Неизвестно - Шелест Да не судимы будете

• Название: Шелест Да не судимы будете
• Автор: Неизвестно
• Жанр: Прочая старинная литература

---

в то время были районы и поглубже и поглуше. Вся комсомоль­ская организация насчитывала 300—320 человек, из них почти половина в райцентре. Во многих селах, а тем более в хуторах не то что не было комсомольских ячеек, а не было ни одного комсомольца. Район по своему составу был довольно сложный. Много было сел довольно зажиточных, таких, как Верхняя и Нижняя Соленые. Немало было и «голоты». По национально­му составу в основном были украинцы, но немало было сел и хуторов с русским населением старообрядческого вероиспове- дования. Райцентр ~ большой населенный пункт. Посредине райцентра была огромная площадь. На ней собирались ярмарки и базары, тут же было и футбольное поле.

Райком комсомола размещался в одном здании с райкомом партии и занимал две небольшие комнаты, окна которых выхо­дили на площадь. На противоположной стороне площади стояла двухэтажная паровая мельница, большой двухэтажный камен­ный дом, в котором располагался РИК со всеми своими служба­ми. Чуть правее находилась библиотека и читальный зал. В большом длинном деревянном амбаре был оборудован район­ный клуб мест на 300—350. Рядом с клубом — действующая православная церковь.

На техническом «вооружении» в райкоме комсомола была старая пишущая машинка «ундервуд». От РИКа было закрепле­но две лошади с седлами, тарантасом и санями — это были наши транспортные средства. Работать приходилось в довольно еловых условиях. Вокруг еще свирепствовали банды. Кулаки и их сынки проявляли особую активность, чувствуя, что на них идет наступление. Молодежь, в особенности на селах и хуторах, неохотно шла в комсомол, главным образом из-за боязни, угроз и недопонимания роли и значения комсомола. А окружком комсомола ставил задачу в ближайшее время резко увеличить рост комсомольских рядов, и по этому вопросу шли непрерыв­ные циркуляры.

Председателем РИКа был Рябцев, огромного роста человек, по своей натуре добродушный и добрый, в работе требователь­ный и строгий. В прошлом он работал на доменной печи, был активным участником гражданской войны и партизанского дви­жения. Член партии с 1916 года, прямой и смелый человек. Он часто брал меня с собой в поездки по селам и хуторам. Был строг со мной, и в то же время он меня полюбил как родного сьша. Я много от него получил житейских уроков. Однажды зимой при переезде из одного села в другое поздним вечером мы попали в балке под интенсивный обстрел. Очевидно, была специальная засада какой-то группы бандитов. Я из своего нагана успел произвести только два-три выстрела, как Рябцев закричал: «Ложись»,— и тут же повалил меня в розвальни, по существу, прикрыв меня своим телом, а сам повел в ответ огонь из маузера и нагана, крикнув вознице, чтобы тот гнал лошадей, и те стремительным рывком успели вовремя вынести нас из балки и зоны обстрела.

Приехали мы в село. В школе собрали мужиков, «уговарива­ли» их принять решение о самообложении. Дело шло довольно туго и напряженно. Мужики курили и молчали, при голосова­нии внесенного нами предложения никто руки за самообложе­ние не поднимал. Тогда Рябцев, разозлившись, сказал: «Подни­мите руки, кто против самообложения и Советской власти?» Конечно, никто не смел поднять руки, тогда Рябцев объявляет «решение»: «Против нет. Решение о самообложении принимает­ся единогласно». В это самое время происходит выстрел через окно в керосиновую десятилинейную лампу — погас свет, под­нялась паника. Рябцев своим громовым голосом закричал: «Всем оставаться на местах». Но когда было зажжено два свечных огарка, то в помещении осталось 5—6 стариков, кото­рые просто не в состоянии были убежать. Вот так и было принято «единогласно» постановление о самообложении. Опаса­ясь нападения, мы тут же выехали из села. Вопрос самообложе­ния был своеобразной пробой наших сил, возможностей, влия­ния перед предстоящей сплошной коллективизацией, в которой было много «наломано дров». Письмо И. В. Сталина «Голово­кружение от успехов» немного охладило «горячие головы», но к этому времени много было сделано такого, что уже ничем поправить невозможно было. Да и успехов никаких не было. Был просто голый административный напор за «добровольную» сплошную коллективизацию.

В то время было еще модно отмечать день 9 января 1905 года -- расстрел мирной рабочей демонстрации, что шла с «просьбой к царю-батюшке» — все это возглавил поп Гапон, он и в историю вошел как провокатор. В одном из сел района комсомолец-активист, член бюро райкома комсомола Федя Сы- кало несколько раз проводил собрание по самообложению, но сход не принял решения. Тогда Федя решил использовать «поли­тическое» воздействие: собрал сход с^ла на площади, сделал доклад о 9 января. После доклада спросил: «Вы поняли, что было 9 января?» Раздались возгласы: «Поняли! Поняли!» Тогда Сьпсало громогласно заявил: «Так вот. Если вы не примете решение о самообложении, я вам устрою 9 января». К этому же добавил нецензурные слова и подал знак комсомольцам, предва­рительно расставленным по периметру площади. Те вверх нача­ли стрелять, народ в панике ринулся с площади. Мы с Рябцевым в это время подъезжали к этому селу. Услышав выстрелы, подумали, что произошел какой-то налет банды. Так часто случалось. Мы насторожились. Но, когда мы увидели бегущих людей и прибыли на опустевшую площадь, Сыкало в окруже­нии своего вооруженного отряда стоял как «победитель». Мно­го мне пришлось приложить энергии и выслушать справедливых укоров, чтобы добиться того, чтобы Ф. Сыкало не отдали под суд. Но все же он получил строгий выговор за свои действия.

В райкоме ЛКСМУ мы принимали самое активное участие в проведении коллективизации. Проводили политическую, мас­сово-агитационную работу среди молодежи, обеспечивали рост рядов комсомола. Устраивали мы и военизированные походы комсомольцев и молодежи под руководством райвоенкома. Была создана футбольная команда, которая играла неплохо, даже выезжала в другие районы. Активно участвовали и в само­деятельности. Нами даже был создан небольшой духовой ор­кестр. Мне неоднократно приходилось в составе окружного комсомольского конного отряда участвовать в описи зажиточ­ных хозяйств на предмет их определения, являются ли они «кулацкими» хозяйствами, и выявлять их «реакцию» на вопросы «сплошной коллективизации». Нелегкое это было дело. С отря­дом я попал и к своему бывшему хозяину Земляному, у которо­го работал в батраках. Теперь уже меня хозяин называл не Петькой, а Петром Ефимовичем, хотя мне это было и ни к чему. У него тоже пришлось описывать хозяйство. Даже спустя столько лет неприятно это время вспоминать. На кварти­ре я жил и там же столовался у Радиных. Это была местная мещанская семья. Отношение ко мне было неплохое, но из-за чрезмерного ухаживания за мной хозяйки и ее дочери пришлось переменить квартиру. Я перешел на квартиру к Колисниченкам. Это была сама по себе интересная семья. Старший сын хозяина был заведующим клубом, его жена учительствовала. Оба они обладали артистическим и режиссерским талантом. На них держалась вся работа клуба и вся самодеятельность. Впослед­ствии эти молодые муж и жена переехали в Изюм и возглавляли окружной театр.

Все шло неплохо, но были и трагические случаи. В одной из стычек с бандой в лесном массиве над рекой Сокол в перестрел­ке были убиты два наших комсомольца, которых мы похорони­ли с почестями. Молодые жизни ушли, это нас всех очень огорчало, но борьба есть борьба. Через некоторый промежуток времени при трагических обстоятельствах погиб еще один акти­вист и пострадал другой. Случай произошел при следующих обстоятельствах: нас 5 человек поехали в с. Нижняя Соленая «проводить коллективизацию». После проведенной дневной ра­боты мы опасались где-либо ночевать и решили остановиться на ночь в сельском Совете. Глубокой ночью, когда мы уже спали, мы почувствовали запах гари. Огонь уже лизал потолок. Мы бросились к входной двери, но она оказалась заперта снаружи. Тогда мы открыли ставни и намеревались выскочить в окна, но увидели, что у окон маячат фигуры с топорами в руках. Мы поняли, что случилось, начали стрелять в окна, и нам показа­лось, что путь свободен. Но как только два наших товарища прыгнули в окна, один тут же погиб под топорами, а второй остался калекой на всю жизнь. Мы трое спаслись только пото­му, что на выстрелы подоспели наши товарищи, сбежался народ. Оказалось, что бандиты снаружи завязали дверь прово­локой. Хату и соломенную крышу облили керосином и подож­гли. Бандиты были пойманы и осуждены.

1929 год. По рекомендации окружкома комсомола меня и Ивана Шеховцова, председателя профсоюза Райрабземлеса, пригласил к себе военком округа и предложил в порядке комсо­мольской мобилизации поехать на учебу во Владикавказскую горно-пулеметную школу. Я освоил работу, привык к комсо­мольцам, друзьям, к старшим моим товарищам Мырленко и Рябцеву, которые дали мне очень много в вопросах организа- ционно-политической закалки, навыков самостоятельной рабо­ты. Но дисциплина есть дисциплина, и дела райкомовские я сдал.