Колин Маккалоу - Независимость мисс Мэри Беннет

• Название: Независимость мисс Мэри Беннет
• Автор: Колин Маккалоу
• Издательство: ACT: Астрель, Полиграфиздат
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-17-066701-7, 978-5-271-30545-0, 978-5-4215-1414-5

Продолжение самого прославленного романа Джейн Остен — от автора «Поющих в терновнике»!

Джейн Остен — одна из величайших писателей XIX века, классик английской прозы, чьи произведения по-прежнему любят и критики, и литературоведы, и обычные читатели, и кинематографисты, не устающие их экранизировать.

Существует литературная легенда: Остен планировала написать продолжение самого прославленного своего романа, «Гордость и предубеждение», — но ранняя смерть помешала этим планам.

Уже в наши дни за это продолжение взялась сама Колин Маккалоу — автор великолепных — «Поющих в терновнике».

Возможно, ее версия судьбы и приключений одной из сестер Беннет — решительной суфражистки Мэри — сильно отличается от того, что задумывала сама Остен.

Но разве это делает ее роман менее талантливым и увлекательным?

---

— Он повзрослел во всех отношениях, Фиц, — сказала она, отвлекшись.

— Я не слеп! И очень доволен тем, как Оксфорд и молодой Гриффитс повлияли на него.

— Подозреваю, Ангус тоже внес свою лепту.

Фиц засмеялся.

— Альянс взаимной привязанности, моя дорогая Элизабет. Ангус надеется стать твоим свояком. Если это произойдет, последняя угроза со стороны твоей семьи вовсе перестанет быть угрозой, а «Вестминстер кроникл» окажется в моем кармане.

— От союза Ангуса и Мэри я могу быть лишь в восторге, но если ты полагаешь, что это отдаст его газету в твое политическое распоряжение, то ты совсем его не знаешь. Как и мою сестру.

Элизабет покинула библиотеку, предоставив мужа его грезам о величии. Леопарды пятен не меняют, подумала она. О, но ты одурачил меня, Фиц! Я искренне верила, будто излечила тебя от гордыни и спеси. А когда ты вновь начал натягивать шкуру леопарда, я винила в этом мою неспособность подарить тебе сыновей, которых ты хотел. Но теперь я понимаю, что это никогда причиной не было. Леопард оставался леопардом все двадцать лет нашей совместной жизни. Я же, если поверить Лидии, превратилась в мышь. Купленную мышь.

Прошло сколько-то дней, но сколько, Мэри понятия не имела, так как желвак у нее на лбу словно бы вызвал серию обмороков или потемнения сознания, от которых она оправлялась медленно. Ею, кроме того, овладело безмерное утомление, и, лишенная света дня, она не могла определить, как часто она просыпалась, чтобы попить, поесть, воспользоваться стульчаком.

Бархатный занавес был раздвинут, открывая проем в железной решетке перед ней, когда часть решетки опускалась, образуя полку. На ней она находила новую еду, некрепкое пиво, кувшин воды для омовения и жестянку с носиком, содержащую маслянистую жидкость. Жидкость эта, как она вскоре поняла, предназначалась для наполнения резервуаров ее ламп. Страх оказаться в полной тьме подвиг ее одурманенные мысли прийти к этому выводу, после чего она разобралась, как их наполнять: снимаешь стеклянную трубу, отвинчиваешь металлический центр, держа фитиль, и добавляешь новое масло к тому, что еще остается в стеклянном резервуаре. Маленькая лампа горела дольше других, и, к своему облегчению, Мэри убедилась, что ее слабый огонек, если поднести его к фитилю большой лампы, сразу его зажигает.

Дважды она нашла на полке чистые ночные сорочки и носки, один раз — чистый халат, но ни разу ни единого предмета верхней одежды. Ей было достаточно тепло, так как каморка никогда не становилась ни леденяще холодной, ни чересчур жаркой. Температура примерно прохладного весеннего дня, пришла она к заключению.

Если бы только у нее был какой-нибудь способ измерять ход времени! Грабитель, вероятно, забрал ее часы — дорогие и редкие. Их она получила в подарок от Элизабет с великой благодарностью. Никакие посторонние звуки в ее темницу не проникали, если не считать еле слышного визгливого постанывания, которое она перестала замечать. Если оно и напоминало ей что-то, то лишь щелку окна, неплотно закрытого при сильном ветре. Но если за гигантским экраном и было окно, оно оставалось невидимым для нее, а кроме того, она вообще сомневалась в его существовании. Окна подразумевают свет дня, а его тут не было.

При осмотре книг на втором столике она нашла стальные перья, а также несколько карандашей; чернильный прибор состоял из чернильницы с черными чернилами, чернильницы с красными чернилами и песочницы, полной песка для посыпания написанного. А еще несколько сотен каландрированных бумажных листов с зазубренными краями, указывавшими, что изготовлены они из чистой смеси льна и хлопка. Заглавия книг были интересными, однако мало что говорящими: доктор Джонсон о поэтах его времени, Оливер Голдсмит, Шеридан, Френсис Троллоп, Ричардсон, Марло, Спенсер, Донн, Мильтон; кроме того, книги по химии, математике, астрономии и анатомии. Ничего беллетристического, ничего религиозного. Ничего доступного ее зыбкому мозгу. Было очевидно, что время лучше проводить в целительном сне.

Наконец, настало пробуждение, когда ее сознание оказалось ясным, ее синяки еле заметными, а желвак на лбу исчез. Поев, попив, воспользовавшись оригинальным стульчаком, она взяла карандаш и начертила на гладкой стене в глубине каморки группы из семи линий каждая рядом с чем-то вроде железных дверных петель. Новых чистых простыней ей больше не оставили, и она сделала вывод, что с того момента, как ее заперли здесь, прошло не больше недели, поскольку, кем бы ни были запершие, они, видимо, верили в чистоту, из чего следовало, что чистые простыни скоро появятся.

Хотя масло в резервуарах ее ламп обладало каким-то неуловимым ароматом, горящие фитили не дымили, не коптили и не затрудняли дыхания. Она сняла трубу с маленькой лампы и обошла каморку, проверяя, не заколышется ли огонек от легчайшего сквозняка, но ничего подобного не произошло. Даже поднесенный к дыре стульчака огонек остался недвижим. Так что же там внизу? Во всяком случае не клоака, раз оттуда не веет никаким запахом человеческих отходов. Когда она опустила огонек в дыру, он осветил нечто нежданное: не узенький провал, а широкий круглый вертикальный туннель наподобие колодца. Ее огонек был слишком слаб, чтобы осветить дно. Однако, наклонившись к самому деревянному сиденью, она услышала словно бы всплески быстро бегущей воды. Так вот почему этот нужник не пахнет! То, что она испражняла, беспрепятственно падало вниз и уносилось потоком.

Река! Она вспомнила, как дорогой Чарли говорил о пещерах и подземных реках Скалистого края, и внезапно поняла, где она. Заключена в пещерах Дербиширского Скалистого края, то есть не так уж далеко от Пемберли. Но почему? Инстинкт подсказывал, что ее целомудрию ничто не угрожает, а Капитан Гром забрал все, что было при ней. Значит, и не из-за денег. Разве что ее похитили для выкупа? Смешно, ответил здравый смысл. По тому, что было при ней, нельзя было узнать ничего, кроме фамилии, а она ведь не Дарси. Ее вид же скоро убедил бы захватчика, что она — никто, вероятнее всего гувернантка. Кто мог бы догадаться о ее связи с Дарси из Пемберли? Ответ был — никто. Значит, какой бы ни была причина ее похищения, к выкупу она отношения не имеет.

Тем не менее ее неведомому захватчику она зачем-то требовалась, иначе он бы не спас ее, не постарался бы сохранить ее живой. Не поругание и не выкуп, так что же?

И только когда она надевала трубу на лампочку, она увидела его: удобно расположившегося на деревянном стуле с высокой спинкой по ту сторону решетки… сколько времени он следил за ней? Она поставила лампочку и обернулась к нему, шаря глазами.

Щупленький старичок! Прямо-таки гном, морщинистый коротышка. Ноги скрещены в коленях; тощие голени завершаются открытыми коричневыми сандалиями. Вересково-бурый халат с капюшоном, перевязанный на талии толстым кремовым шнуром, распятие на груди. Будь коричневость его халата более коричневой, он сошел бы за монаха-францисканца, подумала она. Морщинистый складчатый скальп был лысым повсюду, даже вокруг ушей, а глаза, изучавшие ее с не меньшим интересом, были настолько белесо-голубыми, что радужки почти не отличались от белков. Покраснелые слезящиеся глаза, но пугающие, потому что, казалось, они словно бы всегда смотрят наискосок. Тонкое лезвие крючковатого носа, а губы — узкие, сурово дисциплинирующие, как у солдафона. Мне он не нравится, подумала Мэри.

— Вы умны, госпожа Мэри, — сказал он.

Нет, сказала Мэри мысленно, я отказываюсь выдать страх или смятение. Я сумею помериться с ним.

— Вы знаете мое имя, сэр? — сказала она.

— Оно вышито на вашей одежде. Мэри Беннет.

— Мисс Мэри Беннет.

— Сестра Мэри, — поправил он.

Она выдвинула стул из-под книжного столика, поставила точно напротив него, затем села, чинно сдвинув колени и щиколотки, сложив руки на коленях.

— Почему вы считаете, что я умна?

— Вы сообразили, как подливать масло в лампы.

— Нужда всему научит, сэр.

— Вы боитесь темноты.

— Конечно. Это естественная реакция.

— Я спас вам жизнь.

— Как вы это сделали, сэр?

— Я нашел вас на пороге смерти. У вас, сестра Мэри, была смертельная опухоль мозга, которая выдавливала из вас жизненные соки. Великан, который вез вас, этого не видел, а потому, когда он отошел по своим делам, мои дети и я украли вас. Я создал эликсир как раз от такого недуга, но мне требовался пациент, чтобы его испробовать. Вы чуть не умерли, но чуть-чуть не считается. Мы вовремя доставили вас домой, и пока мои дети вас мыли и устраивали поудобнее, я дистиллировал мой эликсир. Вы явились ответом на многие молитвы.

— Вы принадлежите к какому-то монашескому ордену? — завороженно спросила она.

Он взвился в негодовании.

— Католик? Я? Ни в коем случае. Я отец Доминус, блюститель Детей Иисуса.