Энн Ветемаа - Пришелец

• Название: Пришелец
• Автор: Энн Ветемаа
• Жанр: Современная проза

Энн Ветемаа известен не только эстоноязычным читателям, но и русскоязычным. Широкую известность писателю принес в 1962 году роман «Монумент», за который Ветемаа получил всесоюзную Государственную премию. Режиссер Валерий Фокин поставил по книге спектакль в московском театре «Современник» (1978), в котором главную роль сыграл Константин Райкин. Другие романы: «Усталость» (1967), «Реквием для губной гармоники» (1968), «Яйца по-китайски» (1972).

---

— Кем-кем?

— Ну, будто он с луны свалился. — Человек дунул в свой длинный мундштук, окурок взвился вверх по дугообразной траектории и, к великому удивлению шофера, перелетел через каменную ограду. Удовлетворенно глянув на шофера, он повернулся и неторопливо двинулся обратно.

9

Да, нaш герой очутился средь галдящей толпы. Попал словно из огня да в полымя. Какой-то мужик с багровой шеей заехал ему локтем в живот и обдал крепким водочно-чесночным духом. Затем в лацкан его пиджака вцепилась миниатюрная рыжеволосая женщина, хихикнула и почему-то решила цапнуть его своими зубками за мочку уха. Он ощутил острый запах пота, увидел, как сверкнули белки ее глаз — зрачки в экстазе словно бы закатились, а потом женщина метнулась в сторону, платье ее лопнуло — под мышками рыжеволосой неожиданно оказалась черная шерстка, — и лацкан пиджака молодого человека угрожающе треснул.

Почему эта кутерьма доставляет им радость? Как их барабанные перепонки выдерживают грохот барабанов, рев труб и фанфар? Молодому человеку очень хотелось уйти. Ему хотелось играть в тишине своего маленького дома наивные, простенькие канцоны анонимных авторов Раннего Возрождения, славящие Создателя. Звуки флейты — будто жемчужины, будто освежающие капли холодной воды в этой пустыне кипящих страстей.

Но как же отсюда выбраться? Толпа тащит тебя за собой, волнуется, клокочет. Отец высоко над головой поднял маленькую девочку — она визжит и смеется, щечки пылают, желто-лиловые ленты развеваются в косичках, на одной ноге нет башмачка. Не такую ли точно девочку нарисовал Отто Дикс?

Что их приводит в экстаз? Хлеба здесь не дают, правда, зрелищ хватает. И тут молодой человек заметил, как на высоком подиуме поджигают соломенную куклу. Кукла изображала главу соседнего государства, что и подтверждала табличка, прикрепленная на ее груди.

— Запаливай! Жги! — вопила толпа, и молодой человек вдруг поймал себя на том, что и он полубессознательно, в унисон, бормочет те же слова. Но тут ему стало неловко до слез, потому что болтавшаяся на кончике палки кукла во фраке и черном цилиндре была комичной и вместе с тем достойной уважения.

"Одна кукла сжигает другую", — подумал молодой человек. Неужели в этом заключается гармония? Неужто только так преодолевают диссонанс? Куда ты катишься, шарик? Безумный, безумный мир.

Кукла загорелась, желтое пламя лизало ее ноги, а в язычках пламя переходило в ярко-лиловое — ни дать ни взять душещипательные цвета их национального флага.

Задымились отвороты фрака. Поплыл едкий дым, запершило в горле, кукла стала шибать газом и оттого перемещаться туда-сюда. Раскачиваясь над толпой, она как бы отвешивала поклоны. Символическое аутодафе до предела накалило страсти. Мужчины рвали платья на женщинах, те подняли истошный визг. Вот кукла надломилась в жарких муках, и претенциозный цилиндр спланировал над людским скопищем, будто летающая тарелка. А из королевской макушки повалил серый дым — похоже, солому-то взяли влажную.

— Черные мысли! Видишь, у старика черные мысли! — завопили вокруг, давясь смехом и дымом.

Наконец молодому человеку удалось выбраться из сутолоки. Его не смутила живая изгородь с шипами, он продрался сквозь нее и припустил бегом. Бежал, пока не очутился на широком газоне, со всех сторон окруженном колким кустарником, как бы смахивавшем на маленький оазис. Он остановился перевести дух.

Воспользуемся же этой возможностью и задержим на нем взгляд, тем более что внешность своего героя мы подробно еще не описывали. Как он выглядит? Ростом молодой человек не выдался, да и комплекцией тоже — был хиловат. Смахивал на мелких чиновников Чехова или Кафки, но, пожалуй, с некоторым романтическим налетом, поэтому, если уж проводить параллель, скорее всего подошел бы один из персонажей Эрнста Теодора Амадея Гофмана, например, тот усердный каллиграф, которому старуха предсказала на рынке: "Убегай, чертов сын, чтоб тебя разнесло; попадешь под стекло, под стекло!.." Да, порядком пострадав от шипов, спину наш молодой человек все же не согнул, голову держал высоко, сохраняя гордый дух былых времен.

"Ox, к чему же, право, все эти оргиастические начинания? — подумал он в который раз за этот день. — Конечно, благодаря подобным сумасбродствам внимание народа отвлекается от всего остального. Конечно, отвлекается, но вообще-то правильно ли это? Может быть, внимание народа гораздо разумнее направить на недостатки, ибо при добрых намерениях, трезвом разуме и с помощью Божьей мы, глядишь, искоренили бы их… Но, Господи милостивый, до чего я докачусь со своими мыслями!?"

И точно — далеко со своими мыслями уйти ему не позволили: кто-то схватил его за локоть, и он услышал невнятный лепет. Немая? Немая женщина? Да, конечно. Невероятно толстая великанша с оплывшим лицом задрала кверху подол, обнажив свои бедра, точно колоды. Белые громадины, будто два сросшихся ствола. И это страшилище — по-другому не назовешь — весьма недвусмысленно тыкало в его ширинку.

Словно ужаленный, молодой человек бросился сквозь колючий кустарник, нет, не в сторону толпы, а все дальше, прочь, бог знает куда. Мерзость! Какая мерзопакостная баба, какие гнусные намеки. Да он, посвятивший себя пастырским обязанностям и целибату, ни на что подобное не способен. По крайней мере здесь, в этих условиях. Жуть какая!

Герой нашего повествования, становящегося все более кошмарным, изрядно порвал одежду, когда наконец оказался в каком-то новом месте типа оазиса.

Небо потемнело: в этих широтах ночь наступает как по волшебству. Над стадионом растекалось киноварно-красное пятно. Молодого человека била дрожь — столько приключений, ужасов, недоумений и постижений за один-единственный день. А в каком весенне-непорочном настроении он начался! Где они теперь, кучерявые облачка-овечки, незлобивый ветер и опрятные, порядочные люди?

И именно в тот момент, когда его донимали эти грустные мысли, из кустов вышла еще одна женщина. Молодого человека буквально передернуло: что за наваждение, право? Возможно, эта особа была помоложе и попригоже, но действовала явно стереотипно — нагло оголила ноги, вновь обратив молодого человека в паническое бегство.

Когда та же ситуация повторилась в третий раз, прекраснодушный органист и флейтист сообразил, что, очевидно, кружит по некой спирали. И что его ждет в центре? Повернуть обратно? Нет, наверняка эти горгоны все еще ждут его, вцепившись в подолы. И он понесся дальше, перепуганный подобно переписчику Гофмана.

Разумеется, он вскоре наткнулся на четвертую искусительницу. Почему бы ей не быть еще моложе и красивее — ведь в сказках все идет по нарастающей или в части страшного, или, напротив, прекрасного. Так вот, теперь его подкарауливала довольно юная и милая грация.

— Что… что это за игра? Я ничего не могу понять, — отпыхиваясь, вымолвил молодой человек. — Все повторяется, разве лишь вы… по сравнению с другими… — Он запнулся.

— …чуточку моложе и краше, вероятно, хотели вы сказать? — робко пособила дева.

Молодой человек кивнул.

— Но это и есть игра. Вы в самом деле не знали?

— Какая игра?

— Завлекаем в западню генерала Альвареса.

Альвареса? Пресловутого полководца враждебного им соседнего государства. Ах да… Его изображение тоже расстреливали на тренировочном поле стадиона. Расстреливали и забрасывали тухлыми яйцами. Молодого человека вдруг охватил страх, не укрывшийся от глаз девушки.

— Общеизвестно, как наши патриотки, отдаваясь ему одна за другой, заманили этого отчаянного вояку и еще более отчаянного донжуана в закрытый дворик, где солдаты бросили его в колодец, — учтиво разъяснила она. — Нет-нет! Вы не бойтесь, вас никто топить не станет! И колодец-то во дворе за моей спиной чисто декоративный, в нем даже воды нет. Ну да, все это лишь игра, это лишь наши инвалиды развлекаются и вспоминают прекрасное боевое прошлое. Якобы сам Великий Моноцетти сказал, зачем, мол, героям отказывать в таких потехах… Сожжение короля и расправа с полководцем — это ведь ритуальные игры, разве вы не знали?

— Вроде я что-то слышал… — И молодой человек не солгал. Слухи о чем-то подобном в самом деле доходили до его ушей.

— А теперь вы должны поцеловать меня хотя бы в щечку, если не пожелаете всего остального, — весьма застенчиво молвила она. — Я самая послед-няя, больше девушек нет.

После некоторой заминки молодой человек стыдливо приложился к щечке. Вернее, еле-еле притронулся, ибо это был первый поцелуй в его жизни. От девушки приятно пахло, глаза у нее были миндалевидные, карие и очень блестящие. Потом они постояли, слегка прильнув друг к другу, тяжело дыша от возбуждения, и что касается молодого человека — вполне уместно старомодное выражение: "Сердце его чуть не выскочило из груди".

— Может быть, мы когда-нибудь встретимся?.. Где вы живете? — проронил молодой человек.