Александр Шумилин - Ванька-ротный

• Название: Ванька-ротный
• Автор: Александр Шумилин
• Жанр: Биографии и Мемуары

Рукопись охватывает период Великой Отечественной Войны с августа 1941 по апрель 1944 г. и затрагивает события которые разворачивались на различных фронтах. Автор работал над рукописью, в течении восьми лет, до последнего своего часа. К сожалению, многое не успел, в том числе иллюстрации остались "за кадром". Все описанные события восстановлены по памяти, основным источником хронологии событий были письма с фронта.

---

— Можете идти не пригибаясь! — говорю я им. До станции далеко. Станционных построек отсюда не видно!

Зимняя ночь на исходе. Первые проблески света уже заиграли на снежных верхушках деревьев.

— А мороз всё крепчает! — говорю я Татаринову проходящему мимо. Он как будто глухой.

— Дух перехватывает на ходу! — добавляю я ему в спину. Он не реагирует.

У солдат на бровях белый снег, пушистым инеем покрылись клапана шапок-ушанок|у него меховой воротник полушубка и клапана шапки-ушанки|. А мы с себя Волжские льдышки ещё не все сбили.

Прошла ещё одна группа солдат четвёртой роты, пыля ногами сыпучий снег по узкой тропе. А сзади, за ней показался комбат. Он шёл в сопровождении двух связных и ординарца.

— Мне тоже нужно подобрать ординарца, — подумал я.

— А! Потом! — решил я. Сейчас не до этого!

— Ну как тут дела лейтенант? — спрашивает меня.

— Тихо кругом! Немцев не видно!

— Вижу! По насыпи немцы не ходят! Следов никаких!

— Ты вот что лейтенант! Снимай роту. Пойдёшь на станцию следом за Татариновым.

Я передал командирам взводов распоряжение комбата и моя пятая двинулась следом за четвёртой. Я взял с собой сержанта Старикова с двумя солдатами и пошёл догонять Татаринова.

Впереди идут два разведчика из полка, в двадцати метрах сзади двигаемся мы, а за нами солдаты четвёртой роты. За четвёртой где-то сзади идут мои. Я должен дойти с Татариновым до исходного положения, до той самой черты, откуда он поднимет своих солдат и поведёт на станцию. Мы идём по глубокому снегу среди высоких заснеженных елей. Полотно железной дороги слева. Мы идём по опушке не углубляясь в лес. К станции мы подходим охватом.

— В чём дело? — думаю я.

— Почему вдруг сюда явился комбат?

Когда мы шли через Волгу по вздыбленному льду и по открытому полю поднимались на Губино, в ротах его не было, он нам не показывался. В Губино, когда мы подошли к лесу, он ночью явился и выгнал меня с ротой вперёд.

Он сибиряк и видно без тайги жить не может! Немцы леса боятся, а ему чистое поле на нервы действует. В лесу, конечно, лёг за толстый ствол и ни одна пуля тебя не возьмёт!

Два небольших бревенчатых дома, одна чёрная от копоти баня, обшитое досками здание станции, вот собственно и всё, что увидели мы из-за деревьев, когда приблизились к краю леса.

Всего четыре постройки! — думаю я. Татаринов их заберёт без труда!

Впереди за деревьями видны печные трубы, укрытые снегом крыши, темные рамы окон и замороженные стекла.

— В этих двух первых домах живут! — говорю я, показывая их Татаринову.

Я смотрю на крыльцо. Внизу у крыльца валяются дрова, и какие-то темные предметы. Наше внимание сосредоточилось на них.

Татаринов махнул рукой назад и его солдаты повалились в снег. Мы стояли за двумя стволами елей.

— Давай! — сказал он разведчикам.

И разведчики тронулись с места. Впереди было открытое место.

Мне бы нужно было пойти назад в свою роту, но я, как в полусне, стоял и не мог оторвать глаз от домов. В этот момент оттуда прозвучали два винтовочных выстрела. До домов было метров сто, не больше. Я увидел, как оба разведчика стали припадать и валиться к земле. Ещё два выстрела последовали тут же за первыми. Тела разведчиков дёрнулись и безжизненно опустились в снег. Мы с Татариновым оказались за стволами елей и поэтому не попали под прямые выстрелы. Мы стояли неподвижно, пытаясь рассмотреть, откуда бьют немцы. Их ружейные выстрелы были очень точны.

Разведчиков спасти уже было нельзя. Их тела ещё раз вскинулись над снегом, видно немцы, для верности ударили в них ещё.

Солдаты Татаринова лежали сзади. Среди них появились раненые. Откуда стреляли немцы, мы никак не могли понять.

Я оглянулся назад. Нужно было немедленно принимать какие-то меры. Мы с лейтенантом Татариновым оказались отрезанными от своих солдат. Я сделал перебежку и со стороны домов мне вдогонку ударили выстрелы. Но я оказался проворным, успел добежать до толстого дерева и завернуть за него. Я посмотрел на Татаринова. Ему было теперь сложней уходить назад. Он мог запросто получить пулю вдогонку. Немцы видели откуда я выскочил и теперь могли караулить его. Но потом я подумал. За раздвоенной елью они нас не видели. И не предполагают, что там остался второй.

Вот он кинулся назад, выскочил из-за снежного куста и побежал в мою сторону. Я смотрел на окна, крыльцо и углы дома, стараясь засечь дымки выстрелов, определить, откуда бьют немцы. Но ни движения фигур, ни вспышек выстрелов не было видно.

— Татаринов! Отведи свою роту назад! — услышал я голос комбата.

Неужели, подумал я, он сюда в роту явился. Я обернулся. Комбат действительно стоял метрах в двадцати сзади.

— А ты лейтенант!

Он видно забыл, или вообще не знал мою фамилию.

— Ты, бери свою роту и обходи станцию по той стороне железной дороги!

— Зайдёшь им в тыл! И ударишь им из-за насыпи с той стороны.

Вот это дело! — подумал я. Давно бы ему пора ходить вместе с ротами.

Четвёртая подобрала своих раненых, отошла и залегла в снегу. Теперь они будут ждать, пока я обойду с другой стороны станцию. Кто-то из солдат даже отважился стрелять. Со стороны четвёртой роты послышались редкие выстрелы.

Я со своими отошёл назад, перешёл полотно и, минуя дорогу, пошёл по кустам. По высоким и густым кустам я стал обходить два домика и здание станции. В кустах покрытых белым инеем на десять шагов впереди ничего не видно. Кругом бело и одно небо над головой. При такой видимости трудно определить своё место по отношению к станции. По глазам хлещут ветки. Пушистым белым пеплом снег сыпется с веток вниз. Как держать направление? Но я нутром чувствую, что иду правильно и всё будет хорошо.

Мы идём, поторапливаемся, высоко вскидываем ноги. Потому, что в кустарнике лежит рыхлый и глубокий снег. По моим расчётам станционное здание мы уже прошли.

Рядом со мной идёт мой новый ординарец. Мой помощник и связной. Перед выходом в кусты я сказал сержанту Старикову, что забираю у него одного солдата.

— Что поделаешь! Вам тоже нужен толковый солдат!

Мне нужен живой человек и надёжный помощник рядом. А то я с самой Волги один и один. Некого за кем нужно послать. Пятая рота в основном была московская. В роте были пожилые солдаты, и молодых десятка два. Мы были с ним одногодки. Нам было тогда по двадцати. Сказать по правде, пожилые солдаты до сих пор, называли меня иногда "сынком". Мне они этого не говорили, а между собой иногда употребляли это словечко. Отчего бы это? — рассуждал я в свободные минуты.

Нужно делать поворот! Вот и край кустов!

Сквозь пушистые ветки я вижу здание станции и крутую заснеженную насыпь, уходящую в сторону Москвы. Деревянное здание и сейчас стоит в том же виде, как и тогда.

Мы поднялись на насыпь. Перед нами открылась удивительная картина. Слева у дороги, под обрывом, дымила немецкая кухня. От неё в нашу сторону шёл приятный и сытный запах съестного и слабый дымок. Правее на крышах домов, покрытых толстым слоем снега, задом к нам, растопырив ноги, лежали и целились немцы. Их было по четыре на каждой из крыш. Это те самые, которые убили разведчиков, которые нанесли ранения солдатам четвёртой роты. Это те, от которых я так прытко бежал. Сверху им было всё видно, как на ладони. Они целились деловито, стреляли наверняка, перезаряжали свои винтовки спокойно, не торопясь. Они и теперь, когда мы зашли им в тыл, лежали и постреливали в сторону четвёртой роты, как на стенде по тарелочкам. Нам тогда даже в голову не пришло посмотреть на крыши домов.

Немцы настолько увлеклись своей удачной охотой, что подпустили нас на два десятка шагов. Мы рассыпались цепью полудугой и охватили сразу эти два дома и кухню. Когда до домов оставалось всего ничего, кто-то из солдат не выдержал, нарушил мой приказ не стрелять и выстрелил. Хотя я предупредил всех, что немцев будем брать у самых домов. Они сами сползут к нам в руки с крыш. Каждый знал, что я стреляю первым. Одиночный винтовочный выстрел без времени сделал своё гнусное дело. Немцев со снежных крыш как ветром сдуло.

Солдаты, увидев пустые крыши, открыли беспорядочную стрельбу. Теперь стреляли по упряжке лошадей с немецкой кухней. Хоть бы её удержать! Огромные "Першероны" с круглыми боками, лохматыми ногами, рыжими гривами и с короткими, как у собак, обрубленными хвостами, стояли в парной упряжке под обрывом. Они спокойно позвякивали стальными цепями и сбруей.

Забегу несколько назад.

— Что это за порода немецких лошадей с короткими хвостами? — спросил я пленного немца, которого мы захватили в Губино. Я видел как удирала повозка из деревни запряженная такими лошадьми.

— "Першерон!" — ответил он. Это порода лошадей тяжеловозов из области Перш, что на западе Франции.