Абель Шевале - Зверь из Жеводана

• Название: Зверь из Жеводана
• Автор: Абель Шевале
• Издательство: Крон-Пресс
• Жанр: Ужасы и Мистика
• Год: 1998
• ISBN: 5-232-00808-0; 12/1/1998 г.

Существуют тайны, раскрыть которые не удается на протяжении многих-многих лет. Сменяются поколения, а вопросы остаются. Одна из таких вечных тайн - история Зверя из Жеводана. Что это было? Наказание Господне, ниспосланное людям за их грехи? Волк-убийца? Человек, творивший свои черные дела в волчьем обличье? Нет ответа. Но, как считает Абель Шевалье, автор книги "главное место в нашей жизни занимает ТАЙНА".

С сайта http://murders.ru/

---

– Зверь-то тебя еще не сожрал, Жаннетон, а вот драгуны вполне могут заявиться к тебе как-нибудь вечерком и поджарить тебе пятки.

– Но почему? Я ведь не еретичка, мне не в чем каяться, и мне не надо отрекаться от моей веры, потому что я добрая католичка... Почему же они станут мучить меня?

– Почему... зачем... для чего... Ну уж, конечно, не для того, чтобы получить от тебя поцелуй. Но они наложат лапу на золотые экю, что ты прячешь в своем соломенном тюфяке... Да и у наших дочек и внучек они захотят кое-что взять...

Девушки, слышавшие все эти пересуды, делали вид, что очень напуганы, хотя, сказать по правде, на самом деле они сгорали от любопытства. Те, у кого уже были кавалеры, стали поглядывать на своих деревенских ухажеров как-то странновато, словно внезапно нашли в них кучу недостатков. Ещё бы! Ведь скоро должны прибыть драгуны!   

Вообще с появлением Зверя между нами, юношами и девушками, мальчиками и девочками, как будто рухнули ранее существовавшие преграды, будто по чьему-то повелению вдруг были отменены вековые запреты. С тех пор как в округе стал рыскать Зверь и угрожать всем нам, мы только и думали о том, чтобы как можно больше сблизиться, словно Зверь не только пожирал тела тех, кто попал ему в лапы, но и стыдливость всех остальных. Кстати, я заметил, как пристально посмотрела в тот вечер на кузена Жанту моя сестра Жюльена. Раньше она не бросала на парней таких влекущих, таких откровенных взоров... Следует сказать, что в Жеводане, практически полностью находившемуся под властью католической церкви, к драгунам относились довольно хорошо. Но в наших краях еще жили немногочисленные гугеноты, которые очень редко, но всё же собирались все вместе, чтобы послушать своих протестантских проповедников. Собирались они в месте, которое у нас именовали Пустыней...

Очень подходящее, надо признать, было название для столь угрюмого, мрачного, дикого места... И даже известие о появлении Зверя не помешало гугенотам в сентябре месяце отправиться туда и слушать проповеди. Я частенько встречался с детьми из семей гугенотов и отмечал про себя, что они, похоже, боялись Зверя гораздо меньше, чем мы, что меня очень удивляло.

Я уже говорил, что мои предки тоже были гугенотами, а некоторые члены нашего многочисленного семейства оставались ими вплоть до Великой Революции. В ту осень в Сен-Прива-дю-Фо Бог весть откуда прибыл дядя моего отца всеете с двумя сыновьями, то есть отцовыми кузенами. Жили они в Виваре, и по какой причине колесили по дорогам Жеводана, я не знаю, но, как водится, начались долгие разговоры у очага за кувшином доброго винца. Вот отцовы родичи и напомнили нам о кровавых подвигах драгун и молодых волонтеров-католиков, посланных во времена царствования Людовика XIV на подавление мятежа, поднятого гугенотами Севенн. Эти «миссионеры в сапогах», как их прозывали в народе, иногда проявляли чудовищную жестокость. Они грабили, жгли, насиловали и убивали. Дядя говорил, что в Жеводане было много таких мест, где каждый дом, взятый когда-то посланцами короля и католической церкви приступом, взывал к отмщению. Однако и наши родичи-гугеноты были вынуждены признать, что невозможно было бы найти лучшее применение драгунам (коих они называли «проклятым отродьем»), чем заставить их преследовать и травить Зверя. Правда, с той оговоркой, что драгуны не натворят столько же бед, как и само чудовище. Один из кузенов отца, по имени Гранжен, пожалуй, лишь назывался гугенотом, но на самом деле им не был. Он называл себя «философом», «вольнодумцем», а я в то время не знал, что означали сии мудреные слова. Так вот, Гранжен полагал, что Зверь есть не что иное, как стая огромных волков, появившихся на свет в результате случки волчицы с гигантским сторожевым псом, созданий свирепых, сильных, коварных. Гранжен готов был даже допустить, что Зверь есть Кара Господня, но недоуменно вопрошал, почему он всегда нападал на маленьких мальчуганов, девочек и женщин, но никогда не трогал мужчин, даже самых слабых, щуплых и низкорослых, даже самых дряхлых стариков? Нет, право, было во всем этом нечто странное, темное, подозрительное, как говорил Гранжен.

И правда, мне в то время уже было известно, что по деревням поползли весьма странные слухи. Если верить всем этим историям, у Зверя были замечены кое-какие черты-человека. Свидетели утверждали, что иногда чудовище ходило на задних лапах, совсем как человек. Некоторые слышали, как оно смеялось. Другие видели, как оно подбиралось к окнам и заглядывало внутрь домов, причём порой оно облокачивалось на подоконник, как деревенская кумушка, подошедшая поболтать с соседкой. Совсем недалеко от нас, в деревне Жюлианж, некий господин Пурше стрелял в Зверя однажды ночью, когда тот забрался к нему на гумно. Зверь, по его словам, словно бы споткнулся, упал, затем поднялся и умчался, ругаясь на чем свет стоит. Гранжен выслушал от меня все эти истории с величайшим вниманием. Однажды вечером отец спросил его:

– А почему Зверь не свирепствует у гугенотов, в Севеннах?

– Вероятно, потому,– ответил Гранжен,– что он любит закусывать лишь истинными христианами, а еретики-гугеноты ему не нравятся.

Надо признать, что мы тогда довольно косо, вернее даже, с большой непрязнью посмотрели на Гранжена. Он сидел перед очагом между двумя своими спутниками и пристально смотрел на языки пламени, пожиравшие охапки дров... Это были невысокие, живые, проворные, разговорчивые люди, совсем не похожие на тех важных, надутых, молчаливых особ, какими я представлял себе гугенотов, уж не знаю почему. Говорили они легко, быстро, четко, умели ясно выражать свои мысли, в особенности Гранжен. Мы же по сравнению с ними были если уж не глухонемыми, то заиками, косноязыкими увальнями, тугодумами.

– Все дело в том,– продолжал Гранжен,– что вы, в отличие от нас, любите бояться, вам  нравится нагонять страх на себя и на других. Вас хлебом не корми, а дай побояться да постращать других. А мы, гугеноты, на вас не похожи, вот потому у нас и нет волков-оборотней.

– Что ты хочешь этим сказать?– тихо-тихо спросил, почти прошептал мой отец.– Что Пурше стрелял не в Зверя, а в человека, вырядившегося в шкуру животного?

– Не знаю, не знаю. Но, в конце концов, люди не сегодня научились маскироваться и не сегодня придумали маскарадные костюмы, приятель. Дядя отца и второй кузен выглядели несколько смущенными, как будто считали, что Гранжен по простоте душевной наговорил лишнего. Я почувствовал, что меня начинает душить гнев. Все эти разговоры мне до смерти надоели. Мы и так уже бесконечно устали от того, что постоянно думали о Звере. А тут еще этот гость из Виваре вздумал все усложнять! Мне было тогда всего шестнадцать лет, но, как и сказал отец, я уже был (вернее, не был, а ощущал себя) настоящим мужчиной, и я всегда был вспыльчив, как порох. Я чувствовал, что гнев во мне нарастает. Должно быть, в этот миг глаза мои вспыхнули диким огнем, я вскочил с места, встал, выпрямившись во весь рост, около Гранжена и бросил ему прямо в лицо:

– А может, это вы, гугеноты, выпустили на свободу Зверя? Ведь он пришел не откуда-нибудь, а из Виваре!

Отец, мать и все остальные уставились на меня, вытаращив глаза от изумления. То, что я сказал, было настоящим абсурдом; я и сам не знал, каким образом, откуда взялась у меня в голове эта мысль, ибо я никогда прежде так не думал. Ничто и никто не мог мне эту мысль внушить. Слова вырвались у меня внезапно, практически независимо от моей воли. Позднее я узнал, что гниющая солома иногда самовозгорается. Вот так воспламенился и я.

В домишке повисла гнетущая тишина. Затем отец разломил овсяную лепешку и наполнил стаканы кисловатым клеретом, легким вином, которое считалось у нас верхом роскоши. Наши родичи-гугеноты выпили на дорогу и торопливо распрощались. Больше я их никогда не видел.

Здесь я хочу сделать небольшое отступление. Волки нападали на людей в наших краях так часто, и схватки эти были явлением столь заурядным, что даже женщины и дети сражались с ними без страха и без волнения, словно со злыми собаками, взбесившимися быками или остервеневшими хряками. Волков без всяких колебаний хватали за ноги, хвосты, уши, а порой и за половые органы. Их лупили почем зря палками, колотили тяжелыми деревянными башмаками. Короче говоря, волков хоть и боялись, но больше все же презирали и ненавидели. Так почему же все решили, что нападения животного, появившегося в наших краях в 1764 году, отразить невозможно? Почему все принялись утверждать, что убийства совершали не обычные волки, а приписали их какому-то сверхъестественному существу, неизвестному, непонятному, неуязвимому? Можно ли сказать, что все мы оказались во власти самовнушения? Игры воображения? Что у нас началась настоящая эпидемия трусости? Я долго и часто размышлял впоследствии над этими проблемами, но к определенным выводам так и не пришел. Или на самом деле в горах Маржерид свирепствовало какое-то чудовище? Или это были просто волки, пусть даже один, особенно сильный, крупный, жестокий и кровожадный? Каким образом возник миф о таинственном Звере? Главная-то проблема, на мой взгляд, заключалась не в толковании фактов, а в том, чтобы понять, каково было в то время состояние умов и душ жителей нашего края. Если предположить, что миф о том, что Зверь является воплощением Мирового Зла, то есть дьявола, возник сам собой в воспаленных умах некоторых фанатиков, склонных видеть во всем проявление злой воли Лукавого, то ничего не могло бы сослужить лучшую службу для укрепления и распространения этого мифа, чем пастырское посланине Его Преосвященства епископа Мандского, которое было зачитано во всех церквях нашего края в конце 1765 года, как раз под Рождество.