Владимир Туболев - Воробьиная ночь

• Название: Воробьиная ночь
• Автор: Владимир Туболев
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 1998

---

Владимир Туболев Воробьиная ночь

1

Он сам напросился на этот вылет.

Когда знаешь, что это твой последний, в лучшем случае — предпоследний полет и больше ты никогда в жизни не возьмешь в руки штурвал, привередничать особенно не приходится. А если в условиях специально для командира самолета за один-единственный рейс предусмотрено пять миллионов — тем более. Благодетели в наше время крайне редки. Пять миллионов, конечно, не Бог весть какие деньги, но это в любом случае почти месячная зарплата пилота. Не считая аренды, которая не идет в общий котел…

Или ты без долгих рассуждений ввязываешься в это дело, или…

Вот то-то — или. Ты пролетал без малого двадцать лет, из них одиннадцать — на поисковой съемке на агрегате, именуемом Ан-2, который по производимому шуму и грохоту сопоставим с шаровой мельницей. Но, поскольку летал на нем не один только ты, то и не слишком задумывался над тем, что он вытворяет с твоими барабанными перепонками. Потом однажды ты выбираешься на пикничок в великолепный смешанный лес. Ты радуешься затопившему всю округу расплавленным золотом солнышку, с наслаждением вдыхаешь смолистый запах сосен, любуешься рябиновыми и калиновыми кустами, ощущаешь упругость травы…

И вдруг замираешь.

Все дело в том, что верхушки деревьев качаются под ветром и по всем физическим законам должны создавать шум. Но они его не создают. Сухие сучки под твоими ногами, ломаясь, должны потрескивать. Однако не потрескивают. Ты стал настолько невесом, что земли не касаешься? Идешь по ней, яко Христос по водам? Но все твои чувства, за исключением слуха, свидетельствуют об обратном.

Ты слышишь, и достаточно отчетливо, голоса твоих друзей, чириканье птиц, даже цвирканье кузнечиков. Но ты уже отчетливо понимаешь, что твоя песенка как летчика спета. Через неделю у тебя медицинская комиссия, тебя заставят прослушать пиликанье генератора звука, и это конец. В былые времена пилот при уходе на пенсию получал бы сто двадцать рублей — около девятисот тысяч нынешних. Тебе же назначат — примерно четыреста тысяч. На бывшие советские деньги — около пятидесяти рублей. Могут и больше, если докажешь, что это профессиональное заболевание. Некоторые доказывали. Но каких это стоило им нервов, какой беготни и, главное, времени! Никого не интересует, что запишет в книжке медицинская комиссия. Добудь десятки справок из отдела кадров, от профсоюза, от инженера по технике безопасности, от… На полтора-два года удовольствий.

А у тебя жена и двое ребятишек. Пусть ты с ними и не живешь — тем более надо позаботиться об их содержании.

Работы ты не найдешь, для списанных летчиков такая роскошь не предусмотрена. Раньше еще можно было стать диспетчером, дежурным штурманом, начальником штаба, на худой конец пойти в ВОХР, вооруженную охрану порта. Сейчас об этом и думать нечего. На завод, на стройку, в торговлю?

Твоя голова набита знаниями, как у академика, руки умеют поднимать, вести и сажать самолет с ювелирной точностью, но нигде и никому ни твои знания, ни твое умение не нужны. Без самолета ты ноль.

И даже если паче чаяния что-нибудь и найдешь подходящее, до этого еще надо продержаться. Нужно время, чтобы хоть чему-то научиться. Нужно…

Вот так-то, отличник Аэрофлота, первый класс, кандидат в заслуженные… Никто не станет считаться с тем, что ты и сам до этого дня не подозревал о том, что творится с твоим слухом. Никто не посчитается с тем, что ты отлично слышишь переговоры по рации — как в кабине самолета, так и внешние. Есть медицинские допуски. Все.

— Ты согласен на этот вылет? — спросил Кедров.

Кедров — бывший комэск, ныне председатель частного коммерческого авиапредприятия, бизнесмен. Бизнесмен из него такой же, как из Останина архиепископ, но он нагл, упрям, изворотлив и умеет даже свои промахи приспособить себе на пользу. Не говоря о промахах других, а другие — тоже бизнесмены не ахти какой закваски.

— У меня нет выбора, — пожал плечами Николай. — Тебя в этом деле что-то смущает?

— Сам не знаю. Куш они за этот рейс отвалили изрядный. Торговаться не стали. Оплату командиру из своих бабок предложили они же. Раньше этого никто не делал. Я вполне могу допустить, что они миллиардеры, но…

— Но?

— Как-то все слишком легко и просто. Так не бывает… Я достаточно бит, чтоб не знать: так не бывает.

— Еще что?

— Рейс на север.

— И что?

— Национальность не внушает. Кавказцы. Какого черта они потеряли в Уренгое? Вернее, какого черта они везут в Уренгой? Вот если бы они туда ехали с деньгами, а оттуда волокли цистерну нефти…

— Еще?

— Ижевск рядом. Там автоматы Калашникова. А в Чечне война. Думай.

— Думаю.

— И последнее. Они настаивали на твоем экипаже. Вернее — на тебе, об экипаже речи не было.

Останин приподнял брови и уперся в него немигающим взглядом.

— На мне?

— Да.

— Откуда они могут обо мне хоть что-то знать? Даже фамилию. На доске объявлений ее нет.

— И доски тоже, — пробурчал Кедров.

— Чем я выделяюсь среди других командиров?

— Вот именно — чем? Заказчик сам выбирает для себя командира самолета. Это что-то новенькое.

— Что из себя представляет заказчик?

Кедров побарабанил пальцами по столу, перевел на него взгляд зеленых, навыкате глаз.

— Это тебе ничего не даст. Двое. Черноволосые. Элегантные. Вежливые. Но с тобой полетят не они. Трое сопровождающих. Я их не видел.

— А я смогу?

— До взлета — вряд ли. Я не могу приказать им явиться для осмотра. Я не знаю, кто они и где они.

— Стоп. Через неделю я — никто. Мне нужны деньги. Они не могут знать?..

— Пока об этом знаем только мы двое, а я — не болтлив. Сомневаюсь, что и ты, задрав хвост…

— Колокольчика на хвосте нет.

— Но если бы они даже и знали… Какое отношение это может иметь к вылету?

— Никакого.

— Я тоже так думаю. Вряд ли они решили от щедрот своих подкинуть тебе на пропитание.

— А документы?

— В порядке. Комар носа не подточит.

— Груз не указан?

— Указан. Полсотни ящиков. Две тонны двести пятьдесят четыре килограмма. Осенило?

— М-да… А мы не можем потребовать вскрыть несколько ящиков?

— Не можем.

— Почему?

— Допустим, в ящиках оружие. Его конфискуют. Вылета нет. Денег нет. — Кедров вытащил из пачки сигарету, щелкнул зажигалкой. — Второй вариант: вскрыли — в ящиках безобидный груз. Как думаешь, этот заказчик впредь когда-нибудь к нам обратится?

— Нет.

— Но главное: документы в порядке, груз в самолете, все осмотрено и проверено. Законными представителями власти, на законном основании. Я или ты подходим к этому законному представителю и говорим: а давайте-ка вскроем вот эти ящички и посмотрим, что в них находится. И он спросит: на каком основании? Ах, только потому, что вам что-то показалось. А вот мне ничего не кажется, потому что я их уже проверил и перепроверять самого себя не буду. И ты никогда не узнаешь: действительно ли он что-то там проверил, или ему дали на лапу, чтоб не проверял. А если там оружие, то уж на лапу точно дали, и ничем ты его с места не шевельнешь.

— О, времена, о, нравы.

— С трудов праведных не наживешь палат каменных.

— Вылет во сколько?

— В час двадцать.

— Время они определили?

— Да.

— Что до Уренгоя, что до Чечни — где-то вокруг четырех часов. Ночь.

— Да.

— Все равно ни о чем не говорит.

— Нет. Так что, берешься?

— У меня нет выбора… — повторил Останин.

Кедров выдвинул ящик стола, вытащил из него обернутую банковским бандажом пачку пятидесятитысячных купюр.

— Даже так? — сказал Николай.

— Даже.

Он взял пачку и, не вскрывая, сунул ее в карман.

— Вряд ли из тебя получится что-нибудь путное. Ни один капиталист не стал бы рисковать и платить за еще не выполненную работу.

— Я рискну, — сказал Кедров.

Он еще раз залез в ящик и вынул газетный сверток. Тот глухо стукнул по столу. Кедров двинул его к Николаю.

— А это что?

— ТТ…

Он жестко, чуть прищурившись, взглянул в глаза Останину. Последняя точка.

— Дело начинает пованивать, — сказал Николай, и в его лице на секунду промелькнуло напряжение. Это уже были не шутки. Разговор, даже самый что ни на, — одно. Пушка — совсем другое. — Чей?

— Не мой.

— Зачем?

— Чем бес не шутит. Такой организм, — он окинул взглядом обширную фигуру Останина с головы до ног, — не хотелось бы, чтоб разукомплектовали.

— А мне не хотелось бы связываться с законом.

— Отчета не потребуют. А форточка в самолете всегда под рукой.

— Круто. — Он все еще не притрагивался к пистолету. — А может, поговорить с оружейниками?

— Не дадут. Частная лавочка. И не в том дело. За тобой могут следить. Черт. Не хотелось мне во все это ввязываться. Но если тут все чисто — и в трубу вылетать не хочется. Такие предложения делают не каждый день.