Георгий Федотов - Судьба и грехи России

• Название: Судьба и грехи России
• Автор: Георгий Федотов
• Издательство: Издательство «София»
• Жанр: Философия
• Год: 1992
• ISBN: 5-87316-002-3

Федотов Георгий Петрович(1886 - 1951 гг.) — выдающийся русский мыслитель и историк. Его научные интересы были сосредоточенны на средневековом и древнерусском христианстве. Был близок к Бердяеву и св. Марии (Скобцовой). Защитник свободы и честности в Церкви, мысли, обществе.

Федотов  Г.П., Судьба и  грехи России /избранные статьи по философии русской истории и культуры/

---

==29

   Для нас и для Федотова очень важен отход Ключевского-шестидесятника от историософских споров 40-х годов. Проблематика славянофилов и западников была преждевременно сдана в архив. Трагическая тема этого спора врывается в конце XIX века в эпоху ренессанса века XX, с особенной силой звучит она для Федотова и его современников. Суть разрыва шестидесятников с историософскими течениями 40-х годов, по Федотову, в том, что они «сняли с порядка дня тему исторических идей»(1).

    Западничество, утрачивая свою идейность, овладевает историческим сознанием. Федотов указывает на элементы западничества, завещанные Ключевскому  Чичериным  и Соловьевым, но и резко подчеркивает разделяющие  их грани. Западничество жило гегельянскими идеями государства и исторической  личности. По точному замечанию  Федотова, «именно это и отрицает Ключевский», у него «не государство, не правительство и не властная личность , а народ , в смысле общественных групп и классов,—  на первом плане»(2).

    В оценке Федотова, Ключевский по-новому подходит к истории учреждений, иначе, чем западники, ставит тему государственно-правовую. Социальная  точка зрения здесь полностью вытесняет институциональную.  Но размежевание с юристами, как пишет Федотов, не только не обогатило русскую историю, но и оставило в ней отрицательный след: «слабость формально-логической  структуры, нечеткость исторических  понятий»(3).

     Итак, Федотов отмечает особую социальную тему Ключевского, которую тот «противопоставил политической теме государства и завещал  всей позднейшей русской историографии»(4). Но социальный историзм  Ключевского Федотов никак не связывает с социализмом. Наш мыслитель сожалеет, что Ключевский мало уделял внимания «буржуазии» и  «пролетариату» и писал историю в основном правящих классов. Для Федотова это есть свидетельство иных, чем у русского социализма, корней  социальной  темы Ключевского — более народных и вместе с тем личных. Федотов видит путь Ключевского параллельно пути революционной  интеллигенции. И там, и здесь, не отождествляясь, отмечается невозможность уже исходить из единства национального и общественного сознания России, известное отвращение к «чистой» политике, к демократии, к юридическому либерализму. Для Федотова с Ключевским связана  линия умеренного антиюридизма и антилиберализма в русской историографии, которая не упраздняет государственную тему, но лишь оттесняет ее на задний план темой социальной.

      Такой же характер имеет, по мнению Федотова, и экономизм  Ключевского. Наш   мыслитель признает Ключевского основателем «научной экономической истории в России». Однако этот экономизм особого рода — почвенный и органичный. Истоки его Федотов вместе с П. Н.  Милюковым    видит в славянофилах-почвенниках с их любовью к быту и  этнографии. Здесь хозяйственный быт вводится в крут изучения русской   народности. Экономизм Ключевского, по оценке Федотова, характерен   для русской историографии и, «в отличие от западной науки, связан не с   юридическими формами  хозяйства, и не с техникой (как в марксизме), а   с бытом и нравственными основами жизни»(5).

       Наконец, Федотов рассматривает Ключевского не только как иссле-

____________________

1 Федотов  Г. П. Россия Ключевского. С. 346.

2 Там же. С. 347.

3 Там же. С. 348.

4 Там же. С. 349.

 5 Там же. С. 352

==30

дователя хозяйственных и социальных отношений, но и как создателя целостной картины русского исторического процесса. Самое удивительное, что здесь отмечает наш мыслитель, — «исключение всей духовной  культуры при стремлении  к законченному объяснению  "процесса"»(1). Парадокс Ключевского, автора диссертации о «русских житиях святых» и многочисленных заметок о духовной культуре русского прошлого, Федотов объясняет его историософскими установками. Ключевский, в духе своего времени, пытался строить историю как «предварительную ступень к социологии». Чтобы осуществить этот замысел и не впасть ни в гегельянский идеализм, ни в экономический детерминизм, Ключевский пожертвовал в своем общем курсе темой духовной жизни. За всем этим Федотов видит драматическую борьбу историка с духом своего времени, с его «социальным заказом». От схематизма и бездушия в изображении истории Ключевского спасал художник. И сам Федотов в своих культурологических начертаниях больше доверяет художественному чутью, чем механизирующему  уму.

    Таким образом, Федотов, желая преодолеть дореволюционную историографию  России и осознавая ее как наследие живого и мертвого, в центр традиции ставит противоречивую фигуру Ключевского. С Ключевским он соотносит основное русло русской общественной мысли, находившейся  с 90-х годов под «огромным и все растущим влиянием социализма». Для Федотова «марксизм был политическим и радикальным выражением  той  тенденции интеллигентской мысли, которая в границах научного историзма удовлетворялась школой Ключевского»(2). Всю дальнейшую  судьбу русской историографии Федотов связывает с Ключевским. Он утверждает: «Если в России исторический марксизм нашел для себя сравнительно благодарную почву, то это потому, что она была подготовлена для него Ключевским»(3).

    Федотов  в революции видел селектор жизненности подходов к истории. И здесь проявились недостатки «школы» Ключевского. Революция остро выдвинула трагическую проблему государства в России. Для Федотова это означает необходимость возвращения к С. М. Соловьеву, обогащенному  «всем социальным опытом  и школы, и жизни». Другой «огромный  провал» Ключевского и всей дореволюционной русской исторической науки обнаруживается в уклонении историков от проблем духовной культуры. Духовная культура была предметом преимущественно специальных дисциплин. Никто не пытался на oгpoмнoм' материале специальных  исследований поставить общие  вопросы древнерусской культуры. Федотов заключает: «Русская историография оставалась и остается, конечно, наиболее «материалистической» в семье Клио»(4).

    Революция  потрясла не только государство, но и все русское сознание. Оценивая своих предшественников, Федотов видит выход из глубокого кризиса исторической мысли в постановке фундаментального вопроса о русской культуре, во всем объеме ее «идеи». Это понимается как возвращение  к проблематике 40-х годов, «к переоценке вечного спора между  западниками и славянофилами: о содержании и смысле древнерусской культуры, о ее всемирно-историческом "месте"»(5). Масштаб революционной  катастрофы требовал выхода из «магического круга Ключевского», из тесной, социальной, бытовой темы в «мировые просторы сороковых  годов». Революция еще  более затемнила загадочный лик

________________________

1 Федотов   Г. П. Россия Ключевского. С. 352.

2 Там же. С. 359.

3 Там же. С. 360.

4 Там же. С. 362

5 Там же.

==31

России. Для Федотова задача состоит в духовном возрождении Родины усилиями жизни и мысли, которая вопрошает: «Что умерло без остатка? Что замерло в анабиозе? Что относится к исторически изношенным одеждам России и что к самой ее душе и телу, без которых Россия не Россия, а конгломерат, географическое пространство Евразия, СССР?»(1).

    Очищенный   революцией образ России Федотов наметил в основных чертах еще до эмиграции(2). Это образ а перспективе будущего, но на фоне  прошлого. Прошлое  и  будущее постигаются мыслителем в живом  единстве культуры, которое складывается из традиций, из соединенных  усилий народа, из «общего дела» и дано в единстве направленности. Федотов считает возможным  для историка говорить лишь об этом общем  фоне, общих предпосылках национального стиля. Размышления   Федотова о России —  не пророчества, даже не предвидения, но ожидания. Пафосом ожидания и надежды пронизано его слово о  русской культуре. Он смотрит в будущее, думает о прошлом и говорит о настоящем.

     Однако в прошлом —  до революции — русская культура имела свою  направленность; «она обращала к будущему свои определенные вопросы»(3). Революция  резко оборвала эту нить. Федотов тоскует по старой  культуре, но он решительно против политической реставрации. Будущее  реальной России для него связано только с тем поколением, которое  воспитано Октябрьской революцией. В нем Федотов пытается разглядеть лицо России на фоне тысячелетней истории.

     Мощный    взрыв революции привел этот фон в движение. Федотов  мыслит  культуру многослойной, многоликой и многоголосой. Культурологический полифонизм и полиморфизм  допускает надежду не на воскрешение  разрушенных  «верхних» слоев XIX века, а на выдвижение  «нижних», старых и даже древних пластов русской культуры. Федотов  ожидает, что в катастрофе революции могут подняться из глубины истории  самые твердые и ценные породы культуры. Но что же скрывается  за толщей веков?