Валентин Рыбин - Огненная арена

• Название: Огненная арена
• Автор: Валентин Рыбин
• Издательство: Туркменистан
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1981

Роман «Огненная арена» продолжает историческую тему в произведениях лауреата Государственной премии Туркменской ССР им. Махтумкули Валентина Рыбина. В нем раскрывается зарождение и становление социал-демократической партии в Туркменистане, приход в партию национальных кадров.

Роман создан на основе архивных документов и устных преданий о том беспокойном и грозном времени, которое разбудило туркменский народ, призвало к борьбе за свободу.

---

Солдаты тем временем подошли ближе. Вот уже стало видно: идут без оружия. Шагающий впереди поднял в знак приветствия руку и прокричал:

— Генацвале, свои мы!

— Вахнин, Асриянц, ну-ка, пошли со мной, — пригласил Нестеров и двинулся навстречу солдатам. — Кто такие? — полюбопытствовал он.

— Кацо, свои, — ответил испуганно горбоносый, с черными усиками, грузин. — Свои мы! А вы тоже испугались? На маевку мы. Нам нужен Нестеров.

— Не по тому адресу! — все еще опасаясь подвоха, ответил Нестеров. — Если хотите сыграть в очко — пожалуйста.

— Кацо, нам сказали, маевка — на Асхабадке, — со злостью проговорил солдат. — Там, мол, найдёте Нестерова.

— А откуда вы знаете Нестерова?

— От кизыларватцев знаем… От Батракова.

— Ну с этого бы и начинали, — облегченно вздохнул Иван Николаевич. — Я и есть Нестеров.

— А я — Метревели, — назвался солдат. — Мы организовали группу эсдеков. Держим связь с кизыларватским железнодорожным батальоном… А там нам говорят: «Вам надо связаться с Нестеровым и на правах автономии войти в асхабадскую РСДРП!»

— Ясно, — сказал Нестеров. — Давайте шагайте, продолжим разговор.

Прошло ещё с полчаса, прежде чем рабочие успокоились и познакомились с солдатами Первого Закаспийского железнодорожного батальона. Когда все вновь уселись, Нестеров обратился к собравшимся:

— Кровью борцов за народное дело обильно политы нивы пахарей и улицы городов. Их святая кровь и стоны павших товарищей взывают об отмщении! Напоминают о святом долге довести до конца правое дело освобождения нашей многострадальной родины! Сила в вас самих! Сила в вас несокрушимая, только вы еще не осознали ее!.. Помните, товарищи, что мы ничего не теряем в этой борьбе, кроме своих цепей, а завоюем целый мир!

— Да здравствует Первое мая!

— Да здравствует социализм!

— Да здравствует 8-часовой рабочий день!

— А теперь, товарищи, прошу высказываться, — закончил он, садясь рядом с Метревели.

Начались выступления. Сначала говорили деповцы, потом выступил от организации РСДРП батальона Метревели.

— Как тебя зовут-то, парень? — спросил Нестеров, явно растроганный речью Метревели, назвавшего солдат пролетариями в военной робе.

— Ясоном меня зовут, — отозвался тот. — Я грузин, из Тифлиса.

— Сколько у вас партийцев?

— Двенадцать человек.

— Завтра же выбери время и найди меня. Зайдешь в редакцию газеты «Асхабад», спросишь, там скажут, где я.

— Хорошо, товарищ Нестеров…

* * *

Суд над группой Стабровского проходил в офицерском клубе, при закрытых дверях: в судебный зал были допущены лишь избранные лица — высшие чины областной канцелярии, асхабадского уезда, прокуратуры, полицейского управления. Что касается общественности, то в зал удалось проникнуть лишь редакторам двух газет «Закаспийское обозрение» и «Асхабад». Толпы народа, собравшиеся у входа в клуб, тщетно пытались попасть в зал: вход и окна охранялись военной стражей.

Среди любознательной публики особо выделялись армяне, Не менее сотни парней в белых рубахах с кручеными поясками, в бархатных куртках и плисовых штанах толпились вокруг свидетеля Арама Асриянца, которого по праву считали первым другом Людвига Стабровского.

Суд начался в десять утра и лишь к двум часам дня, когда некоторые присутствующие на суде стали выходить на перекур, стало известно, что обвиняемые всё отрицают и беда лишь в том, что есть показания свидетеля Мартыненко, который, якобы, собственноручно от Хачиянца получил прокламации.

В толпе слышались возмущенные голоса:

— Ай, один вонючий козёл всё стадо портит!

— Убивать надо предателей!

— Ара, э, кто такой Мартыненко?

— Да сбежал давно куда-то, в Россию, что ли!

Толпа еще больше увеличилась и оживилась, когда после занятий к офицерскому клубу пришли гимназистки-старшеклассницы. Среди них были Аризель и Тамара Красовская. Барышни посуетились, порасспрашивали о ходе суда, затем, оттеснив армян, выстроились у входа и принялись скандировать:

— Сво-бо-ду Стабровскому!

— Сво-бо-ду заключенным!

— Сво-бо-ду всем!

Из зала вышел редактор газеты «Асхабад». Несколько армян сразу кинулись к нему. Любимский, в белой шапочке-панамке и белой рубашке, остановился на крыльце, вытер пот с лица.

— Что вже вы хотите от меня? — спросил устало. — Если вы хотите самую суть, то я скажу! Они ведут себя, как настоящие герои!

— Душа любезни, только не темни, — сказал один из армян. — Скажи, душа любезни, сколько дадут, а?

— Я вже разве пророк? — бойко отвечал редактор. — Сколько дадут — все им достанется. Вы, вже, молодой человек, не станете с ними делить их срок?

Армяне засмеялись. И ещё больше пришли в волнение, когда из зала вышел священник Гайк.

— Дорогой отец, ну что там, есть какая-нибудь надежда?

— Тот не живет, кто не надеется, — отозвался он важно. — С участием господа бога все образуется.

Солнце уже клонилось к закату, когда, наконец, был вынесен приговор:

«…Признавая дворянина Людвига Людвигова Стабровского, крестьянина селения Керкендкс, Шемахинского уезда, Аршака Михайлова Хачиянца и тифлисского мещанина Ивана Андреева Егорова виновными в преступлении, предусмотренном 129 статьей Уголовного уложения, заключить в крепость: Стабровского на два с половиной года, а Хачиянца и Егорова на два года каждого….

Дворянку Ксению Петровну Стабровскую как по этому обвинению, так и по обвинению в распространении противоправительственных прокламаций, признавая невиновной, считать по суду оправданной».

Приговор вызвал разноречивые толки. Тот, кто не сомневался, что группе Стабровского предстоит отправиться в дальний сибирский этап на каторгу, пришли В восторг:

— А, ерунда! — разносились голоса. — Два года отсидеть можно!

— Что такое два года?

Те, кто знал, сколько средств затратили эсдеки на спасение своего товарища, пришли в возмущение.

— Взяточники и обиралы! — неслось из толпы.

— Чтоб вам подавиться этими деньгами!

— Господин Любимский, душа любезни, напиши в газете, скажи сколько им заплатили!

— Что вже вы раньше думали? — спросил редактор. — Вы думали за какие-то шесть-семь тысяч они получат полную свободу? Тогда вы плохо знаете цену сибирской каторге!

Толпа постепенно рассредоточилась. Остались возле клуба лишь те, кто знал заключенных: Асриянц с сестрой и группой гнчакистов, Красовская, Андрюша Батраков… Нестерова тут не было. Он еще вчера, накануне суда, как юрист, пытался получить доступ в зал суда, но получил отказ. Находиться в толпе Нестеров счел неудобным.

Осужденных держали в зале до тех пор, пока не появилась повозка с черным кузовом, запряженная двумя дюжими лошадями. Остановилась она у самого подъезда. Людвига вывели конвоиры, — сначала Асриянц, а потом и Тамара крикнули ему, чтобы бодрился и не падал духом. Он попытался оглянуться, но полицейский толкнул его в спину. Аршак Хачиянц улыбнулся через силу, поднял руку и показал два пальца, что значило — получил два года. Егоров залез в кузов, не оглядываясь по сторонам. Ксения, оправданная судом, казалось, была не рада свободе. Она не могла осознать, как будет жить без Людвига. И на приветствие Тамары сухо ответила:

— Что же ты раньше не могла навестить?

— Ксана, милая, я пыталась много раз! Пыталась, понимаешь?!

— Ладно уж… Я завтра приду домой, — устало сказала Ксения и, увидев радостно улыбающегося Асриян-ца, попросила: — Арам, если сможешь, приезжай на фаэтоне.

— Какой может быть разговор, Ксана!

Тут она скрылась в фургоне. Конвоир затворил дверь и повозка двинулась в сторону тюрьмы.

На следующий день, в одиннадцать утра, когда Ксения вышла из тюремных ворот, фаэтон стоял на обочине. Тамара взяла под руку Стабровскую и словно больную повела к коляске.

— Боже, как голова кружится, — говорила та. — Я вчера вообще думала свалюсь с ног. Но что — я? Что — я? — тут же забеспокоилась она. — Людвига надо спасать! У него — чахотка… Открытая форма.

— Ксения Петровна, разрешите, я помогу вам сесть, — предложил Арам.

— Будь любезен. Признаться, я думала, что вы о нас совсем забыли. За четыре месяца ни одного свидания, ни одной передачи.

— Ксения Петровна, знали бы вы сколько мы хлопотали! — сказал Асриянц.

— Поверь мне, Ксана, я раз десять пыталась пробиться к тюремному окошку — и все тщетно.

Пока они вели разговор, фаэтон пересек железную дорогу и выехал на Гоголевскую. Тут, как только приблизились к Куропаткинскому проспекту, из армянской церкви вышли монахи. Священник Гайк подошел к остановившемуся фаэтону, слегка поклонился Стабровской и осенил ее крестом:

— Дочь моя, я сделал все возможное, чтобы уберечь вас от сибирской каторги.