Виктор Соснора - Переписка Виктора Сосноры с Лилей Брик

• Название: Переписка Виктора Сосноры с Лилей Брик
• Автор: Виктор Соснора
• Издательство: Журнал "Звезда"
• Жанр: Современная проза
• Год: 2012

---

Установил странную и хорошую, в общем-то, вещь: без Марины я спокоен и тружусь в три раза больше и лучше. Все-таки «жизнь на вулкане», байронизм и дьяволиада — не для меня. Я — пес не буйный, но кабинетный. И хорошо к рукам прибирающийся, если эти руки не бьют.

Сейчас снял комнатку у друга (у бабушки друга, она (комната) проходная, но бесплатная, а бабушка ходит бодро к своему кавалеру играть в преферанс и пылко обсуждает со мной своего внука и свое будущее). Не знаю, как дальше, но пока работать можно, что и делаю. И временами одному быть — ничем не заменимое блаженство. Как бы это не кончилось монастырской кельей (если, конечно, там будет жареная телятина, телефон и какая-нибудь грешница) — простите за фривольность.

Марина тактику переменила буквально на днях, когда я уже (наконец- то!) подал в суд все документы и вот-вот должна быть повестка. Она, как мне передают, ни в какую не хочет ни разводиться, ни меняться. Ну что ж. Будем мужественны и понадеемся на справедливость и снисходительность к мужчинам со стороны лучшего в мире советского суда. Она никак не поймет, что я не «колеблюсь», не «раздумываю», что для меня это независимо, официально или нет, — уже не существует, как это ни безрадостно и ни больно «за бесцельно прожитые годы».[222]

Вот я и закончил, в общем-то, книгу страшного года — года Дракона (о не зарекайся, еще месяц!). Книгой доволен. Боль-ша-я. Хо-ро-шая. Без Марины! Лето бы и одному — в лес, и не писать бы все лето… Да не выйдет.

«Пришла беда — отворяй ворота». «Нева» зарезала повесть, выплатив за нее почти сто процентов. Грозят судом. Хотят, чтобы возвратил деньги. Весело, честное слово: суд — так суд. Посмотрим, как они будут доказывать «историческую правду» — повесть о Державине. Главный редактор[223] говорит серьезно: «Вы исказили историческую и героическую картину того времени! Ведь тогда Суворов взял Альпы и Апеннины!» Я ему говорю, что тогда Суворов еще простеньким солдатиком в коротких штанишках бегал. А <он> восклицает: «Это ложь! Это дегероизация!»

Боже, Боже, если я завтра скажу им, что подметка — это подметка, меня будут уверять, что подметка — это балык из лососины. О чем говорить! На что сетовать! Правда, веселюсь!

И как не веселиться, если я выступал на вечере Филармонии с переводами псалмов, а оказалось, что вечер — юбилейный и — несовместимость псалмов и юбилея. Действительно, несовместимость. Но откуда я знал, что годовщина? Кто меня предупредил? Но это — ничего. Больше всего всех возмутило, что я выступал в свитере и сапогах! Это сейчас преступление, равноценное уголовщине. Но… у меня развалились все башмаки и уже три года нет ни одного костюма. Клянусь Вам — это правда.

Но жизнь — анекдот какой-то. Каждый гастролер придает себе какое-то мировое значение, не понимая своим мерзлым мозгом, что человечки-то глянут, ухмыльнуться и пойдут кушать кашу. И вот дрожат от гнева обком, все инстанции, секретариат, — снять с него сапоги и надеть сапоги фабрики «Скороход» и костюм «Индпошив». Купите, любимые мои, я — клянусь, надену, ибо каждый вечер стоит пятнадцать рублей и ради этого стоит пощеголять в замечательной обуви и костюме. О ГОРЕ!

Таковы мои дела, и они — лучше, чем следовало ожидать в данной нам временем ситуации.

Будьте здоровы! Обнимаю Вас и Василия Абгаровича!

Ваш — В. Соснора

Но адрес все равно материн.

74

7.12. 73

Дорогой Виктор Александрович, не сердитесь, что не ответила на письмо. Пробовала звонить Вам в Комарово. Но там или не отвечают, или занято. Напишите по какому телефону и в какое время звонить в Ленинград. Пожалуйста!

Мне трудно писать физически — устала!!!..

Эти дни не могу поймать Слуцкого. Жена его в больнице, после серьезной операции. Думаю, что он целые дни там. Буду звонить еще и еще.

Подстрочники с грузинского обещал мне для Вас Симонов. Но пока ничего не дал.

Напоминаю ему и еще напомню.

Ваш вариант стихотворения Маяковского — прелестный. Делайте с ним все, что хотите. Вернее — что удастся.

Неужели Слуцкий не послал Вам подстрочник? Он взял у меня адрес Вашей мамы. Может быть, дозвонюсь ему сегодня вечером. Письмо это опущу завтра.

Соскучилась по Вас! Давно мы не виделись. Что же все-таки с Вами будет?!

Мы оба обнимаем Вас.

Лили

Только что говорила с Ритой Райт. Она на днях приехала из Риги. Латышские редакторы сказали ей, что они не то заключили, не то собираются заключить с Вами договор на переводы с латышского. Свяжитесь с ними! А Рита 23-го едет на десять дней в Ленинград. Она просит Вас позвонить ей

24-го по тел. 72-79-25.

8.12

Только что дозвонилась Слуцкому. Четыре дня тому назад Вам послали 200 строк словацкого подстрочника и книгу. Срок — две недели. Адрес правильный. У Симонова пока ничего не вышло.

Обнимаю, люблю

Л.

75

13.2. 74

Дорогой мой Виктор Александрович,

Вася маленький[224] передаст Вам 100 рублей. Пригодятся?

У нас слякоть. Сегодня едем в Переделкино. Литфонд надумал делать нам террасу. Любопытно посмотреть. Не понимаю, отчего вдруг такая любезность? Видит бог, не заслужили.

Все остальное плохо, кроме, конечно, Ваших стихов и рассказов. Читаем и перечитываем. Не ответила Вам на Ваше желание посвятить мне парафразу Маяковского.[225] Рада этому, конечно.

Остальное расскажет Вам Вася-fils.

Сердечный привет Вашей Анне.[226] У нее очень приятный голос.

Обнимаю.

Лиля

76

21.2. 74

Дорогая Лиля Юрьевна!

Спасибо — большое — Вам за деньги. Они, естественно, пришлись очень кстати. Авось разбогатею…

Только, пожалуйста, не думайте сейчас о моем неустроенном бытие. Дела, как и жизнь вся, потихоньку налаживаются. После беседы в высоких инстанциях кое-что пошло. Заключил договор на повесть. Вся прелесть этого договора в том, что нужно делать из пяти — два листа (журнальный вариант). Ума не приложу, как это сделать, но договор заключил, и кое-какие копейки будут. Кой-что из стишков восстановил. Посмотрим.

В остальном — в Ленинграде какой-то земляной асфальт, погода — как самовыраженье тоски, с обменом вроде бы налаживается, но — тьфу, тьфу, тьфу — помолчим. Не работаю уже несколько месяцев. Миозит: плечо, лопатка, правая рука. Растираюсь. Но не работаю, конечно же, не поэтому: не ах какая болезнь! Просто — выдохся, все это существованье последних времен — сплошная невралгия, не до работы. Я говорю о работе своей. А так — две недели назад сдал одиннадцать рецензий на прозу и сейчас делаю шестнадцать рецензий на стихи. Это — цифры астрономические, но рецензии внутренние, так, рублей сто пятьдесят за все получу. Да переводов тоже натворил. «Так и жизнь пройдет, как прошли Азорские острова».[227]

Простите, я хочу пару слов сказать насчет магнитофонной записи, поскольку разговор там идет и обо мне. «Под Маяковским» я ходил долго. Все раннее юношество. Где нам было тогда разобрать что к чему. Хлебникова или Блока узнал позднее. Пастернака понял еще позже. Мандельштама никогда и сейчас (при всех реверансах) не приемлю. Идея Василия Абгаровича насчет того, что поэт состоит из поэта и читателя, абсолютно не соответствует не только нашему, но и никакому времени. Поэт состоит только из поэта. Читатель, да простит меня Вас<илий> Абг<арович>, — в этот состав не входит, ибо поэт только творит, а читатель только читает то, что уже сотворено. Так, поедая телятину, читатель все же не сумеет вообразить себя тельцом. Он предполагает — и только. Это грустно, но это так. Не потому ли ведут на веревке поэтов под нож, чтобы потом съесть? В данном случае я не имею в виду Читателя с большой буквы, ибо таковой Читатель по таланту равен Поэту, а их — Читателей, как и Поэтов, — единицы.

А в общем, пока не обменяюсь, в Москву не попасть. Жалко. Не потому, что какие-то дела, а потому, что хотелось бы повидаться с Вами, поговорить. Здесь — вообще — не с кем. Из окна моего слева — сумасшедший дом, справа — кирпичная стена высотой метров 10, а на ней колючая проволока, а что за ней — кто ведает. Не «фантазирую» — Кулаков видел.

Рядом гавань, из нее корабли выходят: «счастливого плаванья!». А за стенкой моей комнаты — уголовник Юра, только что вышедший из тюрьмы, водит герлс с Московского вокзала (самая дешевая, штампованная марка герлс).

Но ничего. Читаю о Пришвине, об Ал<ексее> Ник<олаевиче> Толстом и о Багрицком — сразу трио воспоминаний. Глупость — все. Но и животная жвачка Пришвина сейчас — «сложная философия». «Стоял дуб, на дубе стояла ветка, на ветке стоял тетерев, он пел о любви».[228] Всё. Догадайся о вселенских обобщеньях. Идиотизм.

Получил приглашение из Парижа и из Вандербилда (США, юг). Хо-хо!