ХОВАРД ФАСТ - ПОСЛЕДНЯЯ ГРАНИЦА

• Название: ПОСЛЕДНЯЯ ГРАНИЦА
• Автор: ХОВАРД ФАСТ
• Жанр: Альтернативная история

История о том, как племя Шайенов под предводительством Маленького Волка и Тупого Ножа сбежало из резервации в Оклахоме и проделало бесконечно-длинный путь на север, чтобы вернуться к себе на родину. Книга оформлена изумительными акварельными иллюстрациями Андрея Ветра.

---

Затем он написал генералу Филу Шеридану: «Отправьте войска по железной дороге на восток от Додж-Сити, чтобы перехватить триста индейцев из племени Шайенов, идущих на север из…» Откуда же они идут? Он напряг память и в конце концов перечитал доклад. Да… «…из Дарлингтона. Эти индейцы незаконно покинули резервацию, их следует задержать и немедленно водворить обратно. В отношении их вождей могут быть применены военные меры. Полковник Мизнер из форта Рино в курсе всех подробностей». Он подчеркнул фразу:

«Особенно важно, чтобы эти индейцы были окружены, прежде чем они смогут причинить дальнейший вред».

Он подписал и снова обратился к рапортам. В одном из них сообщалось о нехватке трёх тысяч шестисот фунтов муки.

«И почему они вечно надоедают мне с такими пустяками! – думал генерал. – Это касается только квартирмейстерского управления, и больше никого…»

«Почему все так упорно надоедают друг другу?» – думал Карл Шурц, читая копию рапорта, посланного генералу Уильяму Текумсе Шерману каким-то неведомым полковником откуда-то с Индейской Территории относительно того, что какие-то индейцы ушли из своей резервации.

Почему его секретарь, прочитав эту копию, положил её к нему на стол? Почему, размышлял Шурц, все члены правительства должны превратиться в бюрократов? И какой смысл стараться сделать хоть что-нибудь путное из всей этой грязи, если для этого нужно сначала преодолеть груды ничтожных и кляузных донесений? Утонуть в них с головой? Можно подумать, что все дела касаются только его министерства. Нет, стоит человеку стать министром, и он заживо хоронит себя.

Шурц прочёл подпись. «Мизнер?… Кто такой этот Мизнер? – раздраженно спрашивал он себя. – Чего они от меня хотят? Я прикажу снять копии с рапорта и могу переслать одну в военное министерство, другую – в индейское ведомство». Эта мысль – что с рапорта можно снять множество копий – заставила его удовлетворенно улыбнуться. Всё-таки правительственное мероприятие. Это и значит-управлять.

Принятое решение даже понравилось ему – чисто немецкая точность и аккуратность: снимать со всего бесчисленные копии и рассылать их повсюду. И получается какой-то результат: по крайней мере, каждое учреждение узнает обо всём.

Пенсне свалилось с его длинного, острого носа и лежало на рапорте, искривив некоторые слова. Шурц вынул носовой платок и протер одним пальцем стекла, не беря их в руки. Снова оседлав нос пенсне, он пытался вспомнить ещё что-нибудь об этом племени и о той части пустыни, которая называется Индейской Территорией. Не потому, что это имело особое значение, но просто вследствие методического склада своего ума, ибо ему нравилось, когда схожие понятия укладывались, как в ящичке, одно подле другого.

Шурц позвал своего секретаря, и когда тот вошёл, он спросил, что у них есть о Дарлингтоне.

– От мистера Николсона, сэр?

– Вероятно.

Его «р» прозвучало с немецким акцентом. Произнося даже одно слово, он старался, чтобы в нём, по возможности, не было никакого акцента, но это никогда ему не удавалось.

Секретарь принес письмо, но не то, которое Шурц требовал.

– Что-то о Дарлингтоне, – настаивал Шурц. Теперь он вспомнил, что письмо было скреплено вместе с четырьмя другими рапортами.

– Это агентство, где живут Арапахи и Шайены, – пояснил он, гордясь своим знанием всех этих агентств и резерваций, раскинутых в дикой, заброшенной Оклахоме.

Он изучил пять стран; хранить в своей памяти огромные пространства земли нелегко, это большое достижение. С точностью фотоснимков отпечатались они у него в мозгу – если только мозг является хранилищем таких представлений, – словно карты, со всеми рельефами и белыми пятнами, возвышенностями и пропастями; также сохранилась у него в памяти и сцена из его отрочества, как он однажды в маленькой немецкой деревушке полз через водосточную трубу, а выбравшись из неё, увидел перед собой ноги неподвижно стоявшего прусского солдата. И если бы пруссак заметил Шурца, он убил бы его, как были убиты многие в ту революцию… И где бы тогда были все эти карты с такими замечательными изображениями Германии, Швейцарии, Франции, Испании и Соединённых Штатов?

«Какая глупость! – вздохнул Шурц. – Некоторые забывают своё прошлое, другие живут исключительно в прошлом». Некоторым людям дано прожить лишь одну жизнь, и эта жизнь, простая и ровная, подобна безмятежно текущей реке. Именно такая жизнь, пожалуй, лучше всего, но она не похожа на его жизнь. Он прожил столько жизней, что их никак не свяжешь в одно разумное целое.

Секретарь вернулся и на этот раз принес нужное письмо. Прочитав, Карл Шурц приложил его к рапорту из военного министерства. Теперь всё было в порядке, и дарлингтонское дело можно было положить в особую папку. И тогда оно, вместе с тысячами других папок министерства внутренних дел, будет спокойно лежать на полке и покрываться пылью.

Может быть, только этот метод и является правильным, подумал Шурц, перечитывая инструкции генерала Шермана всевозможным генералам, полковникам, майорам. Ведь столько их было в его жизни, столько тысяч сапог чеканило шаг по грязи и пыли, по траве и пышным полям созревшей волнующейся пшеницы!

Он опять вспомнил Мизнера, приславшего рапорт, и опять начал рыться в своей памяти. «Мизнер… Мизнер… – твердил Шурц. – Вечно они там, в прериях, меняют расположение полков!» Он не мог даже припомнить, куда поместили именно эту группу Шайенов. За последние несколько лет по крайней мере шесть групп индейцев были выведены с севера и расселены на Индейской Территории. Беспокойный народ! Шайены первобытны, жестоки, низки. Жители прерий, знающие толк в индейцах, утверждают, что Шайены живут только ради войны. Хотя Шурц сомневался в этом. Никогда не думал он этого, даже о пруссаках, которых ненавидел глубоко и затаенно.

Но ни один народ не живёт для того, чтобы убивать, и только убивать. Такой народ не мог бы иметь ни жен, ни детей и должен был бы исчезнуть с лица земли.

И вот теперь маленькая группа Шайенов, одно крохотное селение, всего в триста душ, ушло с того места, которое ему предназначило правительство. Шли они на родину, на север – за тысячу миль. Их ум подобен уму ребёнка, и за это им придётся поплатиться жизнью. «Они умрут, но будут бороться, – думал Шурц. – Одно, кажется, индейцы знают – как надо умирать».

Однако его любопытство было возбуждено, и захотелось узнать об этой истории побольше. Он едва ли сознавал, насколько его раздражает суетливость, с которой Шерман так и сыплет приказами. Он и сам был когда-то солдатом и знает, что такое военная строгость, но всё-таки пуля – не лекарство от всех болезней.

Шурц стал внимательно просматривать отчёты из Дарлингтона. В течение двух часов он тешил свою совесть рассуждениями о том, что никто, кроме Карла Шурца, не дал бы себе труда возиться с такой путаной историей. Дочитав, он понял, что ничего не сделает. «Да и что тут сделаешь!» – сказал он себе и решил повидаться завтра утром с Шерманом. «Да, тут ничего не сделаешь», – повторил Шурц. Главное то, что Шерман всё-таки прав. Если закон нарушен, виновных следует покарать.

Его отвлекли другие дела, и на следующее утро он как-то забыл о Дарлингтоне. Донесения из Дарлингтона всё ещё лежали в папке на его письменном столе, но до одиннадцати часов он не вспомнил о них, а затем ему надо было спешить на совещание кабинета. Однако, проходя мимо стола, он увидел папку и решил всё-таки поговорить с Шерманом.

Совещание томительно тянулось, министры поджидали президента. Хейс запаздывал. Военный министр Мак-Крери то и дело посматривал на часы и сердито объявлял время. Карл Шурц откусил кончик сигары, но почему-то не закурил. Министр почты и телеграфа дремал.

Подали завтрак. Карл Шурц считал, что Америка наиболее отстала в вопросах гастрономии. Пища здесь безвкусная, пресная, она может лишь утолить голод, но не доставляет человеку никаких иных ощущений. Он ел рассеянно, как человек, который раздосадован бессильными попытками вспомнить какой-то пустяк. Он не притронулся к яблочному пирогу и, взяв чашку кофе, наконец закурил сигару.

– Мы просидим здесь весь день! – проворчал Мак-Крери.

Пепел на сигаре всё нарастал, и внезапно Шурц понял причину своего беспокойства и недовольства.

– Вы помните договор Харни-Сенборна? – спросил он Дивенса, министра юстиции.

Министр, отщипывая кусочки пирога, сердито взглянул на Шурца, как человек, которого внезапно спросили о том, что очень далеко от хода его мыслей. Кроме того, ему не нравился Шурц: не нравился его тон, его испытующий взгляд исподлобья.

– Вы должны бы его помнить, – продолжал Шурц. – Это было в шестьдесят пятом году.

– Договор с индейцами?

– Да, он был подписан в шестьдесят пятом, – вставил государственный секретарь Эвартс.

Шурц что-то обдумывал. Он помнил большую часть договора. Его основной пункт гарантировал индейцам прерий право жить на тех землях, которые они занимали на севере, – весь бассейн Пыльной Реки от Чёрных Холмов и Скалистых гор на западе до Жёлтого Камня на востоке. Договор имел в виду племена Шайенов и Лакотов, но главным образом Шайенов, поскольку Лакоты жили дальше к востоку.