Тана Френч - Ночь длиною в жизнь

• Название: Ночь длиною в жизнь
• Автор: Тана Френч
• Издательство: Астрель, ВКТ
• Жанр: Триллер
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-271-39416-4, 978-5-226-04952-1

Простой паренек из рабочего квартала Фейтфул-плейс Фрэнк Мэки и его возлюбленная Рози Дейли решают вместе бежать из дома. Но Рози не приходит к месту встречи в назначенный час…

Проходят годы, Фрэнк делает отличную карьеру в полиции, но все эти годы его продолжает мучить вопрос: почему тогда, в юности, любимая девушка его предала?

Страшная правда открывается неожиданно. И с этого дня судьба обрушивает на Фрэнка удары один за другим. Чудовищные события закручиваются в немыслимый узел, затягивая в него родных, друзей и даже обожаемую дочь Фрэнка. И в какой-то момент он становится перед выбором: что для него важнее — долг полицейского или долг мужчины?

---

— Господи, Фрэнсис, — вмешалась Джеки. — Не мне учить тебя воспитывать ребенка, я ничего в этом не смыслю, но ты полегче не можешь?

— Нет, не могу. Ты что, думаешь, я ради забавы решил испортить ребенку вечер?

— Она только хотела пару сапожек. Какая разница, где она их видела? Ну да, Селия Бэйли — идиотка, спаси ее Господи, но безвредная же!

— Вот уж нет. Селия Бэйли — живое воплощение всего, что неправильно в этом мире. Она так же безобидна, как бутерброд с цианидом.

— Ох, перестань, пожалуйста. Тоже мне, проблема! Через месяц Холли забудет про эту Селию напрочь, начнет фанатеть от какой-нибудь девочковой группы…

— Все не так просто, Джеки. Я хочу, чтобы Холли понимала, что есть разница между правдой и бессмысленным дерьмовым трепом. Со всех сторон ей непрерывно твердят, что реальность на сто процентов субъективна: если действительно веришь, что ты звезда, то заслуживаешь рекордного контракта — умение петь при этом не учитывается; если веришь в оружие массового поражения, то не важно, существует ли оно на самом деле; и что слава — суть и единственный смысл всего, потому что ты не существуешь, пока на тебя не обратят внимания. Моя дочь должна понять: не все на свете определяется тем, сколько об этом говорят; или насколько ей самой хочется, чтобы это было правдой; или сколько зрителей пялятся на экран. Где-то в глубине, за всем, что принято считать реальным, должна быть какая-то настоящая чертова реальность. Видит Бог, никто другой Холли этому не научит. Этому научу ее только я. Если по ходу дела она будет дуться — так тому и быть.

— Ты прав… — Джеки неодобрительно поджала губы. — Мне лучше заткнуться?

Мы с ней умолкли. Качели освободились, Холли вскарабкалась на сиденье и старательно вертелась, закручивая цепочки в жгут.

— Шай прав в одном, — сказал я. — Страна, где восхищаются Селией Бэйли, вот-вот вылетит в трубу.

— Не буди лиха… — цыкнула на меня Джеки.

— Да я-то что? Если хочешь знать, я совсем не против краха.

— Господи, Фрэнсис!

— Джеки, я воспитываю ребенка. От одного этого у любого поджилки затрясутся. Плевать даже на то, что я воспитываю ее в мире, где ей постоянно твердят: думай только о моде, славе и целлюлите, не замечай закулисных игр и вообще — купи себе что-нибудь симпатичное… Я столбенею на каждом шагу. Пока Холли была маленькая, я еще как-то справлялся, но с каждым днем она взрослеет — и мне все страшнее. Считай меня двинутым, но иногда мне просто хочется, чтобы она воспитывалась в стране, где людям приходится думать о чем-то более насущном, чем крутые тачки и Пэрис Хилтон.

— Не поверишь… — Джеки чуть улыбнулась. — Ты говоришь точно как Шай.

— Ну, блин! Тогда и впрямь осталось только вытащить пистолет и вышибить себе мозги.

— Я знаю, что с тобой не так, — сообщила Джеки, глядя на меня понимающим взглядом. — Ты вчера выпил лишнего, и у тебя потроха всмятку. Это всегда вгоняет в тоску.

Мой телефон зазвонил снова.

Кевин.

— Да чтоб тебя, — злобно рявкнул я. Эх, не стоило давать ему номер телефона. Ну и семейка — им чуть уступи, тут же на голову сядут. Отключать мобильный нельзя — мои ребята могут позвонить в любую секунду. — Если Кев всегда так плохо понимает намеки, то неудивительно, что у него нет подружки.

Джеки легонько хлопнула меня по руке.

— Не обращай внимания, пусть звонит. Я вечером спрошу, что за спешка приключилась.

— Спасибо, не надо.

— Наверное, хочет с тобой снова встретиться…

— Джеки, мне абсолютно по барабану, что он хочет. А если он и впрямь жаждет со мной снова встретиться, то передай ему, с любовью и поцелуями, чтобы не надеялся. Лады?

— Фрэнсис, перестань. Ты же не всерьез.

— Именно всерьез. Серьезнее некуда.

— Он же твой брат.

— Ну да, он отличный парень, которого обожают многочисленные друзья и знакомые. Вот только я не из их числа. Единственное, что связывает нас, — причуда природы, из-за которой мы провели несколько лет в одном и том же доме. Теперь мы там не живем, и у Кевина нет со мной ничего общего, в точности как у парня на соседней скамейке. То же могу сказать и про Кармелу, и про Шая, и уж точно — про маму с папой. Мы не знаем друг друга, разговаривать нам не о чем и чаи гонять вместе незачем.

— Сам подумай, — сказала Джеки. — Ты ведь понимаешь, что все не так просто.

Снова зазвонил телефон.

— He-а. Все просто, — произнес я.

Джеки поворошила ногой палую листву, дожидаясь, пока телефон не замолкнет.

— Вчера ты заявил, что Рози из-за нас тебя бросила.

Я глубоко вздохнул.

— Джеки, тебя-то мне винить не в чем, ты тогда из пеленок еще не вылезла.

— Ах, ты поэтому согласен со мной встречаться?

— Ты вообще ту ночь не помнишь!

— Знаешь, мы с Кармелой вчера говорили… Так вот, я помню только обрывки. Все перемешалось, сам понимаешь.

— Не для меня. Я все прекрасно помню.

Около трех ночи мой приятель Вигги закончил свою работу в ночном клубе и пришел на стоянку отстегнуть мне законные и достоять остаток смены. Я возвращался домой сквозь бурные, зыбкие остатки субботней ночи, негромко насвистывал что-то, и грезил о завтрашнем дне, и жалел любого, кто не был счастлив, как я. Поворачивая на Фейтфул-плейс, я словно по воздуху летел.

И тут же звериным чутьем понял — что-то случилось. Половина окон на улице, включая и наши, ярко светилась. В тишине улицы из-за окон доносилось напряженное жужжание возбужденных голосов.

Дверь нашей квартиры украшали свежие царапины и вмятины. В гостиной у стены валялся перевернутый кухонный табурет с перекошенными и расщепленными ножками. Кармела, в пальто поверх выцветшей ночнушки в цветочек, щеткой собирала в совок осколки разбитой посуды; руки сестры так тряслись, что осколков прибавлялось. Ма притулилась в уголке дивана, тяжело дыша и промокая разбитую губу влажной салфеткой; тут же на диване Джеки, завернутая в одеяло, сосала большой палец. Кевин сидел в кресле и грыз ногти, глядя в пространство. Шай, прислонившись к стене, переступал с ноги на ногу, засунув руки глубоко в карманы; белые глаза таращились, как у затравленного зверя, ноздри широко раздувались, на скуле наливался синяк. В кухне папаша со скрежещущим ревом блевал в раковину.

— Что случилось? — спросил я.

Они все аж подпрыгнули, Кармела подняла ко мне зареванное лицо, и пять пар глаз уставились на меня не моргая, без всякого выражения.

— Ты, как всегда, вовремя, — ядовито заметил Шай.

Остальные молчали. Я забрал у Кармелы совок, усадил ее аккуратно на диван — между мамой и Джеки — и начал подметать. Рев на кухне сменился храпом. Шай тихо зашел туда и вернулся с острыми ножами. По спальням мы расходиться не стали.

В ту неделю па предложили частную подработку: четыре дня штукатурных работ, и в агентство сообщать не надо. Папаша, как водится, отнес весь приработок в паб и налакался джина по самое не могу. От джина па начинает жалеть себя; от жалости к себе становится ужасен. Он дополз до Фейтфул-плейс и исполнил свой коронный номер у дверей Дейли, с ревом вызывая Мэтта Дейли на разборку, только на этот раз разошелся, начал биться о дверь и рухнул мешком на ступеньки, после чего стащил с ноги башмак и швырнул его в окно Дейли. Тут и появились ма и Шай и постарались затащить папашу домой.

Обычно па относительно спокойно принимал известие, что вечеринка заканчивается, но в ту ночь у него в баке еще было вдоволь горючего. Вся улица, включая Кевина и Джеки, наблюдала из окон, как он обзывал маму высохшей старой сучкой, Шая — бесполезным мелким педиком, а пришедшую на подмогу Кармелу — грязной шлюхой. Ма в ответ называла его никчемным транжирой и зверем, желала ему сдохнуть в мучениях и гореть в аду. Па велел всем троим убираться прочь, а то — пусть только заснут — он перережет им глотки. Всю дорогу он набрасывался на них с кулаками.

По большому счету ничего нового папаша не отчебучил. Разница, однако, состояла в том, что до тех пор он все это вытворял дома, а не прилюдно, а тут перешел все границы, словно на скорости восемьдесят миль в час отказали тормоза. Кармела устало проговорила тихим бесцветным голосом:

— Он совсем от рук отбился.

Никто не взглянул на нее.

Кевин и Джеки из окна умоляли папочку остановиться, Шай орал, чтобы они убрались в комнату, ма визжала, что это все из-за них, что они довели па до пьянства, папаша орал, что вот он сейчас до них доберется. В конце концов сестры Харрисон, счастливые обладательницы единственного на всю улицу телефона, вызвали полицию. Это было полное западло — примерно как совать героин малышам или материться при священнике. Моя семья вынудила сестер Харрисон переступить табу.

Ма и Кармела уговаривали полицейских не забирать папу — такой позор! — и они по доброте душевной согласились. Для копов в те времена домашнее насилие было чем-то сродни порче собственного имущества: полный дебилизм, но вроде как и не преступление. Они затащили па вверх по лестнице, свалили на пол кухни и ушли.