Юрий Левин - Золотой крест

• Название: Золотой крест
• Автор: Юрий Левин
• Издательство: Удмуртское книжное издательство
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 1962

Первого мая 1959 года в Свердловском аэропорту приземлился пассажирский самолет, прибывший из Ижевска. По трапу сошел рослый, ладно сложенный пассажир и бросился в объятия коренастого широкоплечего мужчины в темно-синем костюме и фуражке гражданского летчика. Встретились Аркадий Ворожцов и Александр Кузнецов. Это они, бывшие узники, вырвавшись из фашистской неволи, плечом к плечу с польскими товарищами мужественно боролись за освобождение польской земли от гитлеровцев. Александр Кузнецов был командиром партизанской бригады. За боевые заслуги впоследствии награжден польским орденом «Золотой Крест».

В основу документальной повести «Золотой крест» легли действительные факты подпольной и партизанской борьбы в Польше против фашистов в годы Великой Отечественной войны. Повесть завершается картинами разгрома фашистских полчищ на польской земле объединенными силами частей Советской Армии и польских партизанских отрядов. Многие из действующих лиц повести, как русские, так и поляки, пройдя сквозь суровые испытания, дожили до радостных дней победы и сейчас честно трудятся на мирном трудовом фронте. Аркадий Ворожцов — главный зоотехник Ижевской племенной животноводческой станции, Александр Кузнецов работает в гражданской авиации, Василий и Марина Кузьмины трудятся на полях Казахстана, Павел Бурда работает в Кабардино-Балкарской АССР

Повесть «Золотой крест» написали свердловские военные журналисты Юрий Левин и Николай Мыльников — участники Великой Отечественной войны.

---

Кузьмин, Влоцкий и Лисняк вышли к мосту. А затем передвигались вдоль речки ползком.

Танки у берега в копнах сена встали в засаду. А солнце пекло невыносимо. Раскаленная броня, как видно, разморила танкистов. Из верхнего люка одной машины вынырнула голова. Немец осмотрелся и вылез на броню. За ним выбрались остальные.

Партизаны притаились в кустах, внимательно наблюдали. Немцы, оставив у машин по одному караульному, подошли к речке. Одни из них, не раздеваясь, плюхнулись в воду, другие жадно пили ее пригоршнями.

Кузьмин подал знак рукой. Влоцкий автоматной очередью уложил часовых. Лисняк и Кузьмин запустили по паре гранат; в сгрудившихся на берегу танкистов. Вверх взметнулась вода, грязь, песок. Раздались крики, стоны.

Партизаны осмотрели трофеи. Особенно усердствовал Кузьмин. Он быстро забрался в танк, повернул башню, опробовал работу рычагов и завел машину. Соскучился, видно, механик-водитель по родному делу!

Лисняк и Влоцкий сели во второй танк. Оба танка вырвались на дорогу и быстро оказались в расположении партизан.

— Товарищ комбриг, — рапортовал выскочивший из переднего люка Кузьмин, — разрешите передать на вооружение бригады два немецких танка неизвестной мне марки.

— Вот это трофеи! — произнес Кузнецов. — Охотно принимаем их.

— А еще просьба у меня имеется, — обратился разведчик к комбригу.

— Какая?

— Разрешите один танк назвать именем Вацлава Забродского.

Это предложение партизаны встретили восторженно.

Фронт все приближался. Михув не только по ночам, но уже и днем слышал гул орудий. Над городом все чаще проносились советские самолеты.

Немцы отступали. Их колонны двигались по шоссе на запад и часто наталкивались на засады. Партизаны пленили более тысячи вражеских солдат и офицеров.

На третий день пребывания в Михуве радио объявило:

«Сегодня в городском саду состоится открытый судебный процесс над бывшим полицаем Казимиром Пронтеком. Приглашаются все граждане».

На судебное заседание собралось столько людей, что в саду пришлось установить репродукторы.

Суд начался в шестнадцать часов. За столом, накрытым кумачом, находились члены партизанского суда.

Председательствующий Тыдык объявил, что Пронтек обвиняется в тяжелых преступлениях, совершенных в Михуве в дни фашистской оккупации города, и предоставил слово партизанскому обвинителю.

— Перед вами, граждане судьи, — громко начал обвинитель, еще совсем молодой худощавый человек, в прошлом студент-юрист, — стоит преступник особого рода. Он чинил бесчинства на нашей польской земле, издевался над женщинами и детьми, расстреливал без суда и следствия ни в чем неповинных мирных жителей. Взгляните на него. Он потерял человеческий облик. Жители Михува могут привести не один пример преступной деятельности этого садиста...

— Я скажу, пан прокурор, — поднялся со своего места мужчина в черных очках. — Можно мне?

Председательствующий ответил:

— Можно, говорите. Только подойдите поближе.

— Стасек, проведи меня, — мужчина обратился к сидящему рядом белоголовому мальчишке, давно не стриженному, в полинялой голубой рубашке с клетчатыми заплатками на плечах и на локтях.

Стасек, взяв свидетеля за руку, провел его к столу.

— Пусть простит пан прокурор, что я его перебил... Я давно знаю Казимира Пронтека. Очень давно. Он свой человек в Михуве, «по-свойски» с нами и расправлялся... Смотрите...

Мужчина снял очки и присутствующие на суде вместо глаз увидели две глубоких впадины.

— Это Казимир Пронтек выколол мне глаза.

Из публики понеслись возгласы:

— Убийца!

— Повесить его!

Слепой рассказал все по порядку, как его обвинили в сочувствии партизанам, как над ним издевались Казимир Пронтек и его шефы.

Когда свидетель сел на место, обвинитель, обращаясь к судьям, произнес:

— Фашистам не должно быть места на земле! Смерть им!

По парку гулко прокатились аплодисменты.

Суд закончился уже при электрическом свете. Он удовлетворил просьбу партизанского обвинителя и жителей Михува. Казимира Пронтека приговорили к расстрелу и тут же в парке привели приговор в исполнение...

Встречи в Михуве

Окружив город прочной вооруженной охраной, которая заняла удобные позиции в лесах и кустарниках, в оврагах и ручьях, на скатах высот и за пригородными строениями, партизаны удерживали Михув трое суток. А на четвертые утром, когда солнце только что выкатилось из-за горизонта, заиграв лучевыми стрелками в дождевых лужах, Александра Кузнецова, спавшего на штабном диване, разбудил дежурный:

— Александр Васильевич, до вас приехал человек с важным сообщением.

— Где он? — спросил командир бригады, потер ладонями глаза, соскочил с дивана и выбежал во двор. Подле крутоступенчатого крыльца на взмыленном гнедом коне сидел Иван Кузьмин. Он доложил:

— Советские танки подходят.

— А может, немецкие?

— Нет, Александр Васильевич, я сам их видел.

— И где же они?

— Остановились на опушке леса.

— А ну, пойдем, показывай.

Кузьмин привязал лошадь за кольцо к столбу и вместе с руководителем бригады забрался на штабную вышку.

— Вон там они, — вытянув руку, показывал Кузьмин на шапкообразный мысок леса, синеющий макушками за пологим угором. — Стопроцентно видел своими глазами. Смотрите, они уже идут сюда.

Действительно, танки на большой скорости шли длинной колонной по дороге на одинаковом удалении друг от друга.

У доброй вести крылья быстролетны, и она из дома в дом мигом разнеслась по всему Михуву. Одетые в праздничные наряды, горожане от старого до малого высыпали на улицы, чтобы по русскому обычаю с хлебом-солью встретить советских бойцов.

В головной машине, стоя по пояс в верхнем люке, прибыл полковник, молодой, бронзоволицый, в новом габардиновом кителе. Он дал сигнал механику-водителю заглушить мотор.

Вслед за первым танком остановилась вся колонна.

— Где мне найти командира бригады Сашу-летника? — спросил полковник.

— Я — командир бригады, — ответил Кузнецов, стоявший в кругу партизан у ворот штабного дома.

Полковник и лейтенант, пожав друг другу руки, познакомились.

Внушительно урча моторами, колонна танков двинулась вперед.

— Привал в лесу за городом, — распорядился полковник.

Партизаны и жители Михува, напутственно провожая танкистов, читали надписи на бортах машин: «За Родину!», «Вперед на врага!», «Смерть фашизму!».

На танке, который двигался в середине колонны, показалась необычная надпись: «Иван Кузьмин». Прочитав ее дважды, сержант Кузьмин заметил:

— Мой однофамилец! Стопроцентный тезка! — он горячо помахал рукой и обратился к полковнику. — Вы не скажете, кому такая слава? Может, земляк какой-нибудь?..

— Это — в честь погибшего товарища, — ответил офицер. — Он воевал в другой части, но наши бойцы считают его однополчанином.

Партизаны заинтересовались:

— А кто он такой?

— Откуда?

Уже в штабе бригады, сориентировавшись по карте в обстановке, полковник рассказывал:

— Иван Кузьмин — парень с Урала. Был танкистом. Погиб под Воронежем. Чтобы отомстить фашистам за близкого человека, одна девушка решила пойти на фронт.

Слушая это, Кузьмин почувствовал, что сердце его заколотилось учащенно. Он хотел что-то сказать полковнику, но горло перехватило.

— И кто та девушка? — спросил Кузнецов. — Гурьянова Марина Гавриловна.

Кузьмин, точно подброшенный со скамейки тугой пружиной, подскочил к столу, за которым сидел полковник, вынул из брючного кармана кожаный кошелек, достал оттуда фотокарточку и, положив ее на стол, спросил:

— Вот эта Марина?..

— Она. Она самая, — ответил полковник, кидая быстрый взгляд то на карточку, то на богатырски сложенного партизана.

— А я, стало быть, стопроцентный Кузьмин Иван Петрович, которого вы похоронили под Воронежем...

Партизаны разразились радостными криками. Полковник еще раз внимательно всмотрелся в фотокарточку и утвердительно заключил:

— Она самая, уралка... Только мне невдомек, как все получилось?

— Получилось так, как на войне, — заметил Кузнецов. — Пусть они встретятся и разберутся во всем.

Иван вместе с полковником в партизанской бричке выехал в расположение полка.

Подойдя к машине с надписью «Иван Кузьмин», сержант обратился к ее командиру, который сидел на корточках, упираясь спиной в правую переднюю гусеницу, и рассматривал карту:

— Товарищ лейтенант, разрешите повидаться с вашим механиком-водителем.

— А вы кто такой будете?

— Я буду ее старый знакомый.

— И наш старый однополчанин, — добавил командир полка, подходя к танку. — Марина, где ты? — крикнул он. — Тебя ожидает нечаянный интерес...