Илья Старинов - Записки диверсанта

• Название: Записки диверсанта
• Автор: Илья Старинов
• Издательство: Альманах «Вымпел», 1997:3
• Жанр: О войне
• Год: 1997

Из предисловия: В 1997 г. была выпущена первая книга воспоминаний И. Г. Старинова «Записки диверсанта».Воспоминания И. Г. Старинова, которому идет девяносто девятый год, привлекли внимание общественности у нас в России и многих наблюдателей за рубежом. В течение 1997–1998 годов в редакцию систематически поступали телефонные звонки от читателей: когда выйдет вторая книга? И. Г. Старинов, превозмогая все трудности и преграды, упорно работал над своим архивом и другими источниками, проверяя достоверность событий, правильность своих суждений и выводов… Книга «Мины замедленного действия», согласно авторскому замыслу, составляет с первой книгой («Записки диверсанта») единое целое и начинается там, где заканчивается предыдущая — во время перехода Ильи Григорьевича из Украинского штаба партизанского движения в Польский. Кроме мемуаров в состав книги включено историческое исследование «Упущенные возможности», где автор, используя большой фактический материал, на собственном опыте показывает развитие партизанского движения в годы Второй Мировой войны в Советском Союзе и европейских странах. Предлагая вниманию читателя вторую книгу размышлений старейшего партизана–диверсанта И. Г. Старинова «Мины замедленного действия», редколлегия полагает что читатель еще раз вернется к первой книге, внимательно прочтет вторую и новыми глазами будет смотреть на прошлое своих отцов и дедов, не вернувшихся с войны домой.

Hoaxer: Почти все знают, кто таков Старинов. В последние годы он часто появлялся на телеэкране. Старинов — главный диверсант Советского Союза, настоящий полковник. Его мемуары представляют собой несомненный исторический интерес. Никто пока более подробно не писал о том, как исполнялось постановление 1928 года о создании партизанских баз на западных территориях СССР (о чём писал ген. Лотар Рендулич в своей «Партизанской войне»). Я свёл обе книги воспоминаний Ильи Григорьевича под одну «обложку», т. к. они составляют единое целое.

Q.A.: в использованном оригинале [пропущена страница]

---

— На сегодня мы расстаемся. Учитывая ваши боевые заслуги, мы вас не тронем. Но… возможно, мы еще встретимся. И вы подумайте. Советую вам написать все, что знаете об участниках дел Якира, Баара, Железнякова и прочей компании. Ничего не скрывайте. Этим вы упростите свое положение…

Меня охватил такой страх, какого я не испытывал ни на фронте, ни в тылу врага. На войне я рисковал собой, а тут под удар ставились все близкие люди, все святое.

Я видел только один выход — обратиться к наркому обороны, рассказать о своих сомнениях, просить защиты от необоснованных обвинений.

Ворошилов принял меня. Но на этот раз, он держался сурово и замкнуто.

— В чем дело? О чем вы хотели сообщить?

Волнуясь, сбиваясь, рассказал маршалу о своих переживаниях.

— Товарищ Народный комиссар, ведь я выполнял задание Центрального Комитета по подготовке к партизанской борьбе, а склады оружия готовились по вашему указанию.

Нарком обороны смутился:

— Вы не волнуйтесь…

Потом, помешкав, взял телефонную трубку:

— Здравствуйте, Николай Иванович… Да вот… У меня сидит недавно прибывший из Испании некий Старинов. Его допрашивали о выполнении заданий Якира и Берзина по подготовке банд и закладке для них оружия…

Пауза. В трубке слышится неестественно тонкий голосок.

Снова говорит Ворошилов:

— Конечно, он выполнял задания врагов народа. Но он был маленьким человеком, мог и не знать сути дела.

Опять пауза. И опять отвечает маршал:

— Но он отличился в Испании и в значительной мере искупил свою вину. Оставьте его в покое. Сами примем соответствующие меры…

Начальник полигона

Буквально на третий день после посещения К. Е. Ворошилова меня вызвал начальник военных сообщений Красной Армии комбриг А. Е. Крюков.

Предстоящая встреча волновала.

С Александром Евдокимовичем Крюковым нас связывала долголетняя совместная служба в 4–м Коростенском Краснознаменном железнодорожном полку.

Как встретит он меня? Обрадуется ли моему возвращению в железнодорожные войска после столь длительного перерыва? Вряд ли!

Волнуясь, я предполагал многое. Но того, что случилось, предвидеть никак не мог. Комбриг принял меня в присутствии комиссара управления товарища Баринова.

— Очень хорошо! — широко улыбаясь, сказал Крюков. — Блудный сын вернулся. Что ж? Будем решать вопрос о вашем назначении.

Выдержав паузу и многозначительно поглядев на комиссара, Крюков уже без тени улыбки сказал:

— Мы посоветовались с товарищем Бариновым и решили предложить вам должность начальника военных сообщений округа.

На минуту я онемел и только шевелил губами. Наконец речь вернулась ко мне:

— Разрешите, товарищ комбриг. Какой же из меня начальник военных сообщений округа?! Я командир железнодорожных войск, подрывник, готовил партизан, а в органы военных сообщений после академии попал не по своей воле… Не по силам мне работа, которую вы предлагаете.

— Это не ответ, товарищ военинженер третьего ранга! — вмешался Баринов. — Вот товарищ комбриг (он наклонил голову в сторону Крюкова), он всего полгода назад командовал железнодорожным полком, а теперь — начальник военных сообщений всей Красной Армии. И ничего, справляется! Кадров не хватает, и мы обязаны выдвигать на руководящую работу молодых командиров.

Последнюю фразу Баринов произнес торжественно, как бы упрекая меня в малодушии.

Я оказался в глупейшем положении. С одной стороны, должность начальника военных сообщений округа — невероятное, головокружительное повышение. С другой — мне было абсолютно ясно — не справлюсь я с такой работой, не отвечает она ни моим интересам, ни склонностям. А что может быть хуже и для подчиненных и для самого командира, когда он не на месте?!

— О чем задумались? — озабоченно спросил комбриг. — В вашем подчинении будут два железнодорожных полка. Руководя службой военных сообщений на двух дорогах, вы сможете жить в большом городе.

— Если уж нельзя иначе, прошу — назначьте меня лучше командиром одного из железнодорожных полков! — взмолился я.

— Хватит скромничать.. Илья Григорьевич! покачал головой Крюков. — Многие ваши однокашники уже начальники дорог, начальники военных сообщений округов, а вы — «полк»! Полками у нас командуют выпускники училищ не двадцать второго, а тридцатого года. Они были командирами взводов в ту пору, как мы с вами ротами командовали.

— Да поймите, не гожусь я на такую роль!

— И что вы заладили «не гожусь, не гожусь»… Хорошо. Раз так упрямитесь, не станем говорить об округе. Но и полк не пройдет! Самое меньшее, что мы можем вам предложить, — должность начальника Центрального научно–испытательного полигона. Устраивает? Но учтите — полигон вдали от больших городов, в лесах…

Из двух зол следует выбирать меньшее. Подумав, я согласился стать начальником полигона.

— Так и запишем, — обрадовался Крюков.

Мы с Бариновым встали и направились к двери.

— Да, минуточку, товарищ Старинов! — позвал Крюков. — Задержитесь. Мы остались одни.

— Зайди вечером ко мне домой, — по старинке на «ты» предложил Александр Евдокимович. — Я ж тебя сто лет не видел. И супруга моя обрадуется, и сыновья… Ты‑то еще не женился?

— Да как тебе сказать… почти…

Глаза Крюкова округлились:

— Это событие! Кто же она, что тебя приручила?

— Познакомлю, Александр Евдокимович.

Крюков махнул рукой:

— Знаю тебя. В последний миг сбежишь от невесты, как Подколесин. Ладно… Приходи, ждем!..

Вечером за семейным столом у Крюковых мы с Александром Евдокимовичем разговорились по душам. Сначала речь шла об Испании. Но незаметно перешли на другое. Выпив несколько рюмок, Крюков напрямик сказал:

— Ты что думаешь? Легко мне в роли начальника военных сообщений Красной Армии? Эх, Илья! Ты же знаешь, я войсковик и никакого опыта работы в органах военных сообщений не имею. Кругом сплошные подводные камни — того и гляди, разобьешься. А тут то один, то другой оказывается врагом народа, кадры редеют. Вот и кручусь как белка в колесе. Пожалуй, ты хорошо сделал, что выбрал полигон. Мы туда направляем группу выпускников академии: мостовиков, механизаторов. Можно будет развернуться.

— Но полигон — это целый город в лесу со своим большим хозяйством. Боюсь, это хозяйство заест меня! — признался я.

Невесело говорил все это Крюков. Явное беспокойство, горечь, недоумение и, как мне казалось, тревога звучали в его голосе, читались в глазах.

Не столько слова, сколько тон, каким они были сказаны, толкнули меня на откровенность. В тот вечер мучительные сомнения с небывалой силой навалились на меня. Я отодвинул рюмку.

— Александр Евдокимович! Как так случилось, что двадцать лет люди служили Советской власти и вдруг продались? И — какие люди! Те, кому государство дало все, абсолютно все! И вот они — враги народа. А кто они? Буржуи? Ан нет. Первые красногвардейцы, краскомы. На что они надеялись, когда продавались? Ну на что?.. Да что нам с тобой хитрить? Многих из них мы знали по фронту, по работе…

Александр Евдокимович тяжело вздохнул:

— Молчи, Илья! Товарищ Сталин сам занимается кадрами, он взял на себя эту заботу, и он не даст в обиду невиновных. Не случайно он выдвинул руководителем НКВД Ежова… Разве не так? Что ты молчишь, как каменный? Давай лучше выпьем! — все так же невесело предложил Александр Евдокимович и добавил: — Ведь мы с тобой никого не хороним…

Крюков наклонился над столом, и я заметил на его лице слезы. Он взял меня за руку:

— В свое время ты спас моего сына… Тебе я доверю одну семейную тайну. В конце прошлого года уволили из Красной Армии моего брата подполковника Андрея Крюкова. Я уверен, это ошибка. Он честный человек. Убежден, что разберутся и его восстановят… А каково сейчас мне?..

Я был поражен откровенностью Александра Евдокимовича и не смог сразу ответить.

Крюков первым пришел в себя.

— Выпьем, Илья, за здоровье товарища Сталина. Он не даст в обиду невинных!

Я получаю звание полковника

… Семнадцатого февраля 1938 года мне присвоили звание полковника, а двадцатого марта того же года, то есть три месяца спустя после возвращения из Испании, назначили начальником Центрального научно–испытательного железнодорожного полигона РККА.

Первым человеком, которому я сообщил о переменах в судьбе, была мой верный друг Анна Обручева.

На полигон я попал не сразу. Прежде чем отправляться к новому месту службы, мне предстояло побывать на лечении в Кисловодске.

Перед отъездом (я все еще жил в гостинице) решил занести вещи к старинному знакомому Евсевию Карповичу Афонько, с которым еще в 1926–1930 годах мы готовили к заграждению пограничные участки Украины.