Эльмира Нетесова - Макарыч

• Название: Макарыч
• Автор: Эльмира Нетесова
• Издательство: АСТ
• Жанр: Боевик
• Год: 2003
• ISBN: 5-17-020433-7

…Сахалинские лагеря.

Здесь конвой бьет за мельчайшую провинность. Здесь стреляют поверх голов зэков — так, для забавы.

Здесь заключенные просят у Бога смерти, как избавления, — или УЧАТСЯ ВЫЖИВАТЬ!

Но выживший в аду — выживет где угодно. И каторга жизни в таежном поселке «ссыльнопоселенцев» — истинный РАЙ для того, кто за колючей проволокой зоны уже научился не бояться ВООБЩЕ НИЧЕГО!..

---

— Как дома-то?

— А-а-а-а, сам ведаишь. Все так жа. Да и сам не так давно уехал. Я ить к те с разговором.

— С каким? — насторожился Колька.

— Ты не боись. Поспрашать надумал, оставят тя при нас, коли мы с Марьей сюды переберемси? Надоело мине одному. Глядишь, куды приткнусь. Работать стану. Так втрех и жили б, а?

Колька задумался.

— Помехой не станим. Не пужайси. На кусок нам я заработаю, — продолжил Макарыч.

— Да не о том ты! Вся беда в том, что меня вгороде не оставят.

— Почем знаишь?

— Тут у многих городских старики живут. Аребят всех в тайгу отправили. Меня и тем более пошлют. Я не здешний. Да у нас с таким не считаются. Геологу что в городе делать?

— Да, — незадачливо почесал затылок лесник: — Знать, Марья была права. Наперед тибе такое сказывала. И откуда выведала, каналья? Ну да што нонче… Поди, покажь мине, иде тут похарчитца можно. Гляжу, ты на столе заместо хлеба книжки держишь. А ими сыт не станишь. Пошли в харчевню. Али как их тут у вас зовут? На полное брюхо все веселей. Глядишь, в голову разумное придет. Не зря ж я сюды приперси.

Они вышли на улицу. Сновали по ней мальчишки в промасленных робах.

— Такие махонький, а работають, — удивлялся Макарыч.

— На железной дороге, — сказал Колька.

И, подтверждая его слова, рядом по рельсам пошел паровоз.

— Эй! Погоди! — закричал, замахал руками машинисту лесник и, подбежав, попросил: — Слухай, черт немазанай! Тутукни! Уж сколь годов паровозново голосу не слыхал. На вот, возьми червонец. И гудни! Слышь?

Машинист отстранил десятку. Нажал на сигнал. Звонкое ржание гудка перекрыло голоса и шум города. Макарыч, щурясь, поглаживал бороду, улыбался.

— У-у-у-у, — взвизгнул паровоз.

— Да иди жа ты! Стал, что стенка перед козлом. Мослы отчекрыжу, — заругался машинист.

— Пошли, отец, — позвал Колька.

Макарычу вспомнилось, как во сие на каторге слышал он гудок паровозный. Будто увозил его на материк. Но это Дарья, бокастая тачка, волокла его в карьер…

— Эх. жисть! Што хвост собачий. Облезла. Обвисла, книзу потянулась, к земле, — грустно проговорил лесник, переступая рельсы.

В столовой было шумно. Пахло щами. Макарыч крутнулся на месте. Поглядел на большой хвост очереди. Потянул Кольку за рукав.

— Айда в обрат! Там я привез кой-чего. Марья передала тибе. Тут не надоть. Покуда дождесси, охота пропадеть. А у мине и так кишки, ровно колокола на пасху гудять. Да и едово казенное моя утроба не почитаить.

Они вернулись в общежитие. Макарыч пошел умыться. Колька вытаскивал из его рюкзака свертки, банки. Как вдруг услышал шум, — из-за двери доносилось возмущенное:

— Холера те, ослу, в бок! Индюк шшипанай! Хто таких в свет пущаить, идолов окаянных? Ишь, как животину острамил!

Колька вышел.

Макарыч стоял перед парнем. У ног того вертелась постриженная подо льва махонькая собачонка. Только на голове и кончике хвоста безжалостные ножницы оставили коротенькие жидкие волосенки. Собачонка жалась к ногам хозяина, пряталась от холода. Скулила.

— Какое кому дело? Моя собака, что хочу, то и делаю с ней, — огрызнулся было парень.

— Пошто сибе чуб не испохабил? Нашел над кем изголятца. Боле дурь девать стало некуда, — обратившись к Кольке, спросил: — Ей тож в науке ходить?

— Как будто…

— С-сукин выродок. Заместо дела мужичьево, срамное занятие удумал. На што таких тут держат? На войну б ево! Там быстро б мозги вправили.

— Да ладно тебе, отец.

— Чево ладняишь? Аль вам боле делать нече?

— Пошли в комнату. Чего ругаешься? Все не переделаешь.

— Не в том соль. Дурака и гроб не сделаит умным. Животину на што одурачил? Под сибе подогнал.

— Ты, дед, насчет дурака полегше, — не выдержал хозяин собаки.

— А то што?

— Увидишь…

Макарыч подступил к парню вплотную. Прижал к стене. Тот оказался на голову ниже лесника.

— Я ить ворон пуганай. Не стращай. В грех не вводи. Бездельем в жисть не замалси. Хочь годов поболе тваво. Не погляну, што ученай, живо дурь выбью с башки.

Парень вывернулся из-под руки лесника, заторопился по коридору.

— И охота была тебе с ним задираться? — вырвалось невольно у Кольки.

— Я в тайге хронту подмогаю. Ноги иножды не тянут. Хочь живьем в землю лезь! Кабы не ты да Марья, кончился бы мой век. Потому и тяну. Худо ли, бедно ли — не лежу в зимовье. И на войну поставляю, што могу. Вона бумага мине за то пришла с благодарствием. Тут жа эдакий лоб дитем тешитца!

Не понравилось Макарычу в городе. Хотя не был в нем много лет. Раздумал перебираться. Заговорил о другом.

— Знать, поотвык я от еитих мест. Не по нутру приходитца. Людно, ругливо, холодно тут, куды не суньси — горе али сквалыжничество. Давай-ко ты к нам ближе. Можа статца, сгожусь я тибе, — предложил лесник.

— Это зависит не от меня. Куда распределят, туда и поеду.

— А хто определить?

— Это в техникуме станет известно.

— Дак сам просись к мине ближе! Ушами не хлопай. Вместях легше станить.

— Попробую…

— Ждать стану…

В ночь перед отъездом Макарыч с Колькой не спали: говорили. Лесник часто вздыхал: «Вот ведь и Зойка укатила куда-то. Не будет она с Колькой. Не сладилось у них. Другое удумала. Не хотить земь буровить. Плохо это или хорошо, как знать? Можа, все верно. И приготовила им судьба каждому свою стежку». Только от чего так горько Макарычу? Может, все труднее в старости с думкой о внуках расставаться. Мысли со временем все навязчивее. Как липкий туман над тайгой. От них не уйдешь, не спрячешься. А думалось многое. Теперь те думки — как состарившиеся листья. Оторванные от деревьев. Иссохшие, побелевшие уносятся пыльным ветром. И нет их мятежной стае пристани, нет угомону.

— Эх, Колюшко, полынно у мине внутрях.Видать, в плохой день ты родилси. Тибе ж надзор покудова надобен, опора. А ты и от мине, старика, отбиваисси, чураисси.

— С чего взял?

— В свой дом боле не тянить тибе. То к худу. Нашто никчемная трава борец, а и та корни имеить, за землю матку держитца. Тибе ж куды унисеть? Што с тобой без дома станитца?

Колькина голова дрогнула. Плечи обмякли. Знал: без Макарыча в тайге лихо достанется. Но разве можно взять его с собой в отряд? Как Марья одна останется?

— Эх, сынок! И завидую, и страшусь за тибе. Уж больно молод, горяч не в меру. В тайге такое не подмога. Холодную башку иметь надобно. Штоб с умом. Риск — ен не завсигда нужон.

Уснуть им так и не пришлось. Не заметили, как в окне посветлело. В комнате густо накурено, жарко.

— Мало, отец, побыл у меня. Тебе-то и подождать можно. На меня сердишься. Торопишься уехать…

— Ни от тибе бегу, сынок. От сибе. А смогу ли, то мине неведомо.

…Серый аэродром воробьем на холоде стыл. На нем самолеты замерли.

— Ужо и в обрат осидлаю. Ох и накажить мине, греховодника, за то Господь. Поди, боле не доведетца в небеси поднятца? Дажа коды околею. Шибко на душе моей грехов поднакопилось. В рай с таким горбом внутрях не возьмуть.

— Что о смерти заговорил? Рано. Подожди еще, — оборвал Колька: — Вон Акимыч гроб себе смастерил, все умирать собирается. А гроб-то от дождя сгнил. Второй смастерил, да тоже на дрова изрубил. С Авдотьей-то потолстел. Гроб мал оказался. Тесен. Третий не стал ладить. Жить решил. Мне бабка об этом написала.

— Да-а-а, — задумчиво протянул Макарыч.