Алексей Котенев - Грозовой август

• Название: Грозовой август
• Автор: Алексей Котенев
• Издательство: Воениздат
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1976

Роман посвящен событиям, развернувшимся в августе — сентябре 1945 года на Востоке, когда Советская Армия, выполняя свои союзнические обязательства, разгромила миллионную Квантунскую армию — главную агрессивную силу японского империализма, что явилось достойным завершением победы советского народа в Великой Отечественной войне. Многие эпизоды романа убеждают в том, что автор — очевидец этих событий.

---

Старик горько ухмыльнулся и начал пояснять, зачем японцы ставят памятники своим врагам. Оказывается, делают они это для своей же пользы: чтобы возвеличить силу самурайского меча.

— Ох и хитрые, бестии, — прошепелявил Старик. — В благородство играют. Привезут сюда своих солдат и ну восхвалять русских богатырей — как те под пули ходили, как на пушки ихние бросались. Послушаешь — и сразу не поймешь, в чем тут закавыка? Только под конец все проясняется. «Смотрите, дескать, как сражались русские орлы! А мы их все-таки побили. И побили потому, что мы божественного происхождения, потому, что самурайский меч вынут из хвоста самого сильного дракона. И никто нас не победит во веки веков!»

Вероника внимательно выслушала сторожа и, оглядев ухоженные цветочные клумбы, аккуратно подстриженные кустики,спросила:

— И за могилами ухаживают японцы?

— Нет, за могилами ухаживают русские. Больше всех о них печется сестра милосердия: и травку сеет, и цветы поливает.

— Какая сестра милосердия?

— С той давней японской войны тут осталась она. Да, да...

— Неужели?

— Да, с той поры и живет. Из сражения солдат выносила, раны перевязывала. Да так и осталась у их могилок...

— Почему же домой не вернулась?

— Вся родня у ней тут.

— Как тут?

Сторож помолчал, оперся на старый толстый посох, ответил неуверенно:

— Поручик один, сказывают, здеся похоронен. Любила она его. Вот и осталась при нем. Может, так это, а может, и нет. Кто его знает?

Вероника встрепенулась, пораженная тем, что услышала. Вот ведь как бывает...

— Она и сей момент, кажись, тут. Можно провести, ежели угодно, — с готовностью сказал сторож, посмотрев в дальний угол кладбища, где были захоронены солдаты и офицеры Зарайского полка, павшие в последний день Мукденского сражения.

Аня вопросительно посмотрела на Веронику.

— Да, да, я пойду, — ответила та. — Только вы меня не провожайте. Не надо. Я хочу одна. Можно?

Расспросив у сторожа, как найти могилу поручика, Вероника направилась по березовой аллее к северному углу кладбища. Шла медленно, нерешительно, будто боролась с собой — идти или не идти? Видно, боялась растревожить свою незажившую душевную рану.

Впереди, шагах в тридцати от того места, где кончалась березовая аллея, росла старая, поблекшая ива, рядом голубела ограда. Около нее Вероника увидела женщину в темной одежде. На голове ее был белый платок, повязанный по-старинному. Она не шевелилась, будто уснула.

Это и была добровольная хранительница русского кладбища — сестра милосердия русско-японской войны.

— Не буду ей мешать, — прошептала Вероника.

Остановившись у березы, она долго глядела на темный неподвижный силуэт. Синие сумерки медленно спускались на землю. Потянуло прохладой. Тишина. Кресты и тишина... Вероника подумала: «Взойдет луна, и все будет, как в памятном вальсе «На сопках Маньчжурии»:

Белеют кресты —
Это герои спят.
Прошлого тени кружатся...

А среди могильных теней состарившаяся на чужбине женщина — единственный здесь свидетель давней трагедии. Она осталась здесь охранять могилу близкого ей человека, чтоб не размыли ее ливни осенние, не развеяли ветры маньчжурские. И вот уже сорок лет несет свой бессменный караул».

В обратный путь гвардейцы отправились, когда уже совсем стемнело. Машина быстро катилась по широкой накатанной дороге, оставляя позади серые с белыми чашечками телеграфные столбы. Впереди светились золотой россыпью городские огни. Вероника сидела в кузове и, держась руками за теплую кабину, думала о судьбе сестры милосердия, с которой она не посмела сегодня познакомиться. Женщина принесла себя в жертву. Сделала это от большой любви. Но как оценить ее поступок?

Вероника стала размышлять о силе женской любви, про которую сложено столько дивных песен, рассказано столько захватывающих легенд! Как нужна была эта любовь солдату, уставшему в боях и походах! Она прибавляла ему силы, согревала сердце в самые лютые зимние стужи. Но зачем любовь мертвым? Убитому поручику? Веронике запали в голову слова жены знаменитого Вазир-Мухтара, высеченные на могильной плите:

«Ум и дела твои бессмертны в памяти русских. Но для чего пережила тебя любовь моя?»

В самом деле: для чего любовь переживает любимого? Почему бы ей не исчезнуть вместе с ним? Видно, не все в природе разумно и целесообразно.

Городские огни разгорались все ярче, и машина, казалось, спешила поскорее вырваться из мрака, врезаться в огненный муравейник. Вероника прижалась к Аниному плечу и, не спуская глаз с золотой россыпи, все думала и думала о том, что ее больше всего сейчас волновало. Выходит, и ее любовь к Ветрову стала теперь бесплодной, никому не нужной. Неужели это так? Вначале Вероника готова была смириться с этим печальным выводом, но потом начала спорить с собой, протестовать.

— Нет, нет... — прошептала она и начала мысленно доказывать самой себе, для чего должна жить любовь и после смерти любимого. Не для тоски безысходной, не для скорби гнетущей, а для живой деятельности, для борьбы за дело, которому служил твой самый близкий друг, для исполнения его последних желаний. Ветров просил навещать его сына. Она выполнит его завет — посвятит всю свою жизнь этому мальчишке, постарается сделать его настоящим человеком, достойным своего отца.

Эта мысль зародилась у Вероники не сейчас, а еще там, на Хингане, под Холунью. Но теперь она приобрела более четкие, ясные очертания. Вероника зримо представила, как поведет донского казачонка в школу, какую купит ему шапку, как будет помогать ему готовить уроки. И обязательно поможет стать военным, как отец. Она представила его сначала курсантом, потом молоденьким лейтенантом, а потом зрелым капитаном. И ей очень захотелось, чтобы тот, новый капитан Ветров, приехал на Бутугур командовать батальоном — охранять государственную границу. В боевом строю великой армии сын займет место отца...

От этих мыслей лицо у Вероники зарумянилось, посветлело — впервые после рокового боя у Ворот Дракона.

В военный городок вернулись поздно вечером. У крыльца казармы Аня увидела толпу солдат, подошла поближе. В кругу автоматчиков крутился около своей тележки китайчонок Ю-ю, выкрикивал какие-то непонятные слова.

Десантники рассказали Ане о неприятности, в которую попал их командир взвода Иволгин.

— Младший лейтенант хотел сделать как лучше, а он, дурачок, на него обижается, — досадовал Забалуев.

— Моя работай надо. Моя куш-куш надо. Деньга нет, кушай нет, — с обидой говорил Ю-ю.

— Приходи к нам, в любое время накормим, — пригласил Сеня.

Аня повела китайчонка на кухню. По дороге он начал рассказывать о своих несчастьях. Джао Линя японцы убили, а Ван Гу-ана куда-то увезли. Он, Ю-ю, остался один. Уже два дня ничего не ел. А русский капитан не дал ему заработать денег. Почему капитан стал плохой?

Аня угостила Ю-ю китайским кушаньем бабаофань[34], которое научился готовить батальонный повар. Ю-ю ел жадно, прикончил весь плов и подобрал все крошки. Потом попросил пить. Сладкий чай выпил без передыху. Потом вытер ладонью рот, весело улыбнулся и сказал серьезным тоном, что русская мадам лучше русского капитана.

— Глупый малыш, ничегошеньки ты не понимаешь. Ну как тебе втолковать? — Ане хотелось объяснить китайчонку все, как следует, но она чувствовала, что не сможет этого сделать. По выражению лица Ю-ю трудно было определить, понимает ли он то, что ему говорят.

— Приходи к нам кушать каждый день. Придешь?

— Русска мадам шибка шанго, — сказал китайчонок и, пообещав, что он завтра покатает ее на своей коляске без всякой платы, низко поклонился и вышел во двор.

Аня проводила Ю-ю до липовой аллеи, стала в тень под ветвистым тутовником. В домике, где жил Иволгин, горел неяркий свет. «Наверное, переживает, — подумала Аня. — Надо сходить к нему. Только чтобы никто-никто не знал...»

Вдоль улицы тянулась цепочка огней. Над пагодой торчали сучья засохшего клена. По низкому небу, усыпанному звездами, знакомо пролегал Млечный путь — с севера на юг, будто показывал, куда бригаде предстоит идти.

На крыльце разговаривали Цыбуля и Серебренников.

— Как жизнь, Федосий Нестерович?

— Живу, як картошка у погреби. Гадаю, чи зъидять, чи посадють. Из-за цого мистера мини тоже в город запрыщено. Буду караулыть в саду японские вышни.

— Рвут?

— Пальцем не трогають. Воспитав. Учора Юртайкину для пробы собственноручно положив у рот одну ягодку. И шо ты думаешь? Выплюнув категорически!

— Все шутишь...

У КПП послышался голос Федьки-эмигранта:

— Я убегу с вами в Россию. Возьмите меня с собой.

К воротам, как поняла Аня, подошли американские и английские солдаты. Они просили дежурного позвать Иволгина, чтобы пойти с ним в ресторан — «обмыть свободу».