Василий Ардаматский - Две дороги

• Название: Две дороги
• Автор: Василий Ардаматский
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1973

Роман состоит из двух книг. Первая — «Дорога бесчестья» — о белоэмигранте — царском офицере Дружиловском, авторе многих фальшивок, направленных против коммунистов. Охранка капиталистических стран использовала их для расправы с коммунистами. Вторая книга — «Дорога чести» — посвящена светлой памяти известного болгарского генерала Владимира Заимова, выступившего против фашизации Болгарии и помогавшего Советской стране в ее борьбе с фашистской Германией.

---

— Простите, пожалуйста, не мог ли я вас видеть прошлой зимой в опере?

Женщина удивленно взглянула на него.

— И все-таки я не мог ошибиться, — продолжал Дружиловский. — Извините, извините, я помешал вам. Ради бога, извините. — Он шаркнул ногой, поклонился и, повернувшись уже уходить, воскликнул: — Нет, нет, спутать вас с кем-нибудь нельзя! — И снова посмотрел на нее.

Она чуть-чуть улыбалась, с интересом смотрела на него.

— Вы авиатор? — вдруг спросила она.

— У каждого своя судьба, — со вздохом ответил он и сел на скамейку.

— И вы... летаете?

— Ничего не поделаешь, наша война в небе.

— Боже, как страшно!

Слово за слово, и разговор наладился. Вскоре он уже знал, что даму зовут Кира Николаевна, но выяснить о ней что-нибудь еще не удавалось.

— Много будете знать, скоро состаритесь, — игриво отвечала она.

А ему не до шуток, ему надо знать...

Он пригласил ее в ресторан курзала. Кира Николаевна только насмешливо улыбнулась в ответ.

— По-моему, я не предложил вам ничего неприличного, — обиженно сказал он.

— Вряд ли вы были бы довольны, если бы ваша жена с кем-то пошла в ресторан, — сказала она очень серьезно.

— Во-первых, жены у меня нет и никогда не было.

— А у меня есть муж, — перебила она.

— Во всяком случае, на его месте в такой вечер я бы не отходил от вас, — сказал он негромко.

Она повернулась к нему.

— Не надо об этом.

В ее голосе он услышал мольбу и все понял. Больше он на этой струне пока играть не будет. Можно поговорить о погоде...

Выяснилось, что оба они не любят здешнюю мокрую осень. Оказалось, что родом она из Калуги и что осень там прекрасна. Он вспомнил свой Рогачев... Он узнал, что в Калуге живет ее мама. Собственный дом на Соборной площади. Сестер и братьев нет. Папа умер. Выспрашивать другие подробности рано. Но он все-таки спросил, кто ее муж.

— Это не имеет никакого значения, — задумчиво ответила она.

Уже начало темнеть, и Кира Николаевна собралась уходить домой.

— Когда я вас увижу? — спросил он с трагической настойчивостью.

— Не знаю.

Он вспомнил, что завтра, в воскресенье, возле курзала традиционная выставка осенних цветов, и пригласил ее. Она согласилась, а пока не разрешила даже проводить до дому. Они простились у ворот парка. Но Дружиловский пошел следом и увидел, что она вошла в каменный двухэтажный особняк. «Это посолиднее, чем дом в Калуге», — подумал он и быстро зашагал в казарму. Плохого настроения как не бывало, он замурлыкал под нос «Матчиш — хороший танец...».

На другой день Дружиловский, весь отглаженный, с начищенными пуговицами и сапогами, благоухающий модными духами «Коти», прохаживался около собора, где обещала быть на обедне Кира Николаевна. Утро было солнечное, тихое, нежно-прохладное, с деревьев медленно падали желтые листья; освещенные солнцем дорожки церковного сада казались ему мощенными золотом. Он чувствовал себя красивым, значительным, на него оглядывались, и он еще выше поднимал маленькое худощавое лицо.

Игриво заблямкали колокола, и из собора повалил народ. Подпоручик встал у чугунной решетки, с любопытством смотрел на лица выходивших из церкви и посмеивался над их задумчивой отрешенностью. Сам он не верил ни в бога, ни в черта и считал, что все без исключения ходят в церковь только за тем, чтобы показать на людях свою добропорядочность. Ну вот тот, толстый, в дорогой поддевке и картузе, в сопровождении разряженных женщин, — о чем он сейчас беседовал с богом? Как побольше денег загрести?

Мелькали кокетливые шляпки с цветами, хорошенькие молодые лица, старики с белыми бородами, пожилые женщины в темном. Оказывается, это очень забавно — стоять у церкви и смотреть на эту разношерстную толпу.

И вдруг он услышал за спиной:

— Ах вот вы где, а я искала вас в церкви.

— Вы праздник моего одиночества, — сказал он, глядя в голубые, немного испуганные глаза Киры Николаевны.

— Расскажите мне, почему же вы так одиноки? — сочувственно попросила она.

— Одиночеством, Кира Николаевна, не делятся, оно всегда и безраздельно принадлежит одиноким, — грустно и наставительно ответил он. — А мне оно тяжело вдвойне: я одинок и на земле, и там... — Он посмотрел в бледно-голубое небо и добавил тихо: — Мы и погибаем в одиночку.

— Зачем вы так говорите, зачем? — Она смотрела на него с нежной грустью, а он был очень доволен — наступление начато им правильно.

Они бродили среди заваленных цветами прилавков, расставленных возле курзала. В раковине военный духовой оркестр играл вальсы. Царицей праздника была хризантема. Белые, голубые, алые пушистые цветы, разноцветные наряды дам, солнце, музыка создавали праздничную атмосферу. Кира Николаевна говорила, что ей почему-то грустно — это последние цветы, последнее солнце.

Они слушали певицу в глухом черном платье, низким вибрирующим голосом она пела: «Отцвели уж давно хризантемы в саду...»

Потом Дружиловский подарил Кире Николаевне букет нераспустившихся хризантем.

— Со значением, — сказал он, влюбленно смотря на нее.

Как часто в здешних местах, на склоне дня ветер с моря нагнал тучи — погасло солнце, и вместе с ним погас праздник. Начал накрапывать дождь. Публика торопливо покидала выставку. Многие устремились в ресторан. Дружиловский со своей спутницей пережидали дождь в вестибюле ресторана, и, когда кельнер предложил им стол, отказаться было нельзя.

— Мы только переждем дождик, — оправдывалась Кира Николаевна.

Неподалеку, за столом около эстрады, шумела компания поручика Кирьянова, и оттуда можно было ждать любой пакости. «Хорошо бы отсюда уйти», — думал Дружиловский, но не знал, что делать дальше. Кира Николаевна смотрела на его красивое сумрачное лицо и думала, какой же он, оказывается, скромный, этот офицерик. Он ей все больше нравился — чистенький такой, волнистые волосы, острые черные глаза, элегантные усики, маленькие женственные руки. И вот на тебе, авиатор, а такой чувствительный. И такой одинокий... Чтобы ободрить его, она попросила заказать вина.

— Я хочу выпить за то, чтобы вы не чувствовали себя одиноким ни в небе, ни на земле, — сказала Кира Николаевна, подняв свой бокал с золотистым «Каберне».

Он благодарно склонил напомаженную голову и на одном дыхании осушил свой бокал.

— Спасибо... Но вы не представляете, каким одиноким чувствуешь себя в небе, — печально сказал он, взглянув на разрисованный потолок. — Великое вам спасибо за ваш тост, — он поцеловал ей руку, и она не отняла ее.

— Один мой друг, тоже авиатор, говорит: против нашего одиночества есть только одна великая сила — любовь... — продолжал он, держа ее руку и смотря в ее голубые, заблестевшие от вина глаза.

Покончив с бутылкой «Каберне», он заказал шампанское.

Киру Николаевну точно подменили — она раскраснелась, чопорность как рукой сняло, она не закрывала рта, громко смеялась.

— Знаете, кому я больше всего верю? — говорила она, смотря на него потемневшими, горящими глазами. — Картам! Да, да, картам! Не дальше как в пятницу я три раза бросала карты, и три раза сверху оказывался валет треф.

Он проснулся в душной постели и долго не мог понять, где находится. Над ним был глухой синий купол, с которого к подушке свисал шнурок с кистью. Он потянул за шнурок, и купол стал отделяться от постели, подниматься вверх. В свете раннего утра он увидел рядом безмятежно разметавшуюся Киру Николаевну. Все стало на свое место. Но кто же она, черт побери?

Выбравшись из-под балдахина, он осмотрелся. На стене висел портрет мужчины в черном сюртуке, с острыми черными усами и строгим взглядом из-под кустистых бровей. Кто это?

За завтраком Кира Николаевна вдруг запричитала:

— Какой ужас, что мы с тобой наделали...

— Хорошо бы все-таки знать, кто он, этот мой соперник? — спросил он очень серьезно, взяв ее за руку.

— Генерал Гарднер... — еле слышно ответила она.

— Еще одна тыловая крыса? — спросил он.

— Что ты... что ты... — ее глаза расширились: — Он свой человек при дворе, друг-приятель гатчинского коменданта генерала Дрозд-Бонячевского, его знает весь Петроград, он очень опасный человек!

Он, смеясь, поднял руки.

— Сдаюсь и обращаюсь в паническое бегство.

— Я его не люблю... Он очень плохой человек... он изменяет мне направо-налево, а меня держит в этой каменной клетке.

Она выпустила его через кухню на заднее крыльцо.

В тот же день он разузнал, что генерал Гарднер занимается закупкой продовольствия и оборудования для привилегированных военных лазаретов, патронируемых особами царской фамилии, и, кроме того, причислен к «состоявшему под августейшим председательством ее императорского величества государыни императрицы Александры Федоровны Верховному совету по призрению семей лиц, призванных на войну, а также семей раненых и павших воинов». Так или иначе, пока шла война, Гарднер купил в Питере два коммерческих дома и особняк для любовницы. В петроградском доме генерала в преферанс играли по рублю, и за ночь там проигрывались состояния... «Великий вор», — решил Дружиловский и на этом построил свои дальнейшие планы.