Карлос Фуэнтес - Смерть Артемио Круса

• Название: Смерть Артемио Круса
• Автор: Карлос Фуэнтес
• Издательство: АСТ
• Жанр: Классическая проза
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-17-066620-1

Одно из величайших литературных произведений XX века. Один из самых гениальных, многослойных, многоуровневых романов в истории щедрой талантами латиноамериканской прозы. Сколько лицу революции? И правда ли, что больше всего повезло тем ее героям, которые успели вовремя погибнуть? Артемио Крус, соратник Панчо Вильи, умирает, овеянный славой — и забытый. И вместе с ним умирает и эпоха, и душа этой эпохи… Нет больше героев «времени перемен». И нет места в современном, спокойном мире тем, кто не успел красиво умереть на полях сражений…

---

Он поднял бокал и встал; слуга дал ему в руку поводки — псы не расставались с ним весь остаток вечера. Стали провозглашаться новогодние тосты. Бокалы разбивались об пол, а руки обменивались нежными или крепкими пожатиями, вздымались вверх во славу празднества истекшего времени, этого погребения, этого сожжения памяти; во славу новых всходов на почве, удобренной прошлогодними делами… — оркестр в это время исполнял традиционный прощальный вальс «Ласточки», — делами, словами и людьми, умершими вместе с прошлым годом; во славу продления жизни этих ста мужчин и женщин, которые сейчас ни о чем друг друга не спрашивали, а лишь говорили — иногда просто влажными взглядами, — что нельзя упускать время, настоящее время, искусственно продленное в эту минуту вспышкой ракет и звоном колоколов.

Лилия робко погладила ему шею, как бы прося прощения. Он-то знал, конечно, что много разных побуждений, много мелких желаний надо подавить, чтобы иметь возможность в один какой-то момент насладиться полным счастьем, не давая другому ничего, — и она должна быть ему благодарна. Так надо было понимать его невнятное бормотание.

Когда скрипки в зале снова заиграли «Бедный люд Парижа», она с обычной гримаской взяла его под руку, но Он отрицательно качнул белой головой и, сопровождаемый псами, пошел к креслу, где намеревался провести Остаток ночи, глядя на танцующих… Он неплохо развлечется, разглядывая физиономии — фальшивые, сладкие, лукавые, ехидные, тупые, умные, — думая о судьбе, о судьбе их всех и о своей собственной… Лица, тела свободных, как и Он, людей успокаивают его… Эти люди, скользящие в танце по натертому полу под сверкающими канделябрами, побуждают его освободиться от воспоминаний, постараться изгнать воспоминания… заставляют вовсю использовать это двуединство… свободу и власть… Он не один… с ним танцующие… От этой мысли тепло разливается по телу, становится приятнее на душе… Черный карнавальный эскорт могущественной старости, седовласого, подагрического, согбенного существа… Эхо не сходящей с губ хриплой усмешки, которая отражается в запавших зеленых глазах… Короткие родословные, как и у него… иногда еще более короткие… Кружатся и кружатся… Он их знает… промышленники… коммерсанты… шакалы… лизоблюды… биржевики… министры… депутаты… журналисты… жены… невесты… куртизанки… любовницы… Кружатся обрывки фраз… отдельные слова вместе с плывущими парами:

— Да… — Потом пойдем… — …но мой папа… — Люблю тебя… — …свободны?.. — Мне рассказывали… — …времени у нас достаточно… — Тогда, значит… — …так… — …мне хотелось бы… — Где? — …Скажи мне… — …я больше не вернусь… — …тебе нравилось? — …трудно… — Это пропало… — проказница… — чудесный… — исчез… — …так ему и надо… — …гм!..

Гм!.. Он умел угадывать по глазам, по движению губ, плеч… Он мог бы им сказать, что о них думал… Мог бы им сказать, кто они… мог напомнить их настоящие имена… подстроенные банкротства… жульнически использованные денежные девальвации… спекуляции с ценами… банковские махинации… новые латифундии… фальсифицированные публикации… скупки государственного имущества за бесценок… политические инсинуации… разбазаривание отцовского наследия… взяточничество в министерствах… подделанные имена: Артуро Капдевила, Хуан Фелиле Коуто, Себастиан Ибаргуэн, Висенте Кастаньеда, Педро Касо, Хенаро Арриага, Хайме Себальос, Пепито Ибаргуэн, Роберто Рэгулес… А скрипки поют, кружатся юбки и фалды фраков… Они не будут говорить обо всем этом… Они говорят о путешествиях и любви, о домах и автомобилях, об отпусках и праздниках, о драгоценностях и слугах, о болезнях и священниках… Но они тут, тут, перед ним… перед самым могущественным… Можно уничтожить или возвеличить их одной фразой в газете… Можно заставить их терпеть присутствие Лилии… Можно одним магическим словом вынудить их танцевать, есть, пить… Вот они приближаются…

— Я привезла мужа только для того, чтобы он посмотрел на это изображение архангела. Великолепная картина…

— Да, я всегда говорил: только со вкусом дона Артемио…

— Как мы сможем отблагодарить вас?

— Но вы правильно делаете, что не принимаете приглашений…

— Все здесь так грандиозно, я просто немею от восторга, дон Артемио, немею, немею. Какие вина! А эти утки с дивной приправой!

…Отвернуться и сделать вид, что не слышишь… хватит одного шума… не к чему сосредоточиваться… Приятно улавливать только невнятный говор окружающих… звуки, ароматы, запахи, образы… Пусть называют его, хихикая и шушукаясь, мумией из Койоакана… пусть насмехаются исподтишка над Лилией… Все они здесь и пляшут передним…

Он поднял руку — сигнал дирижеру. Музыка смолкла, танец прервался, и пары остановились. Зазвучали гитары — восточное попурри. Гости расступились: в проходе от двери к центру гостиной, плавно покачивая бедрами и руками, двигалась полуголая женщина. Раздались радостные крики. Танцовщица опустилась на колени и стала извиваться под стрекот барабанов: лоснящееся от масел тело, апельсиновые губы, белые веки, синие брови. Она встала и поплыла по кругу, конвульсивно вращая животом, все быстрее и быстрее. Выбрав старого Ибаргуэна, вытащила его за руку на середину, заставила сесть на пол и принять позу бога Вишну. Танец живота продолжался. Ибаргуэн старался имитировать ее телодвижения. Все улыбались. Она приблизилась к Капдевиле, заставила его снять пиджак и плясать вокруг Ибаргуэна. Хозяин дома смеялся, утонув в кресле, обитом шелком, поглаживая собачьи-поводки. Танцовщица вскочила на спину Коуто и призвала женщин последовать ее примеру. Все смеялись до упаду. У амазонок растрепались прически от этой скачки на закорках, залились потом пылающие лица. Юбки — под общий хохот — задрались выше колен, измялись бальные платья. Некоторые молодые люди — под взрывы смеха — давали подножку красным от натуги «коням», которые наскакивали друг на друга возле двух пляшущих стариков и девицы с голыми чреслами.

Он поднял взор кверху — словно вынырнул из воды, освободившись от балласта. Над растрепанными волосами и голыми плечами — светлое небо перекрытий и белых стен, картины XVII века, ангелы на золотом фоне… А в голове будто отдавался глухой топот крысиных полчищ, крыс — черные усики, острые мордочки, — крыс, обитавших на чердаках и в подвалах этого древнего иеронимского монастыря. Порой они без всякого стеснения шныряют по углам зала, а теперь, там, во тьме, над головами и под ногами веселящихся гостей тысячи и тысячи крыс ждут… наверное… ждут, чтобы броситься вдруг на всех этих людей… заразить… заставить их корчиться от жара и головной боли… от тошноты и озноба… от долгой и страшной рези между ног и под мышками… сдыхать от черных пятен на теле… от кровавой рвоты… Если бы махнуть сейчас рукой… чтобы слуги железными засовами заперли двери… все выходы из этого дома с амфорами и кубками… ломберными столиками… кроватями под балдахинами… коваными замками… сундуками и креслами… двойными чугунными дверями… статуями львов и монахов… И весь фарс был бы здесь похоронен… никто не ушел бы с корабля… Облить тела уксусом… зажечь костры из ароматной древесины… повесить себе на шею четки из тимьяна… и тихонько отгонять зеленых жужжащих мух… А вот — приказываешь им танцевать, жить, лакать вина…

Он отыскал глазами Лилию в этом взбаламученном море людском. Она, одинокая и молчаливая, с безмятежной улыбкой на лице что-то пила в своем углу, повернувшись спиной к дикой пляске и «рыцарскому» турниру… Кое-кто из мужчин уже направился к выходу… поднося руку к ширинке… Некоторые женщины уже стали пудрить носы… открыв сумочки… Он жестко усмехнулся… вот — единственный результат безудержного веселья и обжорства… Тихо хрюкнул… представляя себе… их всех и каждого в очереди у двух туалетов в бельэтаже… всех, облегчающихся от чудесных вин… всех, освобождающихся от обеда, который готовился в течение двух суток — скрупулезно, умело, обдуманно… и вот вам печальный конец этих уток и крабов, пюре и подливок… Хе-хе, самый смехотворный трюк этого вечера…

Скоро все устали. Танцовщица кончила танцевать, и ее окружило полное безразличие. Гости снова стали разговаривать, просить шампанского, рассаживаться на мягкие диваны. Кое-кто возвращался из мест не столь отдаленных, застегивая брюки или пряча пудреницы в бальные сумочки. Вот и кончилась… заранее подготовленная недолгая оргия… запланированная вакханалия..; Снова тихо и нараспев стали плестись разговоры… Снова — притворство мексиканского плоскогорья… снова заботы и хлопоты… словно люди хотят искупить эти минуты, это промелькнувшее мгновение…

— …нет, от кортизона у меня появляется сыпь…

— …ты не представляешь себе, как облегчает душу отец Мартинес…

— …скажите, пожалуйста, кто бы о ней подумал такое. Говорят, они были…