Вадим Собко - Звёздные крылья

• Название: Звёздные крылья
• Автор: Вадим Собко
• Издательство: Радянський письменник
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1981

---

И сразу же после невероятного напряжения они очутились в совсем противоположной, почти мирной обстановке Харькова. Странно было даже думать, что существует давно знакомая гостиница «Интернационал», в номере которой поместил их комендант до получения новых назначений. Это было неимоверно, они как бы попали в какой-то совсем иной, невоенный мир.

Они умылись, почистились, переоделись в новую форму. Получение назначения заняло немного времени, теперь оставалось ждать, пока прибудут танки.

Знакомые летчики рассказали Росовскому, что Котик лежит в госпитале, а Марина уже давно вылетела со своими чертежами на завод к Крайневу. Росовский вздохнул с облегчением и в то же время с грустью. Теперь, когда он опять возвращается в свою часть, никто не может сказать, когда, да и вообще придется ли свидеться. Но она уже, конечно, в безопасности, и это главное.

Так прошло несколько дней отдыха в Харькове. Готовясь к новым наступлениям, подтягивали свои тылы гитлеровские войска. С востока к фронту шла новая техника.

Росовский, Король и Орленко встретились напоследок в маленьком номере харьковской гостиницы. Для каждого из них было ясно, что эта длительная, изнуряющая война только начинается; никто из них не мог сказать наверняка, придется ли снова встретиться. Они долго сидели, разговаривая о событиях на фронтах, стремясь построить какие-то прогнозы на будущее. Это был один из тех разговоров, которые часто происходят во время войны и напоминают гадание на кофейной гуще. Росовский заметил это первый: они посмеялись сами над собой.

Орленко несколько раз подходил к зеркалу: то поглаживал, то поправлял форму, добиваясь, чтоб она сидела на нем безупречно.

— Совсем жених, — засмеялся Король.

— Жених? — переспросил Орленко. — Нет, я еще не жених, но форму люблю держать аккуратно. Совсем иначе себя чувствуешь, когда все на тебе в порядке. Это, брат, большое дело — наша красноармейская форма. Когда мы из окружения выходили, я много раз об этом думал. Сними мы ее, и пробиваться к своим нам было бы во много раз легче. Можно было ужами переползти линию фронта. А мы не захотели этого и прошли с боем. Снять форму… Никто об этом и не подумал! Это, брат, для меня не просто материя, это символ моей воинской чести, это мое право называться советским командиром… А ты говоришь — жених.

Росовский и Король усмехнулись, слушая его взволнованную речь. Вот, кажется, и слова Орленко произносит какие-то официальные, а звучат они совершенно иначе, чем могли бы звучать, скажем, еще весной.

В комнату вошел красноармеец, попросил разрешения обратиться и протянул Королю пакет. Тот расписался. Красноармеец четко повернулся и вышел.

Король развернул пакет. Прочитав написанное, Сергей улыбнулся, пожалуй, впервые за все это долгое время. Это был вызов в часть, но не в место ее расположения, а на товарную станцию Основа. Король прекрасно понимал, что это означает.

— Ну, друзья, настало время прощаться, — сказал он, вставая и обращаясь, собственно говоря, к одному Росовскому. — Мы с Орленко поедем принимать новые машины.

— Ох, как хочется опять в танк сесть, — воскликнул Орленко.

— И мне не терпится, — сказал Король, — вышли мы с вами из настоящего ада, с боем вышли, честно, а все-таки меня не покидает чувство, будто я там, на западе, подрывая свой танк, что-то сделал не так, в чем-то как бы провинился перед всеми. И знаешь, мне кажется, что окончательно избавиться от этого чувства можно только в бою. Я думаю, вы хорошо понимаете меня, друзья…

Он внезапно умолк, неумело обнял Росовского, поцеловал в щеку и быстро, стараясь скрыть собственное волнение, подошел к окну и стал смотреть на широкую площадь Дзержинского, странно безлюдную и просторную в этот ранний осенний вечер.

— Итак, будем прощаться, — сказал Росовский. — Вы, ребята, теперь на самолеты должны смотреть с полным знанием дела. Если увидите над собою аэроплан и заметите, что крыльями он вот так делает, — широко расставленными ладонями Росовский точно показал, как делает самолет, — так и знайте, что это я лечу. Можете меня поприветствовать…

— Ладно, поприветствуем, — ответил Орленко, думая уже о новой работе.

Росовский обнял друзей на прощанье и вышел. Они несколько минут слушали, как затихают в длинном коридоре его твердые шаги, потом начали собираться. На их лицах лежало то сосредоточенное и спокойное выражение, которое всегда появляется у людей перед началом значительного и ответственного дела.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Всех задержанных в радиусе двухсот километров от Киева гестаповцы свозили в дарницкие лагеря. На песчаной, кое-где покрытой высокими соснами, местности огромные квадраты земли были огорожены колючей проволокой. По углам их возводились дозорные вышки, где днем и ночью дежурили часовые и стояли пулеметы. В эти квадраты, напоминавшие загоны для скота, поместили арестованных и, казалось, навсегда забыли об их существовании.

В лагерях были собраны десятки тысяч людей. Одни из них очутились далеко от своего дома, другие, раненые, отстали от своих частей, а были и такие, которые по каким- либо причинам просто показались подозрительными гестаповцам. У большинства из них никаких документов не было: одни потеряли их, другие хотели скрыть свое настоящее имя. Были тут и пленные из так называемого пирятинского окружения. Все эти люди целыми днями сидели или бродили по грязному песку, не имея над головой крыши; их обвевали ветры, поливали холодные дожди ранней осени. Спали они на голой земле, не имея что подстелить и чем укрыться, а утром лагерный комендант неизменно отдавал приказ о вывозе трупов: каждую ночь умирали десятки людей.

Возле лагерей, перед колючей проволокой, ходили женщины, разыскивая своих мужей или близких. Иногда им сопутствовало счастье, и гестаповцы милостиво отдавали на поруки того или другого арестованного. Но это случалось редко; умереть было значительно легче, чем выйти на волю.

В этот лагерь и привезли Веру Михайловну Соколову. Она держалась из последних сил, так как знала: стоит ей потерять над собой власть и поддаться болезни — всему конец. Никто не позаботится о ней, никто не приведет ее в чувство. Невыносимо болело плечо, черные круги плыли перед глазами. Неимоверным усилием воли Соколова заставляла себя терпеть эти муки. На что она надеялась и надеялась ли вообще на спасение, трудно сказать.

Гестаповцы привели ее в лагерь и втолкнули за колючую проволоку. Вера Михайловна упала. Был вечер. Вокруг нее на песке лежали спящие, или потерявшие сознание, или мертвые, и никто не обращал на Соколову никакого внимания.

Она очнулась от резкой боли в плече. Попробовала встать, но не смогла и только села на песке, тупо глядя на двух остановившихся над нею немецких солдат.

— Нет, эту еще рано тащить за ноги, — сказал один из них и отошел.

Вера Михайловна поняла, что это солдаты лагерной охраны подбирают умерших за ночь.

Начали раздавать завтрак, состоящий из крошечного кусочка какого-то странного, словно из опилок, хлеба и тарелки черного, неведомо из чего сваренного вонючего супа. Соколова не пошевельнулась; ей все было безразлично, силы таяли, скоро смерть. Она лежала на холодном песке, и жизнь теплилась только в ее глазах, лихорадочно блестевших и в то же время как будто незрячих.

Так прошел день и еще ночь, и ничто не изменилось вокруг, — только люди умирали чаще, но к смерти тут все привыкли и не придавали ей никакого значения; скорее даже завидовали: вот умер человек, и окончились его муки…

В то же самое осеннее прохладное утро Любовь Викторовна Берг, в сопровождении офицера из команды, охраняющей арестованных, появилась у колючей проволоки лагерных квадратов.

Настроение у нее все эти дни было отвратительное. Дела гитлеровцев шли так хорошо, а войска их так быстро катились на восток к решительной победе, что для плохих мыслей, казалось бы, не должно быть оснований, но Любовь Викторовна была чернее ночи. Задание шефа гестапо оказалось значительно сложнее, чем можно было предположить вначале. Ничего из работ Юрия Крайнева не удалось найти ни на заводе, ни в сейфах института. Правда, несколько связок насквозь промокших старых чертежей выловили из затопленного подвала, но никакого технического значения они не имели: все это были подготовительные работы к материалам, давно опубликованным в специальных журналах.

И хотя Дорн и его помощница доложили об этой никому не нужной находке как о материалах первостепенной важности, сами они прекрасно знали истинную цену обнаруженным чертежам. Необходимо было отыскать что-то действительно важное, только тогда можно было рассчитывать на одобрение начальства и благодарность.

— Не может быть, чтобы все чертежи вывезли, не может быть, чтобы все люди скрылись, — без конца повторял Дорн, снова и снова принимаясь за розыски.