Пол Догерти - Тёмный рыцарь

• Название: Тёмный рыцарь
• Автор: Пол Догерти
• Издательство: Книжный клуб «Клуб семейного досуга»
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-9910-1358-1, 978-966-14-1019-9, 978-0-7553-5454-2

Начало XII века. Иерусалим захлестнула череда жутких убийств. В числе жертв высокопоставленные особы, ритуально умерщвленные женщины и тамплиеры. Молодой рыцарь Храма Эдмунд де Пейен просто обязан узнать правду, ведь подозрение падает на его побратима и возлюбленную… А что, если угроза исходит из самого ордена?

---

Они спустились во двор для воинских упражнений, располагавшийся позади башни, — там фидаины и стражи крепости в синих плащах отрабатывали приемы боя. Майель настоял на том, чтобы показать и свое умение. Велел привести коня и продемонстрировал турнирные приемы: поединок на копьях, сшибку на всем скаку, выпады мечом и кинжалом, не задевая противника, затем стрельбу из лука и метание дротиков. Даже де Пейн, привыкший наблюдать за поединками на ристалище лучших рыцарей своего ордена, пришел в восхищение; не остался равнодушным и Усама со своими воинами. Майель был превосходным наездником: рыцарь и конь сливались в единое существо, стремительное и грозное. Всадник направлял коня одними шенкелями, а руки были заняты щитом и копьем, булавой либо мечом. Несколько фидаинов вызвались быть его противниками. Вот тогда Майель и показал грозную красоту рыцаря в сражении: он изгибался и вертелся, расшвыривая противников крупом коня, а сам делал стремительные выпады то клинком, то щитом, чтобы разделить своих противников, загнать в угол и покончить с ними. Когда все завершилось, Усама первым завел хвалебную песнь. Майель же пожал плечами, подмигнул де Пейну и шутливо заметил: он-де надеется, что ему никогда не придется встретиться с их любезным хозяином на поле брани.

Майель недаром изощрялся: фидаины воочию увидели, что тамплиеры тоже сильные воины; спало напряжение, возникшее после того, как Усама преднамеренно показал, на что способен; трое же посланцев ордена стали сплоченнее. Парменио поделился с товарищами теми сведениями о крепости, которые ему удалось собрать. Он доверительно сообщил, что изучил все боковые и потайные выходы — на случай, если бы им пришлось покинуть крепость раньше, чем того пожелают хозяева. Де Пейн подозревал, впрочем, что Парменио одновременно искал что-то еще, нечто такое, о чем не станет рассказывать. Но Эдмунд понимал, насколько важно поддерживать добрые отношения со своими товарищами. Каждое утро они встречались с провансальцами, а вечером оставались втроем, чтобы обсудить события дня и послушать рассказы Майеля о битвах среди угрюмых болот на востоке Англии. Со скуки ли, от невозможности ли раскусить тайные замыслы Тремеле, а может, из-за намеков на планы Великого магистра послать их в Англию, но де Пейн с жадностью впитывал подробности о бушующей на острове гражданской войне. Майель же рассказывал охотно, дважды просить его не приходилось. Он поведал о том, как Стефан и его сын Евстахий сошлись в смертельной битве с Генрихом Плантагенетом, графом Анжуйским. О том, как Генрих — молодой, не знающий жалости, преисполненный сил — вознамерился любой ценой завладеть английским престолом и усмирить знатнейших баронов, чьи распри подливают масла в огонь войны. Эдмунд догадывался, что Майель — сторонник Генриха, тем более что прежний господин Майеля, Жоффруа де Мандевиль, был заклятым врагом короля Стефана. Но каждый вечер они то и дело возвращались к обсуждению причин, приведших их сюда, в Хедад, и к тому, что замыслил Тремеле. С того момента, как они выехали из Триполи, де Пейн свято верил в то, что в убийстве графа Раймунда повинны ассасины и что Великий магистр располагает какими-то доказательствами этого, но пока держит их в тайне. Вскоре это убеждение было разрушено до основания.

Усама наконец пригласил их снова предстать перед своим отцом и его советниками. Как только покончили с положенным обменом приветствиями, Низам подался вперед, указав пальцем на де Пейна. Он медленно заговорил на лингва-франка, загибая пальцы по мере того, как излагал свои аргументы.

— Вы, конечно, понимаете, — он посмотрел поочередно на всех троих, — что мы не имеем ни малейшего касательства к убийству Раймунда Триполийского? Верно, верно, — он энергично закивал, — у нас были свои сложности с графом, было взаимное недопонимание, но ведь мы не послали ему предупреждение — так или нет?

Де Пейн вынужден был согласиться с этим.

— И трупов вы не нашли?

И снова де Пейну и его товарищам оставалось лишь утвердительно кивнуть.

— Но мы там были, — заговорил Майель. — Мы слышали вопли. Мы видели кинжалы с перевитыми красной лентой рукоятями. Два таких кинжала были найдены потом, и один из ваших медальонов в придачу.

— Дураки только на то и способны, что кричать всякий вздор! — последовал язвительный ответ. — А кинжалы, красную ленту и медные медальоны можно купить на любом базаре, чуть ли не в каждой лавке. Если женщина так и стреляет глазами, это ведь еще не значит, что она продастся первому встречному! — Низам глубоко вздохнул. — Какие у вас есть доказательства? — требовательно спросил он. — Право же, если обвинять нас, ассасинов, как вы нас называете, отчего же не обвинить тамплиеров?

— Но это невозможно! — возразил де Пейн. — Нас послали охранять его.

— И в этом вы не преуспели, — усмехнулся Низам. — Достойный Эдмунд, я прошу тебя подумать как следует. Что именно ты помнишь?

Де Пейн молча признал справедливость вопроса. Он до сих пор не размышлял по-настоящему над тем, что именно произошло за те несколько мгновений: как устремились вперед убийцы в длинных одеяниях, как бросились к нему самому вооруженные кинжалами люди, как поднялась кровавая круговерть в туче пыли, как сполз с коня граф Раймунд, а кинжалы все взлетали и разили.

— То был не Орден Храма! — прошептал он, а Майель громко заявил свой протест.

— Достойные посланники, — Низам торжественно поднял чашу с шербетом за здоровье гостей, — я не сказал «Орден Храма», я сказал «тамплиеры». Разве не изгнали недавно из ордена одного из ваших братьев? Нам известно о том, что в Иерусалиме творилось неподобающее: отвратительные убийства, обвинения в колдовстве, в том, что кое-кто из тамплиеров поклонялся темным духам. — Он улыбнулся в ответ на их молчание и указал на левую стену, где была великолепная фреска с изображением птицы. — Павлин Джебраила,[59] — объяснил Низам, — имеет тысячу глаз. Он все видит.

— А ты, повелитель, имеешь тысячу голубей, — не без иронии заметил де Пейн.

Низам отставил чашу и присоединился к смеху своих советников, хлопая в ладоши в знак одобрения.

— Это славно, очень славно, достойный Эдмунд! Ты просыпаешься от своего сна. Нам известно все, что происходит на подворье ордена, да и во всем Святом городе. Если говорить прямо, — он пожевал губами, — нам известно об изгнании Уокина и исчезновении Беррингтона. И знаю я об этом не только благодаря павлину Джебраила, вовсе нет, — он посмотрел де Пейну в глаза уже без тени улыбки, — а потому что Уокин был здесь. Он приходил просить меня о помощи. Я отказал ему. Возможно ли, что это он приложил руку к убийству графа?

— Он просил тебя о помощи? — вмешался Майель. — Помощи в чем?

— Почтенный, — резко заговорил Низам, — мы не очень-то отличаемся от любого вашего монастыря или орденского подворья. Мы не какие-нибудь горные разбойники. Вы же видите, как мы здесь живем, одной общиной. Верно, мы казним тех, кто желает причинить нам зло. Но разве ваши бароны и аббаты не пользуются правом топора, петли и позорного столба, властью казнить преступников на виселице по своему усмотрению? Многие приходят сюда с просьбой о помощи. Законы гостеприимства у нас чтятся свято. И таких гостей мы принимаем с открытым сердцем. К вашему брату-тамплиеру мы отнеслись точно так же. А куда еще было ему идти? Его орден от него отвернулся.

— Чего же он хотел? — быстро спросил де Пейн. — Что говорил?

— Он пришел, как нищий, — вступил в разговор Усама, — оборванный, грязный, спасаясь от погони. Он и не пытался скрыть это. Рассказал нам, что его изгнали из ордена за некие преступления. Он не стал вдаваться в подробности, но настаивал на том, что ни в чем не виновен. Он твердо решил пробраться в Триполи, найти там помощь и сесть на корабль, идущий в его страну. Он даже назвал порт — Ду… Дур… — Усама не мог сразу выговорить название.

— Дувр? — подсказал Майель.

— Дувр, — подтвердил Усама. — Для нас Уокин не был опасен. Так зачем нам обагрять свои руки кровью тамплиера? Мы снабдили его чем могли, дали ему охрану до равнин… Вот… — Усама помолчал, раскачиваясь взад-вперед. — Мог ли этот человек убить графа Раймунда? Просил ли он графа о помощи, а в ответ услышал отказ? И решил отомстить? Достойный Майель, мы видели, как ловко ты обращаешься с оружием. А разве твой бывший брат не такой же умелый воин, мастер клинка?

— Но ведь убийца был далеко не один, — заметил де Пейн.

— Верно, — согласился Низам, — но города на равнине кишат убийцами, что навозными мухами. Они называют себя скорпионами или еще как-нибудь, но суть одна: они совершают гнусные преступления. Не вступил ли ваш бывший брат в одну из таких шаек? Впрочем, это не важно, — Низам заговорил тверже, решительнее. Он посмотрел на своих фидаинов, сидевших вокруг него с непроницаемыми лицами, но с настороженностью во взглядах. — Суть в том, — подвел он итог, — что мы не имели касательства к покушению на графа Раймунда. У нас не было на то ни оснований, ни повода, а у вас нет доказательств обратного. Тем не менее… — Он достал из-под подушки пустую кожаную суму, в которой ранее хранились грамоты Великого магистра. Суму Низам передал де Пейну, а с ней и изящную шкатулку из ливанского кедра, украшенную эмалью и драгоценными камнями. Три замка накрепко запирали крышку в форме купола, запечатанную по ободу зеленовато-голубым воском. Вслед за тем Низам передал и кожаный мешочек, в котором хранились ключи от замков. Шкатулка была тяжела — должно быть, подумалось де Пейну, там внутри золотые монеты или же драгоценные камни. Шкатулку он передал Майелю, а мешочек с ключами опустил в свой кошель.