Эльмира Нетесова - Полет над пропастью

• Название: Полет над пропастью
• Автор: Эльмира Нетесова
• Жанр: Остросюжетные любовные романы
• Год: 2008
• ISBN: 5-87210-159-7

---

— Почему?

— Бабы им рога ставят. Одна с соседом, другая с кумом, иная с председателем, а третья со всеми подряд. Кто от кого родил, не знают и не помнят. И ты смотри на жизнь веселее! Сдох мужик, завтра другой будет. Лишь бы у тебя меж ног не пересохло. Не убивайся по мужику! Хотя бы ради здоровья хахаля заведи себе! Поверь, что враз дышать будет легче! И огород вскопает, и сена заготовит, и дров напасет, и ночью зажмет.

— А у тебя есть этот хахаль?

— И не один! — похвалилась соседка.

— Все рогатые?

— А че их праздновать, корявых гадов? Пока Сенька сеном занят, я со Степкой кувыркаюсь. У меня застоя нет! Зато и нынче, ношусь, как кобыла ломовая и ни одна хвороба не берет. Я вон пузырь самогону дерябну с вечера, а ночью с хахалями все сеновалы обваляю. Утром выхожу во двор как огурчик и целый день пашу что проклятая. И ничего, жива! А поначалу, как и ты, на сопли изошла. Не мужика, детву и себя жаль было. Но быстро все дошло, как жить надо. И… наладила! На то мы бабы, одним словом: плутовки! А что в том плохого?

— Жить? Для чего?

— Для детей и самой себя! Уразумела? — не отставала соседка.

— Для детей? А мы им нужны?

— Мамка! Ну, как можешь? Кто я без тебя? — подошла к Варе Анжела.

— Девочка моя! Сиротина горькая!

— Покуда ты живая, дочка не сирота! Это точно. И не звени пустое. Дитя от мамки начало берет. Ее теплом греется! Ты ее жизнь. С тобой она до старости. И не дурей, слышь? Бери себя в кулаки и начинай заново. Ништо не потеряно. Ты баба, как и другие. Не хуже лучших, не последняя и не первая вдова. Нас много и всякий день прибавляемся в числе. Бывает, иные спиваются, другие вовсе падают в грязь.

Но настоящие бабы все выдерживают. А почему? Кто сказал, что мы слабый пол? Да это вовсе не мы, а потому что над нами потолок слабый, не защищает пол. А в своей никчемности нас винит! Верно бренчу?

— Верно, Галка! — вспомнила Варя имя соседки.

— Во! Это уже по-нашенски! Вы тут не суетитесь, я все подмогну! Принесу сала, картохи, огурцов, капусты, молока и сметаны, понятное дело, пузырь прихвачу. И дышите серед нас радостно. Пусть пропадет горе! Мы станем жить назло ему.

Она вышла из дому, позвав за собой Анжелку. И вскоре на столе появилось все: холодец и винегрет, тушеная картошка и жареная рыба, пельмени и сметана, творог и капуста, домашний хлеб и помидоры. А посередине вспотевшая бутылка самогона.

— Маме нельзя пить! Она больна…

— Цыть-цыпленок! Твоя мамка наших кровей. Мы сами знаем, чем выбить с грудей тоску-кручину. С первого стакана взвоет, а на третьем запоет. Все вдовые через это прошли. И не тебе учить! — налила в стаканы, подала Варе:

— Пей, подруга!

— А что это?

— Первач! Знамо дело, я говна не принесу! Да ты не нюхай! То уж опосля, когда пузырь осушим, пустую понюхаем. А теперь пей! — наколола на вилку огурец, дала Варе, та поднесла стакан к губам, у Анжелки глаза округлились. От страха или удивленья перехватило дыхание. Она никогда не видела, чтобы мать пила что-то крепкое да еще стаканом. Тут же она пила давясь и морщась, но осилила до дна и, поставив стакан, спросила:

— Из свеклы?

— Хрен там из свеклы! Из зерна! Как же ты так от свойского отвыкла, что уже и определить не можешь! Эх- х, Варя! Знать, правду базарят, что в городе народ портится быстро, как молоко на солнце.

— Галка! А помнишь как шпановали? А как ходили за грибами и малиной? — спросила Варя.

— Все помню, иначе не пришла б! Ты давай лопай! Вон холодец, винегрет бери! — накладывала в тарелку матери всего.

— Слушай! А как же там мой Витя, один, ему холодно и скучно.

— Да хватит о нем, про дочку и про себя вспомни. Витька твой уже далеко. Ничем не поможет вам. Он умер, а нам всем жить надо! Так сам Бог велит, потому, помянем усопших и выпьем за живых…

— Тетя Галя, мамке нельзя.

— Тихо, стрекоза! Не считай за дуру, мне лучше знать! Сколько таких как она я заново жить заставила! Не дала влезть с ушами в депресняк. И нынче все мои бабы живые и здоровые! Куролесят с деревенскими жеребцами, аж дым коромыслом стоит. И твоя мамка одыбается, — глянула на Варьку, у той слезы реками текли по лицу.

— Господи! Ну за что дал долю поганую? Почему не заберешь? Сколько мне еще мучиться? — началась истерика. Анжелка кинулась к сумке с лекарствами.

— Не мешай ей теперь! Пусть выплачет горе до самого дна. Зачем оставлять внутрях? Твои таблетки только вред дадут. Не мешай ей, так надо очистить душу от боли. Она тебе лишь спасибо скажет.

Анжелка дрожала от страха, все порывалась подойти к матери, но Галина не пустила.

— Сиди тихо, не мешай.

А через десяток минут напомнила:

— Варь! Давай наших мужиков помянем. Нехай их Бог простит и примет в царствие свое…

Варвара молча придвинула стакан, Анжелка замерла. Она боялась одернуть мать при соседке, какая подавила всех.

Когда бабы помянули, Варя успокоилась. Она уже не плакала, жадно ела все, что лежало в тарелке, слушала соседку, а та заливалась и засыпала деревенскими новостями:

— А помнишь председателя колхоза, какому ты вломила и он, зараза, отправил тебя на пятнадцать суток в милицию? Так вот его все наши с деревни выгнали. Кто с колом, кто с вилами, граблями, иные с коромыслом, почти до райцентра за ним гнались. Конечно, не с добра! Он, говно козлиное, самого деда Тимофея на лугу при всех людях кулаком в лицо ударил за то, что тот на покосе отдохнуть сел. Этот солитер в дихлофосе старика лодырем обозвал. Ну тут наши взбеленились!

— Живой остался?

— Сбег, как заяц, вонючий прохвост…

— Этого и убили б, не жалко было б, — согласилась Варька.

— Да что там председатель! Смылся он насовсем, говорят, будто его в другое место воткнули!

— Матом, что ли? — усмехнулась тогда Варя.

— Энтова забрызгали капитально! Кляузу вслед настрочили такую, что не выбраться из нее до самой смерти. Комиссия приезжала разбираться. Ну и порешила: не вертать обратно козла. Взамен присоветовали другого, но наши не уломались, из своих выбрали, того самого Тимофея, какого ударил тот антихрист. Так враз все на лад пошло. Нынче прибыльными сделались. На фермах нормально получают, не то что раньше. До того на хлеб не было. Сегодня совсем другое дело. В каждой избе телики имеются, холодильники и стиралки, даже пылесосы. Совсем как в городе дышать стали. Теперь мы навовсе отреклись от шабашников, свои мужики строют дома и фермы не хуже халтурщиков, а все потому, что для себя делают, вот и стараются.

— Галь, а сама где работаешь?

— В доярках! Там получка хорошая круглый год. Да за телят приплачивают. Я вон с тринадцатой зарплаты всю свою банду с ног до головы одела, с иголочки, как куклята ходят, при мужике так не одевались. Мне за них не совестно. Сегодня у нас жить можно. Руки имеешь — не пропадешь. А и тебе хватит по чужим углам скитаться. Во! Иди в доярки иль птичницы. А хошь, хоть на телятник! Покуда переселенцы с Казахстана и Грузии все эти места не заняли. Знаешь, сколько понаехало, жуть!

— Силы не те! — отозвалась Варя.

— Куда их подевала? Я тоже мужика схоронила. Троих ращу! Легко ли? А сопли не распускаю, не жалуюсь. Поначалу тяжко, а потом втянешься. Тебе теперь нельзя одной бедовать, в люди выходить надо. Серед своих деревенских быстрей в себя придешь, — советовала Галина. И похрустев огурцом, добавила:

— По себе знаю.

— Может, ты и права, — согласилась Варя.

— Давай выпьем за новую жизнь в деревне! Пусть всем нам будет хорошо! — предложила соседка и вылила из бутылки все до капли.

— Теть Галя! Вы убьете мамку! — бросилась к стакану матери Анжелка, хотела вылить самогонку в ведро, но баба опередила:

— Кыш, шмакодявка! Ишь, указчица! Без сопливых скользко. Еще благодарствовать меня будешь! Пей, Варька! Мы с тобой покамест бабы, а кому не нравимся, пусть засохнет его корень. Верно сказываю?

— Верно! — согласилась Варька и одним глотком выпила свою самогонку.

— Хорош первач! — похвалила продохнув.

— Знамо дело, для себя его гнала. Ты не разучилась самогон варить? Ну, коль чего забыла, я напомню! — пообещала хохотнув. И, обтерев губы ладонью, предложила:

— Давай споем про рябину! — и, не дожидаясь, затянула: что стоишь, качаясь, тонкая рябина.

Варя подтянула. А в конце песни опять заплакала:

— Когда теперь к своему дубу переберусь? Ох, поскорее бы…

— Не транди! Успеем на тот свет. Подыхать нам рановато, есть у нас еще дома дела! — обняла Варвару и предложила:

— Давай нашенские споем, свойские, — подморгнула соседке озорно и запела:

Ах, Миш, ты мой Миш,

По тебе не угодишь,

То велика, то мала,

То лохмата, то гола!

Варька рассмеялась от души. Анжела, покраснев до макушки, ушла в зал и оттуда наблюдала за женщинами.

Она видела, как понемногу оживает мать. Лишь поздним вечером ушла Галина. А Варвара, дойдя до койки, повалилась и уснула мигом. Ночью она не просыпалась как обычно. Встав утром, схватилась за гудевшую больную голову, но вскоре пришла Галина, принесла огуречный рассол, квашеную капусту. И посоветовала: