаюсь в сон, то выныриваю в реальность. Стонет Алекс.

Я держалась за его локоть — единственное, до чего могла дотянуться. По крайней мере, на ощупь это было похоже на локоть. Шел дождь — большие, оглушительные капли, тепловатые и почему-то маслянистые. Казалось, мы на улице. Подо мной была не то земля, не то солома, а может, компост или грязь. До этого мы ехали по какой-то проселочной дороге. И что это так жжет? Угодила рукой в крапиву? Или это какая-нибудь новая пытка? Изобретенная специально, чтобы мозг улетучивался из головы и витал где-то сверху, будто запасная луна в небе, где вместо света — тополиный пух радиации, как и положено в двадцать первом веке.

Позабыв о своем атеизме, я шептала беззвучную молитву всех отчаявшихся, словно выброшенная на берег рыба, раскрывшая рот для смертельного вдоха. Легкое сотрясение мозга перемешивало фразы в барабане лингвистической лотереи. «Как и мы прощаем, да святится имя Твое, Отче наш, да приидет Царствие Твое, хлеб наш насущный, долги наши, как на небе, избави нас».

Любая гавань — спасение.

Все, хватит. «Слава тебе за то, что девятый грудной, а не первый шейный. Слава тебе за то, что я жива, а не мертва, а моя мать — наоборот, и что, когда я езжу к отцу, он понятия не имеет, кто я такая. Слава тебе, слава тебе, слава. Куандо те тенга, вида, куандо те кьеро», — бормочу я, как слабоумная, выезжая из комнаты и выполняя сложную туалетную процедуру. По возвращении я вижу спутниковые снимки: гигантская облачная спираль, в центре которой, словно небесная затычка, торчит бельмо урагана. Серия диаграмм показывает, как зарождаются подобные сверхциклоны: нагревающиеся морские воды, растущий объем испарений, поток воздуха сверху и тот ужас, что получается в результате подобных комбинаций. Вывод: из-за глобального потепления ураганы станут «частью пейзажа».

Частью пейзажа.

Пробую странное выражение на язык, изображаю ветряк и смотрю на то, как незнакомые мне люди паникуют, импровизируют, плачут, машут руками и идут ко дну.

Когда голова идет кругом, мой желудок требует еды. Готовлю я неважно и, как большинство мне подобных, спасаюсь от голодной смерти омлетами. Бухаю четыре яйца на подтаявший кусок масла и начинаю все это размешивать. Повар из меня никакой, зато в искусстве приготовления кофе я — настоящий спец: благодаря благотворному влиянию моего первого психоаналитика у меня появился маниакально-точный утренний ритуал, который включает следующие этапы — намолоть колумбийских зерен; аккуратно зарядить маленький, но идеальный перколятор[5], утащенный из отцовской квартиры после того, как он окончательно переселился на свой личный остров Где-то там; взбить пенку из горячего молока с помощью специальной штучки, которая работает на батарейках и чем-то напоминает вибратор. Десять минут спустя завтрак приготовлен и съеден, и я ощущаю себя не то чтобы заново родившейся, но ожившей процентов на семьдесят, а это — максимум, на что я могу рассчитывать на реабилитационном фронте. Еду на работу. По радио передают последние новости о «Стелле», которая наконец-то сворачивает к океану.

Сквозь открытую дверь в комнату отдыха слышны частая дробь теннисного шарика и глухие раскаты музыки: подростки столпились перед большим экраном и смотрят Эм-ти-ви. У дальней стены, растянувшись на одном из облезлых ковриков для молитв, монотонно, на одной ноте мычит какой-то мальчик; неподалеку переминается с ноги на ногу парнишка-копролалик, бормоча ругательства. Проезжаю мимо необъятных размеров девочки, которая покачивается под музыку: складки жира свисают над поясом джинсов, лицо гладкое и пустое, как пластиковая маска, на голове — огромный разноцветный тюрбан из футболок. Сосредоточенно за ней наблюдая, рядом готовится мастурбировать тот мальчик, который месяц тому назад выковырял себе оба глазных яблока — пришлось возвращать их на место хирургическим путем. Все как всегда.

— Пессимистические прогнозы сбываются, — объявляет телеведущая. — Ураган «Стелла» вновь изменил направление. Теперь можно с уверенностью сказать, что он движется к Рио и обрушится на город в ближайший час.

Заметив меня, Бетани ухмыляется и потрясает кулаком, словно одержавший победу спортсмен:

— Йоу, Немочь.

После трех чашек кофе в голове у меня прояснилось, и я полна решимости держать себя в руках, невзирая на последние новости. Единственный безопасный подход к случившемуся: принять как данность, что предсказание Бетани — случайная догадка, основанная на сведениях какой-Нибудь Богом забытой метеостанции, на которые моя подопечная наткнулась в Сети. Или обычное совпадение. Как там выразился Фрейзер Мелвиль? «Дело закрыто». От меня как от профессионала требуется не поощрять заблуждение Бетани (в том, что это не просто случайное попадание в яблочко), а всячески ему препятствовать. Альтернатива — путь Джой Маккоуни — немыслима. Загвоздка, однако, в том, что для людей, которые обязаны разбираться в неуемных фантазиях, не написано инструкций на случай, когда подобные выдумки все же сбываются. А значит, действовать придется, полагаясь лишь на остатки своей интуиции.

— Да, Бетани, ты попала в десятку.

— А то, — фыркает она сквозь жвачку. Лицо все такое же бледное, но на щеках появился слабый, восковой румянец. Она похожа на одну из тех Мадонн, что плачут кровавыми слезами в преданных мистицизму уголках земли. — Ну что, Немочь? Ничего не хочешь мне сказать?

— Хочу, — отвечаю я уклончиво. — Но вряд ли это то, что тебе так не терпится услышать.

— Начнешь талдычить про случайные совпадения и все такое, да? Как Джой в те времена, когда тоже сидела на нуле. Ну смотри сама. Хочешь так думать — пожалуйста.

Медленно киваю, но пока помалкиваю.

— Вечно они суют людям одеяла, — комментирует она, мотая головой в сторону экрана и гоняя во рту серо-зелёный комочек. — Зачем? Они там что, мерзнут?

— От шока температура тела падает, — машинально отвечаю я, стараясь не показать, как меня раздражает лаконичное самодовольство, с которым она наблюдает за разворачивающейся трагедией. Похоже, она даже не осознает, что все это значит для конкретных людей. В ее глазах они — пиксельные человечки, компьютерные симы, в чьи жизни можно сколько угодно вмешиваться, а захочется — так стереть, и дело с концом. — Особенно если человек промок. Тепло успокаивает.

Два года назад я сжимала локоть Алекса и думала, что, если тело холодное — это не обязательно плохой знак. Что достаточно стиснуть его локоть покрепче и время от времени пожимать — пусть знает, что я рядом, грею его своим теплом, — и все как-нибудь образуется. О его семье я думала тоже. Теперь все откроется, выйдет на свет. С притворством покончено. Тошнотворный страх боролся с радостью, которую отравляло смутное подозрение, что потом, если я совсем не обессилею, то, наверное, ударюсь в панику. Скоро мне вколют что-нибудь успокоительное, с надеждой думала я. А может, уже вкололи. Тогда мне и в голову не приходило, что мои травмы серьезны. Я ничего не чувствовала, но это меня даже радовало, как признак того, что я цела, что все у меня на месте. Да, точно: мне ввели какой-то транквилизатор. Какие же они молодцы, заботливые, настоящие профессионалы. Можно закрыть глаза, поспать.

«Моя жизнь кончена, — сообщает миру плачущая женщина в цветастом платье — дублированная американским голосом. — У меня ничего не осталось. Мой малыш умер».

Малыши всегда берут меня за живое. Отвожу глаза. За оконной решеткой клубятся попкорновые облака.

— Ладно. Потом поговорим. Мне пора.