Ростислав Самбук - Скифская чаша

• Название: Скифская чаша
• Автор: Ростислав Самбук
• Издательство: Советский писатель
• Жанр: Детектив
• Год: 1989
• ISBN: 5-265-00866-7

Роман и повести известного украинского писателя Ростислава Самбука основываются на материалах расследования крупных уголовных преступлений. Ярко и убедительно показывает писатель работу людей, которые с риском для жизни борются с нарушителями социалистической законности.

---

Беркут снял яловые сапоги, подвернул штаны, сел на берег ручья, опустив босые ноги в прозрачную воду. Горная вода приятно холодила натруженные ноги, чувствовал, как возвращается бодрость, а с нею и острота мышления, притупленная утомительным переходом.

Сидел и думал: вот сейчас погуляет в родном селе — и хватит. Хватит с него стычек с энкавэдистами и ястребками, пока есть еще возможность, нужно отходить, прорываться на Бескиды и дальше, к американцам или англичанам. Гитлеровцев уже нет, нужно искать нового защитника и хозяина, а кто на свете богаче, чем американцы?

Прорываться на запад Беркут решил окончательно. Еще идет война, правда, где-то на далеком Востоке, а их вот как прижали, что же будет, когда большевики совсем развяжут себе руки? Дураков нет, пусть кто-то подставляет башку, а у него голова умнее, чем у других: пять лет был студентом во Львовском университете, за такую голову кто-то еще хорошо заплатит.

Беркут вытер ноги и аккуратно обулся. Сделал несколько шагов, пробуя, как сидят сапоги. Всегда следил за обувью и учил других, не дай бог стереть ноги. Сейчас в ногах их спасение — никто не знает, сколько придется идти без отдыха. Может, и в Галаганах засада? Вряд ли, однако нужно предусмотреть все, и на то он сотник, чтобы взвесить хотя бы несколько предстоящих ходов.

Позвал одного из подчиненных.

— Видишь, Петр, от церкви третья крыша справа? Пойдешь туда, только огородами, прошу тебя, незаметно — вон тропинка вдоль ручья, а потом налево поворачивает, видишь?

— Вижу, друг сотник.

— Ты разумный, Петр, я на тебя полагаюсь. Доберешься к дому, выжди, прошу тебя, осмотрись хорошо, а потом найди хозяина: пан Василий Яремкив — сам седой, а брови черные и густые. Расспросишь его, как с ястребками и про засады. Если может, пусть придет сюда с тобой, так и скажешь: Беркут приказал.

Петр поправил на груди «шмайсер».

— Сделаем, друг сотник, — ответил твердо. — А если хозяина нет?

— Хозяйку расспроси. Скажешь, от пана Данила привет, и не задерживайся, прошу тебя, дело еще нужно делать.

— Дело, говорите? — захохотал Петр злорадно. — Дело сделаем, ночь вся впереди, друг сотник, и кто нам помешает?

— А чтоб никто не помешал, иди, Петр, и разыщи пана Яремкива, понятно?

Смотрел, как юркнул Петр в кусты — будто уж или ящерица, ветка не шелохнулась. Умный и ловкий хлопец этот Петр, а главное — отступать ему некуда. Был в дивизии СС «Галичина», потом все время у него в отряде, только вчера в Быстрице уложил двух активистов, полоснул из автомата — и нет. У него с большевиками свои счеты: имел под Дубно два десятка моргов[1] земли, и какой земли, коней, скот, и все это — корове под хвост. Ему колхоз — смерть, и он сражался за свою землю, своих коней, свою усадьбу.

Хлопцы разложили на грязноватом полотенце хлеб, сало и лук, огурцы и две банки консервов, позвали пана сотника ужинать. Кто-то потряс флягой, явно намекая, но Беркут запретил: мол, зайдем в село, разберемся в ситуации — тогда можно, пей и гуляй досыта, а теперь дудки, на этом держимся, вот отряд куренного Лысого как пропал? Напились хлопцы самогонки, и море им по колено, пошли в село, а там их уже ждали, перебили, как куропаток, и Лысого скосили первым.

Ели сосредоточенно, не торопясь, куда торопиться: пока стемнеет, пока все успокоится.

Поевши, легли спать: все, даже часовой, так распорядился сотник — все равно должны дождаться Петра, — и сам встал на пост. Всматривался в тропинку над ручьем, но ничего не видел. Правда, начало темнеть и длинные тени перерезали луга и огороды, потом солнце как-то сразу нырнуло за гору, сделалось темно и холодно, как бывает только в горах: днем жарко, а ночью надевай шубу.

Беркут натянул ватную телогрейку. Тревога лежала на сердце. Что-то задерживался Петр, неужели попал в беду? Навряд ли: ловкий вояка, его голыми руками не возьмешь, а то поднялась бы стрельба...

Тихо, и какая-то ночная птица чирикает... Снова чирикнула совсем близко. Тень мелькнула в кустах над ручьем, и только тогда Беркут догадался, что чирикает совсем не птица: это Петр подает сигнал, чтоб вдруг свои не подстрелили.

Перескочив через ручей — вот это хлопец, даже поднимаясь в гору, не запыхался, — увидел сотника и придвинулся, сверкнув глазами.

— Порядок, — выдохнул возбужденно, — на все село два ястребка с карабинами и председатель сельсовета наган имеет.

— То-то хитро сработал! — обрадовался Беркут. — А председателем Григорий Трофимчук?

— Он, шкуродер проклятый, и сейчас дома.

— Пойдем к нему вдвоем, — решил Беркут, — позабавимся с тобой. Хлопцы к ястребкам подадутся, а мы к пану товарищу Трофимчуку. У меня на него давно руки чешутся. А почему Яремкив не появился?

— Говорит, болен.

— Не врет?

— Да врет, свинья. Перетрусил.

— Сегодня мы, завтра энкавэдисты... Я его понимаю.

— Впервые слышу от вас, друг сотник... Вроде одобряете!

— Нет, Петр, объективно оцениваю ситуацию.

— Я бы тому Яремкиву кнутом...

— На всех не хватит. Иди, Петр, ужинай и ложись спать.

Совсем близко крикнул филин. Хорошая птица, сильная и отважная, и все ночное ее боится. Беркут прислонился к стволу какого-то дерева, слился с ним, чуть ли не обнял: невидимый, неслышный, как лесная тень. Вслушивался в журчание воды, в ночные шорохи, вдруг донесся далекий лай собак. Почему-то сделалось больно: люди живут в теплых хатах, сейчас ужинают, а он, как загнанный волк, вслушивается в ночную тишину. Погладил теплую рукоятку автомата. Надежное оружие, привык к нему. Да скорее бы расстаться с ним. Кто носит оружие, от пули и гибнет, а для чего погибать ему, молодому, умному?

Филин прокричал совсем близко. Собаки в селе замолчали — Беркут подождал еще час и разбудил хлопцев.

Яремкив ждал их во дворе под амбаром. Придвинулся к Беркуту совсем близко, рассматривая.

— Возмужал, сынок, — похвалил наконец.

Данила засмеялся тихо. Они не виделись год или немного больше, а пан Яремкив совсем постарел. В конце концов, от чего молодеть? Имел в селе лавку, и половина земли принадлежала ему. Нет теперь ничего, конечно, поседеешь...

— Рад видеть вас, — сказал совсем искренне, так как действительно симпатизировал Яремкиву: его уважал отец, а отец с голытьбой и батраками не знался, общался с людьми уважаемыми и зажиточными.

Яремкив не стал тратить время на болтовню.

— Иди к Григорию, — то ли попросил, то ли приказал, — не забыл где? А я твоих хлопцев с ястребками познакомлю.

— Приятного знакомства! — тихо хохотнул Беркут. — Только без лишнего шума, прошу вас, теперь нам реклама вроде не нужна.

Беркут двинулся на улицу не оглядываясь, знал, что Петр не отстанет, и правда, чувствовал на затылке его дыхание. Они продвигались под забором узкой тропинкой, протоптанной в спорыше, и Беркут на всякий случай считал избы: четвертая за углом Григория, он и так узнал бы ее, там груша во дворе, еще старый Трофимчук сажал, и очень разрослась.

Вдруг услышал за спиной шаги: кто-то догонял их, тяжело дыша. Беркут дернул Петра за руку, спрятался в тени дерева, выставив автомат. В лунном сиянии увидел — женщина. Беркут преградил ей дорогу.

— Кто такая? — наставил оружие.

— Не узнаешь, Данилка?

— Тетка Мария?

— Ну же.

— Чего ночью шатаетесь?

— Вы что, сдурели? У того ж Григория пистолет, а если стрельнет!

— Нам его пистолет до одного места! — погладил автомат Петр.

— Шуму наделаете.

— Ну и пусть!

Тетка немного отдышалась.

— Жаль мне вас, — сказала. — У того Григория рука твердая и стреляет хорошо. Пойдете со мной.

— Вы что надумали? — спросил Беркут.

— Мне откроет, а там делайте что хотите.

— А этот Григорий, тетушка, вам сала под кожу залил... — засмеялся Петр.

— А тебе?

— Да и мне.

— Вот и посчитаетесь. — Она пошла впереди, неслышная и невидимая — напоминала старую востроглазую и умную сову, что выслеживает жертву. Перед Трофимчуковым двором остановилась, ткнула рукой в дверь.

— С двух сторон станьте, — приказала, — а я в окно постучу.

Беркут понял ее с полуслова — они с Петром заняли удобную позицию около двери, приготовив оружие, а тетка Мария громко затарабанила в окно. Сначала никто не ответил, постучала еще громче, и только тогда в избе послышался шорох.

— Кто? — спросил мужской голос.

Беркут обрадовался: значит, Трофимчук дома и никуда не денется. Больше всего боялся, что не застанет, но теперь отлегло от сердца: прижался к стенке, слился с ней — неужели не откроет?

— Это я, Мария, открой.

— Какая Мария?

— Или не узнал: Яремкива.

— Что нужно?

— Старый помирать собрался, тебя требует.

— Что я, поп?

— Говорит, сообщить что-то хочет.

За окном затихло: видно, Трофимчук задумался.