Мирослав Дочинец - Вечник. Исповедь на перевале духа

• Название: Вечник. Исповедь на перевале духа
• Автор: Мирослав Дочинец
• Издательство: Карпатська вежа
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2011
• ISBN: 966-8269-15-2

Это - исповедь великой души, документ мудрого сердца. Это — не просто описание исключительной судьбы необычного человека. Это - подарок судьбы для тех, кто спрашивает себя: «Кто я, откуда я, для чего я? И куда я иду?» Это письмо поможет обрести себя и укрепит в великом Переходе из ничего в нечто.

---

5. Прощай все и всегда. Прощай всем и себе.

С этой ношей дорога по темным берегам была не такой трудной.

На полонине я долго не задержался. Ватагу Йона подарил двух жеребцов и попросил подыскать покупателя на отару. А кобылиц взял с собой. В долине одну поменял на инструменты и двухколесную каруцу-повозку. Запряг в нее ту кобылицу, которая вывезла меня из волошского займища, и на рысях отправился на Банат. Когда вынырнули из лесных чертежей - раскорчованных участков на равнину, дети, точно облако пороши, бросились мне навстречу.

В Корнуцеле я стал на постой в деда Стойки и на следующий день держал совет с громадой - общиной. Просил надел под школу. А пока вырубал заросли ежевики и завозил камень, подоспели деньги, вырученные за отару. Работа ускорилась, после зимы я перешел в новую горенку с сенями. Рядом сооружали просторный класс. Туда осенью я собрал сельскую детвору, чтобы научить читать, писать и считать. На румынского учителя денег не было. Да мы и не хотели румына. Я учил по-нашему, учил задаром.

Лица старших светились радостью, когда босоногая детвора топала в школу. По нашему примеру малые классы начали открывать и в соседних селениях. Я помогал, составлял книги для чтения, покупал бумагу, грифели и молоко для самых бедных. Меня, беспаспортного бродягу в домотканых штанах и шерстяном сардаке, называли паном управляющим. («Пана по голенищам видно», - улыбчиво присказывали банатцы.) Деньги, вырученные за проданную отару, давно закончились, благо, ко мне из Сигота приезжали за лекарствами. Светлая тень почтенного Джеордже достигала меня и тут, на пустынных окраинах Трансильвании.

Во время каникул я косил, плотничал, собирал травы, читал для молодежи книги. Неподалеку от моего жилья кипела белой пеной водомоина, где стирали девки одежонку. Русокосая Юлина, внучка деда Петра Стойки, чаще всех оглядывалась на мое окно. Я знал, кто тайком оставлял у моего порога тарели с черешнями и овсяными калачами. А однажды вечером сквозь шум потока пробилась и песня: Ой Андрей, шутить не смей, Покорись судьбе:

Если мамка будет бить,

Убегу к тебе.

На зеленой верховине

Уж ягодки рдеют.

Я бы целый век постилась

Лишь ради Андрея.

Ой выставлю на окошке

Букетик лилий.

Седлай коня, зови меня,

Милый мой Андрей.

Голос тот струился, словно чистая водица, и разливал во мне реку любви.

И была печаль. Теплая и пропахшая маттиолой. Я вышел на бережок из водомоины, где обычно купался с наступлением темноты. Фыркал, как жеребец, и стряхивал с волос капли, когда ощутил на плече прикосновение руки. И угадал эту руку. И папоротник простлался крещатыми оборками. А поверх него месяц накинул шелковую простынь. И две папы колен опустились на нее. Я и не опомнился, как мы слились, как она втянула меня в себя, захватила упругим кольцом, я трепетал в тех путах, словно птица. А она билась, точно большая белая рыба, и я боялся, как бы не соскользнула в реку. Ведь тогда я останусь сиротливым обрубком плоти на холодеющей траве. Сверчок нам наигрывал на гуслях бесконечную мелодию, а форель фосфорическими глазами пялилась на это диво. Потеплело даже холодное око бесстыдного месяца, обливавшего берег ясным фиолетом. Я думал, что ночь не закончится никогда, однако робкий солнечный луч прокрался через Альпы и разнял спаянную груду наших тел на два чужеродных ломтя, доныне неприкаянно скитавшихся по свету и теперь, ночью, прозревших и узнавших свою половинку....

Чего не случается в молодости? Да еще и в такие неистово душные ночи. Но то уж другая история. История сердца...

Все нам можно, да не все нам нужно. Все нам разрешается, да не все полезно. Хорошо бы научиться выбирать не то, что хочется, а то, что нужно. Однако, если выбирать только полезное, то жизнь будет постной. Я, например, из полезного и красивого чаще выбираю красивое. Сердце берет верх над рассудком.

Все, что естественно — красиво. И пока ты это замечаешь и ценишь, Природа помогает тебе.

Подарки от неудачливого путешественника Ружички оценивались мной на вес золота. Карту я спрятал до лучших времен. А вещи долго и любовно перебирал, придумывая им употребление. Особенно складной ножик. Такая игрушка тут была мне ни к чему. А вот само лезвие крупповской стали годилось на копье. И я его смастачил - легкое и ловкое. Для большей силы удара и прицельности я отдельно сработал рукоятку с желобком. Выпущенное из него древко летело, точно стрела. Теперь это было мое первое оружие. Его мощь ощутила на себе и хищная рысь - распятая шкурка сушилась на слабом дымку В свободное время я метал свое копье в сплетенный из камыша кружок. Острил глазомер охотника. И бывало, что трижды подряд мои кидки попадали в цель. Это должно было кормить меня в заснеженном лесу.

В записной книжечке чеха оставалось больше половины чистых страниц. Я мог экономно вести кой-какие записи. В бутылочке с деревянной затычкой я носил медовуху - иногда подкреплял себя в работе. Спички тщательно припрятал. Как бесценный дар, берег каждую фасолину и горошину. С несказанной радостью обнаружил во внутренних складках сумки восемь пожелтевших семечек тыквы. Но все они были живы. И присланная кровь земледельца заволновалась во мне. Даже наметил удобную пойму возле речища. И каждый раз, возвращаясь из лесу, носил туда кошель жирного торфа. Готовясь к длительным холодам, я беспокойной мыслью забегал в будущую весну.

Но когда это еще будет! А ныне я не мог натешиться чугунком. В нем блюдо варилось быстрее и было вкуснее. Котелок я мог брать с собой на дневные уходы. Как лесовик и зверолов теперь я не был привязан к печи. Однако о печке я думал и днем, и ночью. Хотя я и утеплил хатенку, но понимал, что плохонькие деревянные стены здешняя зима остудит быстро. А открытый очаг согревает только вблизи и требует, чтобы его постоянно поддерживали. Я был озабочен зимним обогревом.

Тепло, размышлял я, вытекающее с дымом в деревянную трубу, - это расточительство. Нужно его задержать, как это делают перьями птицы, пухом звери и корой деревья. Как поток, не замерзающий под каменьем. Каменья! Да, это единственное, что я мог использовать тут.

Это подсказала мне скала. Холодная в течение дня, она согревалась на ночь и скупо отдавала до утра взятое у солнца тепло. Я буду нагревать камни, а они будут согревать меня. И я начал заготавливать плоские плиты и мастерить из них впритык к стене широкий пустотелый помост-лежанку. Туда, во внутреннюю пустоту, я и направил дым из печи, а снаружи отвел его в дерево-дымоход. Щели между плитами замазал глиной с примесью сенной сечки. Посреди печи замуровал чугунок. И в нем теперь постоянно была теплая вода. Камни нагревались как раз настолько, что можно было спать на лежанке без одеяла. Мне припомнилась наша печь, на которой баба Марта согревала свои «кости смиренные».

Страх перед зимними холодами миновал. У стены, которая прогревалась, пристроил я небольшую стаенку для козы. Хотя к зиме она приготовилась раньше чем я - весело встряхивала густыми прядями шерсти.

Уродила в ту осень обильно лещина. Я собрал столько орешков, что вынужден был отгородить для них засек. Из толченых орешков, желудей и грибов, приправленных диким чесноком, я выпекал в золе вкусные хлебцы. И употреблял их с рыбой либо медом. Колоды с пчелами я тоже утеплил снопами сытника. А рыбу назиму солил в долбанках из липы, а также вялил над печью. На горячей лежанке сушил ягоды и зелье. А с балок свисали нанизанные на куканы грибы.

В лесу шел повальный листопад. Костров я не разводил, боялся, чтоб сухой валежник не вспыхнул пожаром. Занимался звероловством, разжиревшая за лето живность потеряла бдительность и напропалую лезла в ловушки. Было работы со шкурками. Оббил ими дверь, устлал земляной пол.

Давно прошли суховеи. Утром траву отягощала льдистая роса. Одна за другой дальние вершины одевали белые чепчики. Все чаще оттуда залетал студеный ветер, кружил листьями, хлестал песком со скал. Смереки передергивали лохматыми плечами, гудели обнаженные дубы, сонливо поскрипывали ясени. Черный лес посерел, погрустнел. Будто выдуло из него остатки зеленой души.

Я брел по своей просеке, чтоб набрать еще кошель- другой торфа для своей нивки. Попривыкшее все вокруг замечать, мое око ухватилось за синеватый ствол бука. На нем чернели давние зарубки. Да, то была не естественная рана коры, а зарубка топором. То есть оставила ее человеческая рука. Я почему-то посмотрел в небо.

На чело студеными перышками упали тяжелые лохматые снежинки.

Не трать попусту время, наполняй его полезным и радостным трудом. Чем больше труда ты вложил в своей жизни, чем больше познал и открыл, тем она длиннее - жизнь. Поэтому день нынешний цени больше, чем вчерашний. И так - каждодневно. Ведь только то твое, что получил ты ныне, в эту минуту.