Колин Маккалоу - Независимость мисс Мэри Беннет

• Название: Независимость мисс Мэри Беннет
• Автор: Колин Маккалоу
• Издательство: ACT: Астрель, Полиграфиздат
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-17-066701-7, 978-5-271-30545-0, 978-5-4215-1414-5

Продолжение самого прославленного романа Джейн Остен — от автора «Поющих в терновнике»!

Джейн Остен — одна из величайших писателей XIX века, классик английской прозы, чьи произведения по-прежнему любят и критики, и литературоведы, и обычные читатели, и кинематографисты, не устающие их экранизировать.

Существует литературная легенда: Остен планировала написать продолжение самого прославленного своего романа, «Гордость и предубеждение», — но ранняя смерть помешала этим планам.

Уже в наши дни за это продолжение взялась сама Колин Маккалоу — автор великолепных — «Поющих в терновнике».

Возможно, ее версия судьбы и приключений одной из сестер Беннет — решительной суфражистки Мэри — сильно отличается от того, что задумывала сама Остен.

Но разве это делает ее роман менее талантливым и увлекательным?

---

Элизабет встала с закрытыми глазами и начала демонстративно натягивать узкие лайковые перчатки, по очереди, палец за пальцем. Когда она открыла глаза, они были темными, как буря. Джейн в ужасе отпрянула.

— Единственной, на кого я всегда могла положиться, была ты, Джейн. Да, я употребила прошедшее время, так как вижу, что ошибалась. Мой муж обходится со мной возмутительнейшим образом! Я не сделала ничего, чем могла бы его разочаровать! Напротив, это он меня разочаровывает. Вчера вечером я предложила уехать от него, но он даже этого мне не позволяет! Почему? Потому что ему пришлось бы отвечать на вопросы о жене, которая его оставила! Какой же заискивающей, пресмыкающейся женой ты должна быть, Джейн! Неудивительно, что ты извиняешь такие невинные причуды, вроде любовниц.

Она уставилась в окно, игнорируя новый захлебывающийся плач сестры.

— Я вижу, моя карета подъехала. Нет, не трудись вставать, завершай спокойно свое хныканье. Я найду дорогу сама.

И она вышла вон вне себя от гнева, содрогаясь — чтобы проплакать всю дорогу домой в Пемберли. Там она прошла прямо в свои апартаменты и приказала Хоскинс задернуть занавески.

— Сообщите мистеру Дарси, что я слегла с тяжелой мигренью и не смогу попрощаться с миссис Хэрст, мисс Бингли и мисс Хэрст.

— Не хочу быть нетактичным, Элизабет, но вы хорошо себя чувствуете? — спросил на следующее утро Ангус, когда встретил свою гостеприимную хозяйку на ее любимой дорожке в лесу за пемберлийской речкой.

Она одной рукой обвела поляну, на которой они стояли.

— Трудно быть угнетенной духом, Ангус, когда меньше чем в полумиле от дома такая красота, — сказала она, уклоняясь от его вопроса. — Для цветов уже поздно, но эта поляна идеальна в любое время года. Этот ручеек, стрекозы, хрупкие перья папоротника девичьи волосы — тончайшее кружево, превосходящее всякое воображение! Наш садовник говорит, что миниатюрность листиков и кружевная воздушность — особенность девичьих волос, растущих на этой поляне. Я знаю людей, восторгающихся павлиньими перьями, но я предпочту перо этого дивного папоротника.

Но отвлечь Ангуса ей не удалось.

— Мы живем в эпоху, когда личное тщательно оберегается, и я, как никто, понимаю, что леди доверяют сокровенное только мужьям. Однако я настаиваю на привилегиях того, кто уповает стать членом вашей семьи. Я люблю Мэри и надеюсь жениться на ней.

— Ангус! — Элизабет улыбнулась ему в полном восторге. — Ах, вот это чудесная новость! А она знает, что вы ее любите?

— Нет. Я не сделал ей предложения, пока десять дней жил в Хартфорде, так как видел, что она не готова его принять. — Его глаза заискрились. — Местный солиситер попытал удачу и был отвергнут категорически, хотя он молод, достаточно богат и хорош собой. Я учел его пример и предложил себя Мэри только в качестве доброго друга. Это был правильный ход в том смысле, что она не скрыла от меня ни свои честолюбивые помыслы, ни пылкую преданность Аргусу, автору писем. С одной стороны — девичьи грезы, но с другой — достойные замыслы. Я слушал, предлагал советы, какие, по моему мнению, она могла принять, а главным образом держал язык за зубами.

Элизабет нашла мшистый валун и села на него.

— Я была бы так счастлива, Ангус, назвать вас членом нашей семьи. А что вы ей не открылись, думаю, ваш инстинкт вас не обманул. Мэри всегда была невысокого мнения о мужчинах, но противостоять столь презентабельному и умному мужчине, как вы?

— Надеюсь, не вечно, — сказал он чуть грустно. — Я обрел ее доверие и уповаю обрести ее любовь. — Ничего больше он сказать не мог; Аргус должен был оставаться его тайной.

— Почему вы выбрали ее, чтобы полюбить? — спросила Элизабет.

Он вскинул брови.

— Выбрал? Странное слово в сочетании с любовью! Не думаю, что речь вообще тут может идти о выборе. Я богат, я не дряхл и мое лицо, как считают, женщинам нравится. Говорю я все это в подкрепление тому, что обо мне говорят в свете — что я могу выбрать самую подходящую невесту. Так почему Мэри менее всего подходящая? Если имелось видимое начало, то, полагаю, причина — ее красота, которую не способна умалить даже ее жуткая манера одеваться. Но когда я кое-как сумел познакомиться с ней, я столкнулся с колючей, мизантропичной, яростно независимой душой, пылающей желанием оставить свой след в английском образе мышления. Назвать ее философом нельзя. Она не постигла основ философии, не имеет систематического знакомства с ее теориями, с ее эволюцией. Но я видел, что семнадцать лет, отданных заботам о матери, открыли ей широкий доступ к книгам, обычно не рекомендуемым для женского чтения и внушившим ей почти отчаянное желание освободиться от пут, наложенных обычаем на женщин. Невежество — лучший друг и союзник обычая, и в первую очередь обычаев, налагаемых на существа низшего порядка, вроде женщин или чернокожих. Ну а Мэри лишилась своего невежества, она стала образованной. И ей достало здравого смысла понять, что без практического опыта одного ее образования мало. Все это вместе взятое, по моему убеждению, и заставило ее приступить к осуществлению своего замысла. Думаю, своим делом она изберет не облегчение нищеты, а образование для всех.

— Но зачем ездить в почтовых каретах, зачем останавливаться в дешевых гостиницах?

— Толком не знаю, но подозреваю, для того, чтобы выглядеть бедной гувернанткой. Люди не откровенничают с вышестоящими, Элизабет. Вот Мэри и решила не выглядеть вышестоящей.

— Как поразительно хорошо вы понимаете эту Мэри! Вы пытались сказать мне, что я совсем ее не знаю, а я отчитала вас. Но неосведомленной была я, а не вы, — сказала Элизабет со вздохом.

Ангус поморщился.

— Но одного фактора я совершенно не учел, — сказал он, — ее природного дара навлекать на себя беды. Логического объяснения ему я не нахожу. Беднейшие гувернантки ездят в почтовых каретах и останавливаются в сквернейших гостиницах, но на них не нападают, их не похищают. Даже те крохотные сведения, которыми мы располагаем о ее путешествии из Грэнтема в Ноттингем, подтверждают эту тенденцию; над ней измываются пятеро мужланов, сбрасывают ее в жижу во дворе почтовой станции и гогочут, глядя на нее. Ее приключения ужасающи! Что заставило их так себя вести? Ее красота? Гинеи в ее кошельке? Эта колючая мизантропия? Или все вместе взятое?

Элизабет нахмурилась.

— В юности она ни в какие беды не попадала, хотя наш отец ее презирал. Упорно причислял к Лидии и Китти, как одну из трех самых глупых девушек в Англии. Что было очень несправедливо. Да, она всегда вызывалась петь на званых вечерах и пела ужасно, но, хотя папа и все прочие жаловались на это у нее за спиной, в лицо ей этого никто ни разу не сказал. Из чего следует, ей ее ноты казались верными не по причине глупости. Мэри была не из тех девушек, которыми восхищаются, но глупой она не была. А добросовестной, старательной и любознательной. Качества, делавшие ее скучной, хотя Лидия и назвала бы ее занудой.

Она встала и начала прохаживаться, словно вдруг расстроившись.

— Собственно, самое худшее, что можно поставить Мэри в вину, это неуместное и безответное увлечение нашим кузеном, преподобным мистером Коллинзом, самым отталкивающим мужчиной из всех, с кем мне доводилось знакомиться. Но Мэри так страдала и нервничала в его присутствии, что я, например, полагала, будто наш кузен ищет жену красавицу. А лицо Мэри усеивали гнойные прыщики, и зубы у нее были кривыми. — Она засмеялась. — Но жены красавицы он не обрел, а женился на Шарлотте Лукас — очень некрасивой, но очень практичной. После чего Мэри быстро выбросила его из головы.

— Думается, Мэри в вашем кузене привлекал его сан. Она сказала мне, что в те дни была очень набожной. — Не желая довести себя до слез, Ангус вернулся к теме самой Элизабет: — Ну, сейчас мы не можем сделать для Мэри больше того, что предпринимает Фиц, а потому давайте сменим тему. Меня очень заботите вы, моя дорогая. Я высоко ценю вашу дружбу, как и дружбу Фица. Но только крайне ненаблюдательный и неумный человек не заметил бы, что вы несчастны.

— Только из-за Лидии и Мэри, — парировала она.

— Вздор! Вы оскорбили Фица.

— Я постоянно оскорбляю Фица, — сказала она с горечью.

— Каролина Бингли? Мне сообщили, что вы наговорили.

— Она не так важна.

— Но вы таки обрушили на нее непростительное оскорбление.

— И с радостью повторила бы. Моя дружба с вами, Ангус, насчитывает всего лишь десять лет, но Каролину Бингли я волей-неволей терпела двадцать один год. Дружба Фица с Чарльзом Бингли такого порядка, что он готов терпеть Каролину безоговорочно. Ну, я отвечала игрой в молчанку на ее оскорбления так долго, что, полагаю, случайная соломинка сломала мне спину. Я дала сдачи. Но наше английское общество до того лицемерно, что завуалированные оскорбления считаются терпимыми в отличие от откровенности. Я же была откровенна.