Мортеза Каземи - Страшный Тегеран

• Название: Страшный Тегеран
• Автор: Мортеза Каземи
• Издательство: ЯЗЫЧЫ
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1980

Роман иранского прозаика М. Каземи охватывает события, происходившие в Тегеране в период прихода к власти Реза-шаха. В романе отражены жизнь городской бедноты, светский мир Тегерана. Автор клеймит нравы общества, унижающие человеческое достоинство, калечащие души людей, цинично попирающие права человека, обрекающие его на гибель.

Об авторе [БСЭ]. Каземи Мортеза Мошфег (1887-1978), иранский писатель. Один из зачинателей современной персидской прозы. Сотрудничал в журнале "Ираншахр", издававшемся в Берлине с 1924, позднее редактировал журнал "Иране джаван" ("Молодой Иран"), в котором публиковал свои переводы с французского. Его социальный роман "Страшный Тегеран" (1-я часть "Махуф", опубликован в Тегеране, 1921; 2-я часть под названием "Память об единственной ночи", опубликована в Берлине в 1924; рус. пер. 1934-36 и 1960) разоблачает отрицательные стороны жизни иранского общества 20-х гг., рисует бесправное положение женщины. Романы "Поблёкший цветок", "Драгоценная ревность" и др. менее значительны и не затрагивают острых социальных проблем [Комиссаров Д. С., Очерки современной персидской прозы, М., 1960; Кор-Оглы Х., Современная персидская литература, М., 1965.].

---

Мэин успокоилась. Рука ее оставалась в руке Фероха, и он тихонько касался ее руки губами.

На козлах Джавад и сурчи беседовали друг с другом. Было почти два часа ночи, когда доехали до Кал'э-Мохаммед-Али-Хана. Тотчас соскочив, Ферох высадил Мэин и они направились к михманханэ. Они очутились в той самой комнате, где позапрошлой ночью Мэин ужинала с матерью. Тяжелое чувство вновь охватило Мэин, но она сдержалась. Ферох принес от наиба перо и чернила. И Мэин написала матери:

«Дорогая мама! — Да стану я жертвою у твоего священного порога!

Несмотря на то, что я много раз говорила тебе, что я не согласна стать женой человека, которого вы для меня по своему выбору предназначили, и предупреждала тебя и уважаемого отца о грустных результатах, к каким все это приведет, вы все-таки не хотели считаться с моим мнением в вопросе о выборе мужа и хотели каким бы то ни было способом отдать меня ему. Если бы я была неразумная девушка, думающая больше о свадебном угощении, чем о жизни, я, конечно, промолчала бы, приняв ваше решение как окончательное. Я же, понимая, что жить-то с мужем придется мне, что делить с ним будущее — плохое или хорошее — буду я, считала слепое повиновение в этом случае неуместным и прямо заявила вам, что я против этого. Но вы и тут не отказались от своего замысла и решили применить другие средства. Тогда и я, отчаявшись, вступила на другой путь, чтобы избежать несчастья, грозящего разбить мое будущее. Чтобы заставить меня забыть Фероха, вы повезли меня в Кум, решив тотчас же вслед за этим выдать меня за другого, выбранного вами, а я послала сказать Фероху, чтобы он увез меня и показал вам, как нехорошо проявлять деспотизм, в особенности там, где речь идет о единственной дочери, счастье которой, казалось бы, должно вам быть дорого.

И вот, мамочка, я и Ферох теперь свободны. Он любит меня, а я его; он считается с моим мнением, а я с его желаниями; он во всем спрашивает моего согласия, он думает о моем счастье, я — о его.

Я знаю, как подействовало на вас мое внезапное исчезновение, как вы страдаете. Я знаю, что вы браните меня, может быть, проклинаете. И я понимаю вас, я знаю, мамочка, что если бы отец не сказал вам, что меня надо во что бы то ни стало выдать за шахзадэ, вы бы не добивались этого с такой настойчивостью. Как бы там ни было, а теперь остается только одно: если вы хотите, чтобы наша разлука не продолжалась долго, если вы хотите быть участницей нашего с Ферохом счастья, уведомите отца, что он может увидеть меня только после того, как даст свое согласие. Обьявите о нашей свадьбе с Ферохом и вы увидите меня у своих ног. В противном случае я вынуждена сказать вам, что мы вряд ли скоро с вами увидимся.

Подумайте и решайтесь. Забудьте о том, что Ферох мой двоюродный брат, у которого нет состояния. Помните только, что он — мой любимый, моя душа, мое все, что он мой муж.

Любящая вас и преданная вам, ваша рабыня Мэин».

Через десять минут письмо в запечатанном пакете было передано наибу чапарханэ для отправки в Кум. По счастливой случайности, как раз в это время подошел почтовый гари, шедший из Тегерана в Кум, и наиб передал пакет сурчи, чтобы тот отдал его в Кушке-Насрет следующему сурчи, и так дальше, до Кума.

Переменили лошадей, и еще через десять минут карета двинулась дальше. В предвкушении большого анама сурчи подхлестывал лошадей и через какие-нибудь три часа они подъезжали к Хасан-Абаду, в восьми фарсахах от Тегерана.

После отправки письма состояние Мэин резко переменилось. Это уже была не та Мэин, что два часа назад. Теперь она улыбалась. И от этой улыбки, в которой чувствовалась радость и надежда, сердце Фероха трепетало. Руки их сжимали одна другую, щеки их сблизились, и в тесном пространстве кареты раздался звук поцелуя. Ферох не помнил себя от радости и счастья. Величайшая мечта исполнилась: он держал в своих объятиях Мэин, Мэин, готовую пожертвовать для него всем, что у нее было в жизни.

И никто не мешал им, никто не нарушал их сладкой близости. Мэин мечтала:

«Мать, конечно, сейчас же сообщит отцу и будет просить его согласия на нашу свадьбу. И отец согласится. Отец меня любит, ему тяжело. И мы — счастливы, о, какое блестящее будущее!»

От радости она захлопала в ладоши.

Ферох сказал:

— Сейчас мы поедем в Шимран. Заберемся там в деревенский домик, устроимся и будем себе жить да поживать. Оттуда ты, если хочешь, можешь еще отцу написать. Воздух там в это время дивный. Вот где мы подышим воздухом свободы! Вокруг нас будут деревенские люди, которые во всех отношениях лучше, сердечнее и честнее городских. А там, даст бог, скоро услышим и о согласии отца и вернемся вместе в город.

Так золотые мечты уносили двух несчастных влюбленных, не подозревавших о том, что их счастье будет разбито вдребезги.

Около пяти часов приехали в Хасан-Абад. В конце весны светает быстро. Всходило солнце. Мэин была бледна, а глаза ее от слез покраснели. Но останавливаться здесь было нельзя, и Ферох приказал наибу, с которым он виделся вчера, дать лошадей и отправить карету дальше.

Пока все шло благополучно. Ферох был уверен, что так же будет и дальше. И, действительно, через три часа они спокойно доехали до Кяхризэка, а к полудню очутились в Шах-Абдуль-Азиме — местечке, в десяти километрах к югу от Тегерана, соединенном с городом железной дорогой. Как только доехали до околицы поселка, Ферох остановил карету, и они сошли. Миновав боковую улицу, они вошли во двор гробницы шаха и, выйдя из главных ворот на большую улицу, направились к вокзалу железной дороги. Скоро должен был отправиться двенадцатичасовой поезд. Усевшись в поезд — Ферох с Джавадом в мужском вагоне, а плотно закутанная Мэин в женском, — они через четверть часа были в Тегеране. Публики почти не было, — каких-нибудь тридцать человек, которые быстро рассеялись по прилегающему к вокзалу кварталу Мохаммедиэ. Сойдя, Ферох тотчас же послал Джавада нанять двух извозчиков.

И скоро два экипажа — под номерами 120 и 301 — увозили Мэин и позади нее — Фероха с Джавадом. Ферох сказал извозчикам:

— Поезжайте в Эвин!

Глава двадцать третья ЕДИНСТВЕННАЯ НОЧЬ

К северо-западу от Тегерана, в западной части Шимрана, за Таджришем и другими поселками в предгорьях Эльбурсского хребта расположилась маленькая деревенька.

Посреди нее, извиваясь между прячущимися в садах глиняными домиками, протекает небольшая речка.

Воздух здесь бесконечно чист и нежен, а густые заросли деревьев, покрывающие оба берега реки, придают всему этому местечку вид зеленеющей рощи и делают его невыразимо привлекательным.

Сюда-то и решил Ферох привезти Мэин. Во-первых, здесь редко бывают горожане, а во-вторых, здесь жил приятель, который в прошлом году гостил две недели в доме Фероха.

Сад, куда направлялся Ферох, был расположен на западном берегу реки. Внутри его стоял деревенской постройки домик из трех крошечных комнат, перед домом был огород, а самый сад, осененный нежной весенней листвой деревьев, ступенчатыми террасами спускался к реке; почва повсюду была покрыта зеленеющей травой.

Через два часа по выезде из города, дрожки, миновав Юсеф-Абад и Тэнк, подъехали к Эвину.

Дав извозчикам щедрый анам, Ферох отпустил их, строго наказав молчать в случае, если кто-нибудь будет расспрашивать о сегодняшних седоках. Извозчики поклялись, что не раскроют рта.

И Ферох с Мэин и Джавадом, несшим кое-какие вещи, направились в дальний конец деревни.

Постучались. Хозяин был, по счастью, дома. Кланяясь и любезно приветствуя Фероха, он пригласил их войти. Ферох с Мэин и Джавадом устроились в комнатке с двумя стеклянными дверьми, выходившими на реку. Комнатка эта была крошечная, площадью в два-три зара. Стены были чисто выбелены, а на тагче стояли две голубые лампы, над которыми висело маленькое зеркало. Пол был покрыт новеньким красным килимом. Джавад, сложив вещи в углу, тотчас же вышел.

Провожавший их хозяин стоял у двери боком в такой позе, чтобы было ясно, что он не смотрит на Мэин и видит только Фероха.

— Дядя Керим, — сказал ему Ферох, — я хочу здесь пожить некоторое время, но так, чтобы о моем пребывании никто не знал.

Дядя Керим сказал:

— Живите, пожалуйста, сколько вам поживется. Мы с женой готовы вам служить и все, что надо, для вас достанем и сделаем, а насчет того, что говорите — тоже будьте покойны, я уже сделаю так, что никто ничего знать не будет.

Ничего другого Ферох и не ожидал: он хорошо знал дядю Керима, и если спросил, то больше для того, чтобы узнать, не произошло ли какой-нибудь перемены.

Удостоверившись, что дядя Керим таков же, как и прежде, Ферох сказал:

— Аферин!

И попросил его в виде первой услуги приготовить чай.

После ухода дяди Керима Мэин сняла нэгаб, и из складок чадры, точно луна из облаков, на Фероха взглянуло ее прекрасное лицо.