Александр Кузнецов (3) - Внизу - Сванетия

• Название: Внизу - Сванетия
• Автор: Александр Кузнецов (3)
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1971

Книга посвящается памяти Михаила Виссарионовича Хергиани, замечательному человеку и спортсмену с мировым именем. Отдельные главы ее, например "Пик Победы", есть не что иное, как запись его рассказа. 

С сайта http://piligrim-andy.narod.ru

---

Верхняя Сванетия находится в центральной части Главного Кавказского хребта, между 42°48' и 43"15'1' сев. широты и между 59°30/ и 61°00' вост. долготы и занимает площадь 3154 кв. м. С севера и востока ее окаймляет Гл. Кавказский хребет, с юга—Сванский. Сванский хребет примыкает непосредственно к Гл. Кавказскому хребту и этим замыкает Верхнюю Сванетию с востока. С запада район отделен хребтом Хурум. Вся Верхняя Сванетия расположена в верховьях бассейна реки Ингури.

Из справочника

ВСТУПЛЕНИЕ

Зачем тебе это? Ну зачем? — спрашивал меня друг.— Зимой никто не ходит через перевал. Это риск, пойми!

— Для двух мастеров спорта?

— Мы тоже не бессмертны.

— Это верно, но хоть знаем немного, что такое лавины.

— Э... брось! Никто этого не знает. Он был прав. Все это так, все это правильно, однако мне надо было идти.

— Мне надо, можешь ты это понять? Надо. Почему ты можешь лезть на эту проклятую стену зимой, а мне нельзя сходить за какой-то перевал?! — сказал я.— Ты знаешь, зачем я иду в Сванетию: Виссарион болен, я хочу его повидать.

...Снег затаился и ждет. Ждет нашей оплошности. Стоит только подрезать пласт, может быть, даже громко крикнуть — и склон уйдет из-под ног. Мы знаем, как это бывает: сначала негромкий треск, затем шуршание, а потом грохот. Всего секунда. Не успеешь оглянуться, как будешь похоронен под многометровой толщей холодного и тяжелого, как чугун, снега.

Мы идем прямо вверх, «в лоб». У меня на лыжах камусы, позволяющие подниматься, не расставляя лыж «елочкой», у Шалико Маргиани и Юры Арутюнова лыжи обмотаны репшнурами.

Горы молчат. Молчим и мы. Когда на минутку прекращается скрип снега под нашими лыжами, тишина подчеркивается редкими ударами скатывающихся где-то камней или неожиданным и пронзительным криком альпийских галок. День солнечный. Небо синее и без облаков. Таким синим оно бывает только в горах. На снегу резко обозначаются тени от гребней скал, нагромождений льда. Хотя сейчас зима, и горы засыпаны глубоким снегом, черного цвета вокруг не меньше, чем белого. Снег не держится на крутых скальных стенах и испаряется (не тает — испаряется) на южных склонах. Даже морены пестрят камнями, издали кажется, что по ним не пройти на лыжах. Но это только видимость — между камнями всегда есть кусок твердого снега. Голый лед стен и ледопадов, не освещенный солнцем, кажется издали серым. А в лучах солнца блестит и сверкает до боли в глазах. Снег под ногами усеян миллионами крошечных зеркал, все они направили свои «зайчики» тебе в лицо и слепят даже сквозь темные очки. Внизу, под нами, стекают в долину покрытые чистым снегом ледники, синеют разрывы ледопадов, чернеют скалы.

Шалико Маргиани идет первым, он лучше нас знает путь, хотя нам с Юрой тоже приходилось ходить здесь. Но летом. Это совсем другое дело. Иногда мы останавливаемся и обмениваемся односложными фразами: советуемся. Это для приличия — нас ведет Шалико, он здесь родился, он не ошибется. С ним спокойно, я верю в Шалико.

...Начальник был болен и лежал в постели, у него разыгрался радикулит. Когда мы вошли, он приподнял свою седую голову с подушки и увидел Шалико. Не сводя с него глаз, медленно поднялся, встал с кровати и обнял моего спутника.

— Ложитесь, ложитесь! — захлопотал Шалико. Но старик сел осторожно на край кровати и посмотрел сначала на меня, потом на Маргиани.

— Шалико, я рад тебя видеть живым и здоровым,— наконец проговорил он.— Как ноги?

— Спасибо, хорошо,— ответил Шалико.

— Ты пришел в гости, Шалико. Я рад тебе как гостю. Но работать ты у меня не будешь. Об этом разговора быть не может.

— Я давно уже без работы,— сказал Шалико,—  меня нигде не берут.

— Вот. И я не возьму. Неловкое молчание.

— Зачем ты его привел? — обратился ко мне начальник.

Ответить мне было нечего.

— Ты знаешь, кого ты привел? — опять спросил он. Я пожал плечами.

— Зачем ты его привел, я тебя спрашиваю?!

— Ему надо поверить еще раз,— сказал я.— Человеку нельзя не верить.

— Поверить?! — старик вскочил, но, застонав, ухватился за поясницу и тихонько опустился на кровать.— Много ты знаешь... Я верил ему не один раз. Это ты можешь ему поверить, но не я. Думаешь, я забыл, как он тащил на себе Дьякова? По грудь в снегу тащил через лавины. До сих пор не понимаю, как они остались целы. Принес и упал вон там у сосны,— начальник ткнул пальцем окно.— Ночью. Он может отдать тебе все, такого товарища надо поискать. Он отдаст тебе все... а потом тебя же ни с того ни с сего зарежет. Один раз я поверил ему, а он... Я опять поверил, так он затеял драку один против семнадцати, и его выбросили из окна второго этажа. На нем живого места нет, он весь поломан. У него нет даже менисков в коленях.

— Мы пришли на лыжах,— сказал я.

— Знаю. На нем все заживает. Врачи говорили, что он никогда не будет ходить без костылей. Это уже не первое чудо, связанное с ним. Глядя на него. приходится верить в чудеса. Но будь я проклят, если я еще раз свяжусь с ним. С меня хватит!

Во время этого разговора Шалико сел на стул и охватил опущенную голову руками. При последних словах он поднял ее. Черные пряди курчавых волос спадали на его сумасшедшие глаза. Резко обрисовывался большой орлиный нос.

— Все было так. Только одного не было: насчет этой женщины,— сказал он.

— Знаю. Но почему это случилось с тобой, а не со мной и не с ним? — кивнул начальник на меня.— Потому что у тебя отсутствует контроль над собой. Какой же ты после этого альпинист, тренер, мастер спорта?

— Не тебе рассказывать, какой он альпинист,— ока-

зал я. Когда начальник говорил мне «ты», я всегда отвечал ему тем же.

— А ты помолчи,— бросил он мне и продолжал: — Знаю, что те семнадцать оскорбили сванов. Знаю, как было и с тем, первым. Но я не хочу больше быть дураком.

«Ты хочешь быть трусом,— хотелось сказать мне.— Это куда проще, чем помочь человеку». Но я промолчал, решил посмотреть, что будет дальше. А начальник выбирал самые обидные слова и ронял их не спеша, с тупым упорством. Мне стало страшно. Надо было кончать. Руки Шалико, лежащие на коленях, уже дрожали.

— Что ты смотришь на меня?! — сказал старик.— Ты думаешь сейчас о том, что он сван? А что такое сван? Это смелость и честность. Так вот пусть слушает, я говорю правду. Он и в Сванетию не показывается. Почему он сейчас не там? Потому что Мобиль — честный и достойный человек, он не хочет видеть такого сына.

Бросив еще несколько жестоких фраз, начальник проговорил, словно отложил в сторону плетку, которой он хлестал Шалико:

— Хватит.

И через минуту:

— В последний раз. Запомни. А завтра пойдешь к отцу.

— Спасибо,— чуть слышно ответил Шалико.

— Если что случится в этот раз, я сам тебя убью. Я не буду резать или стрелять, я тебя убью раз и навсегда, как спортсмена. Ты знаешь мое слово.

— Да. Спасибо.

— Водки привез? — повернулся ко мне начальник.

Я достал из рюкзака бутылку и налил три стакана.

...Мы подошли к хижине, когда уже начало смеркаться. До перевала, до водораздела Главного Кавказского хребта, оставалось метров четыреста. Хижина — маленький домик из железного листа, облицованный изнутри деревом. По углам она укреплена растяжками из толстой проволоки. Дверь сорвана с петель ветром и валяется рядом на скалах. Пока выбрасывали снег из хижины, согрелись и теперь сидим на нарах и слушаем рокочущий голос Шалико. Приятно шумит примус, растапливая снег в котелке, завывает снаружи ветер, кланяется его порывам пламя оплывшей свечи. Шалико рассказывает хорошо знакомую мне историю, но я слушаю его с удовольствием.

Константин Дадешкелиани правил княжеской Сванетией, правил сурово. Его подданные начали роптать. Особенно их возмущало, что князь слишком прилежно пользуется правом первой ночи. Его вызвал в Кутаиси генерал-губернатор Гагарин.

Наместник русского царя сидел за большим письменным столом, когда князь вошел к нему в сопровождении восьми своих джигитов. За спиной губернатора висел портрет государя во весь рост. У дверей стояла охрана. Генерал не поднялся приветствовать князя. Сидя за столом, он начал сразу же отчитывать Дадешкелиани за его недостойное поведение.

Князь стоял перед ним с высоко поднятой головой и слушал. Это был красивый и очень сильный человек. О силе Константина Дадешкелиани до сих пор рассказывают в Сванетии легенды. Говорят, он мог, стоя на балконе своего дома, держать на весу одной рукой трехгодовалого бычка, пока с того снимали шкуру. Кроме того, князь был весьма образованный для своего времени человек. И, как всякий сван, очень гордый. Он долго стоял и слушал молча. Потом, так же ни слова не говоря, выхватил саблю и одним ударом рассек Гагарина пополам. Перебив бросившуюся на них охрану, сваны вскочили на коней и ускакали в горы.