Рой Медведев - Солженицын и Сахаров

• Название: Солженицын и Сахаров
• Автор: Рой Медведев
• Жанр: Публицистика

---

Солженицын странным образом готов признать, что и весь советский народ, все русские и нерусские народы заслужили свою нелегкую участь, выпавшую им в 20-40-е годы. Еще в первом томе он восклицает, имея в виду уже не партию, а самых простых людей нашей страны: "Мы истратились в одной безудержной вспышке семнадцатого года, а потом СПЕШИЛИ покориться. С УДОВОЛЬСТВИЕМ покорялись... Мы просто ЗАСЛУЖИЛИ все дальнейшее" (С. 27, разрядка Солженицына). Немало подобных же высказываний можно найти и во втором томе "Архипелага". Ошибочность и несправедливость такой позиции кажется слишком очевидной, чтобы тратить время на ее опровержение.

О коммунистах - узниках ГУЛАГа

Коммунисты составляли, по-видимому, большинство среди расстрелянных в 1937-1938 годах. Однако сотни тысяч арестованных рядовых коммунистов и партийно-комсомольских кадров среднего звена были вместе с другими заключенными отправлены в лагеря. Их судьбе Солженицын посвятил одну из глав второго тома, да и в других главах этого тома о коммунистах говорится немало. Очень кратко коснувшись тех коммунистов, для которых "коммунистические убеждения" были интимны, а не постоянно на языке, которые не выставляли своей "партийности" напоказ и не отделяли себя от других заключенных, Солженицын главное

203

свое внимание уделяет тем "ортодоксам" и "благонамеренным" (глава о коммунистах так и называется - "Благонамеренные"), которые и в лагере пытались оправдать Сталина и его террор, которые пели на этапах: "Я другой такой страны не знаю, где так вольно дышит человек", которые считали чуть ли не всех зэков осужденными справедливо и только себя случайно пострадавшими. Солженицын находит немало поводов поиздеваться над такими "благонамеренными" и "ортодоксами". Иногда его ирония вполне заслужена. Действительно, среди арестованных в 1937-1938 гг. коммунистов было немало таких, кто продолжал верить не только Сталину, но и Ежову, кто держался обособленно или даже враждебно по отношению к другим заключенным. Но прозрение, по понятным причинам не всегда полное, наступало очень быстро, и уже через несколько месяцев "следствия" количество "благонамеренных" и "ортодоксов" среди арестованных членов партии быстро сокращалось. А в лагерях их и вовсе было немного. Но, разумеется, осуждение Сталина и органов НКВД для большинства коммунистов вовсе не означало отказа от своих социалистических и коммунистических убеждений.

Солженицын явно грешит против истины, когда, описывая судьбу коммунистов в лагере, он заявляет, что они "никогда не возражали против засилья блатных на кухне и в придури" (С. 337) и что "ортодоксы все скоро хорошо устроятся" (С. 329). Автор "Архипелага" высказывает даже следующую гипотезу: "Да не было ли письменной или хотя бы устной директивы: коммунистов устраивать поприличнее?" (С. 339).

Нет, Александр Исаевич, такой директивы никогда не существовало, и Вы хорошо знали это, когда в повести "Один день Ивана Денисовича" рассказали о судьбе коммуниста Буйновского, ни за что брошенного в холодный карцер. По лагерной судьбе Бориса Дьякова и Галины Серебряковой нельзя делать выводы о положении и поведении основной части коммунистов, оказавшихся в сталинских лагерях. Во многих отношениях их положение было даже худшим, чем положение других категорий заключенных, и гибло их в лагерях никак не меньше, а, пожалуй, и больше, чем других заключенных. На этот счет нет, конечно, достоверных статистических данных. Однако из материалов партийных конференций, проходивших после XXII съезда КПСС, мы знаем, что в Москву в 1955-1957 гг. возвратилось лишь около 6% членов партии, арестованных здесь в 1936-1939 гг. Остальные 94% были реабилитированы посмертно. Да и в целом по СССР из

204

одного миллиона членов партии, арестованных во второй половине 30-х годов, вернулось после 15-18-летнего заключения едва ли более 60-80 тысяч человек. Пережитые страдания оставили в этих людях глубокий след, и среди них очень мало осталось людей, сколько-нибудь похожих на тех, о которых с таким сарказмом пишет сегодня А. И. Солженицын.

Социализм, революция или религия ?

В четвертой части своей книги ("Душа и колючая проволока") Солженицын говорит, в частности, о своем духовном перерождении в лагере, о возвращении к привитой ему еще в отрочестве вере в Бога, от которой он в юности отказался в пользу марксизма. Хотя и с оговорками, автор неожиданно высказывает даже благодарность лагерю, ибо именно пережитые в нем страдания помогли возвращению Солженицына в лоно христианства. "БЛАГОСЛОВЛЕНИЕ ТЕБЕ, ТЮРЬМА!" - пишет автор большими буквами, заканчивая главу "Восхождение" (С. 604).

В этой части книги Солженицын высказывает некоторые глубокие, хотя и очень горькие мысли. Но многое здесь звучит (во всяком случае для меня) фальшивой нотой. Все эти крайне пристрастные отзывы о марксизме, как "непогрешимом, нетерпеливом учении, которое требует только результата, только материи, но не ДУХА" (С. 598), все эти рассуждения о том, что только вера в Бога спасала и возвышала дух человека в лагере, а вера в грядущее торжество социальной справедливости, в лучшее общественное устройство не препятствовала духовному растлению и чуть ли не вела прямой дорогой в стукачи, - все это звучит бездоказательно и высокомерно. Достойная сожаления ожесточенность ведет автора к той именно "нетерпеливости и непогрешимости", в которой он обвиняет марксизм.

Отождествляя социализм и сталинизм, Солженицын, естественно, не может понять людей, для которых пережитая ими или их соотечественниками трагедия может стать стимулом лишь к усилению борьбы за социальную справедливость, за лучшее будущее для человечества на этой земле, за уничтожение всякого порабощения человека человеком, включая и псевдосоциалистические формы такого порабощения. Солженицын не может понять, что основой подлинно гуманистической нравственности и глубоко человеческой морали могут быть социалистические убежде

205

ния. И если на сегодня проблемы этики и морали не нашли еще в марксизме-ленинизме вполне удовлетворительного решения, то это вовсе не означает, что научный социализм по своей природе неспособен создавать нравственные ценности.

Подводя итоги своим размышлениям в лагере, Солженицын пишет: "С тех пор я понял правду всех религий мира: они борются со злом в человеке (в каждом человеке). Нельзя изгнать вовсе зло из мира, но можно в каждом человеке его потеснить.

С тех пор я понял ложь всех революций истории: они уничтожают только современных им носителей зла (а, не разбирая впопыхах - и носителей добра) само же зло, еще увеличенным, берут себе в наследство" (С. 612).

Это противопоставление не кажется мне ни правильным, ни справедливым. Ибо необходимо бороться и со злом в каждом человеке, и с современными нам носителями зла, и с несправедливыми общественными установлениями. Эта борьба протекает в различных формах. Хорошо, если она осуществляется в форме мирного соревнования идеологий, при помощи реформ и постепенных изменений к лучшему. Но бывает неизбежным пока еще прибегать и к революционным формам борьбы, которые хотя и могут сопровождаться многими жертвами и разочарованиями, но вовсе не обязательно должны вести к увеличению зла в этом мире. Исказить и повернуть против человека и человечества можно не только социалистическое учение, но и положения любой религии. История дает тому немало примеров, в том числе и история русского православия, у которого тоже есть свои традиции обскурантизма. Кстати, в поведении и поступках Сталина можно найти не только свойственное многим революционерам прагматическое отношение к насилию, к применению крайних средств, но и догматизм, изворотливость, нетерпимость и другие качества, несомненно носящие в какой-то мере следы шестилетнего обучения в православном духовном училище и пятилетнего обучения в православной духовной семинарии.

Ужасны картины преступлений, нарисованные Солженицыным в его книге, и в осуждении этих преступлений все мы единодушны с ним. Но я продолжаю думать, что только победа подлинно социалистического общества, подлинно социалистических общественных и этических отношений может прочно гарантировать человечество от повторения подобных преступлений.

3-13 августа 1974 года

206

О третьем томе книги А. И. Солженицына

"Архипелаг ГУЛАГ"

Предварительные замечания

Через 2,5 года после вызвавшего сенсацию издания на Западе первого тома "Архипелага ГУЛАГа" и последовавшей затем высылки писателя из СССР, в Париже на русском и французском языках вышел в свет третий том этого величественного произведения.

Казалось бы, первые два тома уже исчерпали в основном тему художественного исследования Солженицына. Не только история и структура ГУЛАГа, все стороны жизни и заключенных, и их тюремщиков, типы концлагерей и характер различных "потоков" несчастных людей, миллионными массами пополняющих "население" этого страшного "Архипелага" - обо всем этом говорилось в первых томах книги Солженицына. Но прав был автор, когда в предисловии ко второму тому писал, что даже с помощью сотен бывших зэков, предоставивших ему свои рассказы, письма, воспоминания и свидетельства, он смог пробить лишь "шель смотровую на Архипелаг, а не обзор с башни". Много книг и мемуаров было написано о сталинских лагерях еще до солженицынского исследования, только на Западе опубликовано из них более 30. Но и все они вместе взятые еще не смогли исчерпать эту страшную тему. Неудивительно поэтому, что Солженицын не испытывал недостатка в материалах при создании своего третьего тома.