Марк Твен - Жанна дАрк

• Название: Жанна дАрк
• Автор: Марк Твен
• Жанр: Историческая проза

---

Видите? Даже у этого жалкого, старого паука, с его месивом вместо мозгов, была все-таки гордость. Неудивительно ли? Мало того: у него была совесть; он умел распознавать, что было справедливо, что — нет; он был способен чувствовать угрызения совести. Это кажется невозможным, невероятным, но только — кажется. Я уверен, что когда-нибудь, впоследствии, крестьян тоже станут причислять к людям. Да, они во многих отношениях похожи на нас. И я уверен, что они сами тоже убедятся в этом, и тогда… Тогда, должно быть, они восстанут и потребуют, чтобы на них смотрели как на составную часть рода человеческого, и из-за этого начнутся волнения. Всякий раз, когда мы встречаем в какой-нибудь книге или в королевском воззвании слово «нация», мы думаем о высших сословиях, только о высших; другой нации мы не знаем; другой нации нет ни для нас, ни для королей. Но с того дня, как я увидел, что старый д'Арк способен поступать и чувствовать совершенно так же, как поступал бы и чувствовал я, с того дня я ношу в своем сердце убеждение, что крестьяне наши вовсе не являются простыми бессловесными, вьючными животными, созданными всеблагим Богом для того, чтобы заботиться о пище и пропитании нации; я уверовал, что они призваны для чего-то более высокого и благородного. Вы, кажется, недоумеваете? Впрочем, таково уж ваше воспитание; всем смолоду внушают такие воззрения. Что же касается меня, то я бесконечно благодарен этому случаю, открывшему мне глаза; и я этого никогда не забуду.

Посмотрим же, на чем я остановился? На старости лет мысли так и норовят разбрестись в разные стороны. Кажется, я сказал, что Жанна утешала его. Конечно, можно было бы заранее знать, что она так поступит, — нечего и говорить об этом. Она принялась его холить, лелеять, ласкать и заставила его забыть об этих давнишних жестоких словах. Заставила его забыть о них, но только пока она жила. А после ее смерти он должен был снова помянуть слова свои — снова, снова! Боже, сколько жгучей, острой, грызущей боли причиняет нам сознание, что мы были не правы перед невинно умершими! И мы восклицаем в безысходной тоске: «Ах, если бы они вернулись к нам!» Однако, что ни говорите, а дела, на мой взгляд, этим не поправишь. Я думаю, что лучше всего — остерегаться ошибок с самого начала. И не один только я держусь такого мнения: я слышал то же самое от наших двух рыцарей; и еще от одного человека, там, в Орлеане, нет, это было, кажется, в Божанси или еще где-то — скорей всего, в Божанси — человек этот высказал точь-в-точь такое же мнение, почти дословно; смуглый такой человек, с косым взглядом, и одна нога у него была короче другой. Его звали… звали… странно, что я не могу вспомнить его имени; с минуту назад я еще помнил его — оно начинается с буквы… нет, забыл, с какой буквы; вспомню — тогда скажу вам.

Ну вот — вскоре старик отец пожелал узнать, что чувствует Жанна во время сражений, когда кругом сверкают и рубят мечи, и удары сыплются на ее щит, и льется на нее кровь из рассеченных лиц и разбитых челюстей рядом стоящих солдат, и когда, внезапно подавшись перед тяжким натиском врага, шарахнется назад конница передовых отрядов, и стонущие люди начинают валиться с седел, и боевые знамена выпадают из мертвеющих рук, покрывая лица сражающихся и на минуту пряча от их взора сутолоку битвы, и когда среди круговоротного, колыхающегося, неистового хаоса лошадиные копыта разрывают мягкое, живое тело, вызывая крики страдания, и вдруг — паника! Трепет! Смятение! Бегство! И смерть, и она гонится по пятам! Старик воодушевлялся все больше и больше; он ходил взад и вперед, и язык его работал, как мельница, и он задавал вопрос за вопросом, так что Жанна не успевала ответить; наконец он заставил ее стать посередине комнаты, отступил на несколько шагов, окинул ее критическим взглядом и сказал:

— Нет, никак не возьму в толк. Ты такая маленькая. Маленькая и тонкая. Когда ты сегодня была в полном вооружении, то все-таки было на что поглядеть; но в этих красивых шелках да в бархате ты кажешься хорошеньким маленьким пажом, а вовсе не военным гигантом в семимильных сапогах, который движется среди черных туч и чье дыхание подобно грому и молнии. Сподобил бы Господь меня увидеть тебя за этой работой, чтобы я мог рассказать твоей матери. После этого она, бедняжка, наверно, спала бы спокойнее! Ну-ка, возьмись преподать мне солдатскую науку, чтобы я мог ей все это объяснить.

И Жанна исполнила его просьбу. Она дала ему копье и стала обучать различным приемам, заставила его ходить по-военному. Маршировал он до безобразия неуклюже и неумело; с копьем справлялся не лучше. Но он этого не замечал и был бесконечно доволен собой и приходил в трепетный восторг, слушая звучные, отрывистые слова команды. Я должен сказать, что если бы во время маршировки было достаточно иметь гордый и счастливый вид, то старый д'Арк был бы безукоризненным солдатом.

Он пожелал также научиться владеть мечом, и начался урок фехтования. Но, разумеется, это оказалось ему не по силам; он был слишком стар. Жанна фехтовала великолепно, и старик потерпел полную неудачу. Рапиры его пугали, и он отскакивал, метался и отмахивался, как женщина, смертельно напуганная летучей мышью. Тут уж он решительно не мог ничем покрасоваться. Вот если бы пришел Ла Гир — получилась бы совсем иная картина. Они часто состязались в фехтовании; я много раз при этом присутствовал. Правда, Жанна легко одерживала над ним победу, но зрелище все-таки получалось очень красивое, так как Ла Гир превосходно владел мечом. Как проворна была Жанна! Как сейчас вижу: стоит она во весь рост; ноги вместе; над головой — изогнутая в дугу рапира: в одной руке эфес, в другой — острие, защищенное пуговкой; против нее — старый полководец; она слегка нагнулась вперед, левая рука заложена за спину, в правой — направленная вперед рапира, которая слегка колышется и дрожит, как струна; своим насторожившимся взглядом он впился в ее глаза. И вдруг она прыгает вперед и в то же мгновение стоит на прежнем месте и снова держит над головой изогнутую дугой рапиру. Ла Гир получил удар, но зритель успел заметить только какой-то тонкий луч света, сверкнувший в воздухе, и не увидел ничего явственного, определенного.

Мы старались, чтобы чаши с живительной влагой непрестанно переходили из рук в руки, ибо это должно было понравиться и бальи, и хозяину харчевни; и старики Лаксар и д'Арк понемногу оживились, хотя вовсе не были, что называется, пьяны. Они развернули подарки, купленные ими для деревни, то были все скромные и дешевые вещицы, которые, однако, там покажутся великолепными и будут встречены радостно. Они передали Жанне два подарка: один от отца Фронта — маленькое свинцовое изображение Пресвятой Девы; другой от ее матери — длинный кусок синей шелковой ленты. Она была восхищена, как ребенок, и заметно растрогана. Да, она без конца целовала эти убогие подарки, как какие-нибудь дивные драгоценности; она пришпилила изображение Богородицы к своему кафтану и, послав за своим шлемом, повязала его лентой; сначала сделала бант на один лад, потом — на другой; развязала и перевила лентой заново, затем переделала опять; и всякий раз она, надев шлем на руку, осматривала его со всех сторон, наклоняя голову то на один бок, то на другой, как птичка, когда она разглядывает что-нибудь незнакомое. И она готова была пожалеть, что ей больше не придется быть на войне, потому что теперь она могла бы сражаться с большей отвагой: у нее ведь была вещь, освященная прикосновением матери.

Старый Лаксар высказал надежду, что она еще успеет побывать и на войне, но что сначала она навестит свою родину, где все мечтают о встрече с ней; и он продолжал:

— Они гордятся тобой, дорогая. Да, ни одна деревня еще никем так не гордилась. И это правильно и разумно с их стороны, так как до сих пор ни одна деревня не могла похвастать такой землячкой, как ты. Просто диву даешься и любуешься, как посмотришь, что они стараются окрестить твоим именем всякую живую подходящую тварь. Каких-нибудь полгода прошло с тех пор, как ты покинула нас, и о тебе заговорили; а между тем у нас уже развелось без конца ребятишек, носящих твое имя. Сначала при крещении давали одно имя: Жанна; потом — Жанна-Орлеан; потом — Жанна-Орлеан-Божанси-Патэ; а в следующую очередь будет добавлена еще уйма городов и, конечно, коронация. Да и с животными то же самое. Они умеют только ухаживать за животными, а потому, стараясь оказать тебе честь и проявить свою любовь к тебе, дают всем этим тварям твое имя; так что, если б кто вышел на улицу и крикнул: «Жанна д'Арк! Поди сюда!» — то хлынуло бы целое нашествие кошек и тому подобных существ; каждое приписало бы зов именно себе, и все они пожелали бы извлечь выгоду из этого недоразумения, воспользовавшись ожидаемой подачкой. Заблудившийся котенок, которого ты оставила дома, — последний из спасенных тобой, — носит теперь твое имя и принадлежит патеру Фронту; он — любимец и слава нашей деревни; случалось, люди приходили издалека, чтобы взглянуть на него, приласкать его и подивиться ему, потому что это был кот Жанны д'Арк. Всякий подтвердит тебе это; а однажды, когда какой-то чужестранец бросил в него камнем, не зная, что это твой кот, вся деревня, как один человек, кинулась на него, и его бы повесили, не вмешайся тут патер Фронт.