Давид Карапетян - Владимир Высоцкий. Воспоминания

• Название: Владимир Высоцкий. Воспоминания
• Автор: Давид Карапетян
• Издательство: Захаров
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2002
• ISBN: 5-8159-0245-4

Моим дочерям — Мелинэ и Этери

---

Как ново это было для меня, уроженца Кавказа! Ведь наша хамская логика с ходу зачисляла в разряд «продажных тварей» дерзнувшую нас отвергнуть вчерашнюю «даму сердца». И не только оную. Подобная участь грозила и любой миловидной незнакомке, рискнувшей завести себе кавалера, не догадавшись дождаться нас — единственных и неповторимых. Невинное женское нетерпение приравнивалось к несмываемому личному оскорблению. Только уроки Высоцкого помогли мне преодолеть эту пещерную мегаломанию.

Не успела официантка принести графинчик с коньяком, как к нам подошёл знакомый завсегдатай ВТО.

— Ребята, не оборачивайтесь сразу. Там две девицы не спускают с вас глаз. Кажется, цыганки. Не теряйте времени!

Цыганский романсеро продолжался. Володя, не выдержав, тут же обернулся и... затрепетал:

— Давай возьмём их с собой!

И впрямь, обе были чудо как хороши. Наверняка «ромэновки». Видимо, они сразу узнали Высоцкого и жаждали знакомства с ним. Мысленно подсчитав наличные финансы, я с прискорбием охладил его пыл:

— На туда и обратно не хватит. Не покупать же им билеты самим? Давай договоримся с ними на послезавтра, здесь же.

Пока мы обсуждали сложившуюся ситуацию, к нам подсадили смутного возраста даму из театральных кругов, хотя свободных мест хватало. Обычно ресторан заполнялся к десяти, после окончания спектаклей. Непонятно, какая муха укусила нашу незваную гостью, но, увидев перед собой Высоцкого во плоти, она прямо-таки заклокотала праведным гражданским гневом:

— Надоели эти бесконечные слухи о вашей персоне. То вы вешаетесь, то режете себе вены, но почему-то до сих пор живы. Когда вы угомонитесь? Почему всё должно вращаться вокруг вас? Вот я живу в Ленинграде. Не успела приехать, а уже приглашена в компанию, где обещают показать Высоцкого. Прямо аттракцион какой-то. Чего вы добиваетесь? Дайте людям спокойно жить!

Володя выслушал гостью на удивление спокойно. Он добродушно ухмылялся — казалось, весь этот ушат обвинений был вылит не на его голову. Мысли его были далеко. Но почему-то безмолвствовал и я, давно уже по-манихейски разделивший население страны на ревнителей и хулителей Высоцкого. Первые воплощали для меня свет, вторые — тьму. Не я ли обвинял их в намеренном саботаже Высоцкого, в блокировке самосознания нации с целью удержать его на уровне примитивного мифотворчества?

И тем не менее я продолжал тупо молчать: что-то мешало мне возмутиться. Сама интонация голоса отражала сложную внутреннюю борьбу. Обличительный пафос звучал в моих ушах завуалированным объяснением в любви. Должно быть, её привлекал советский актёр Высоцкий, но отпугивал хоронящийся в нём недобитый поручик Брусенцов. Он-то, вражина, и спаивает его, и нашёптывает ему все эти томящие душу, куда-то зовущие крамольные песни. И разве не он вложил в уста стойкого подпольщика из «Интервенции» декадентские «Деревянные костюмы»?

Не дождавшись реакции Высоцкого, дама обратилась ко мне:

— А вы, конечно, за своего друга горой?

И снова почудился мне в этом голосе не вызов, а смутное желание поступиться голыми принципами в угоду голосу плоти. При моём содействии. Но при виде возмутительного безразличия Володи к страданиям незнакомки мне расхотелось углубляться в дебри психоанализа. Тем более что всё это могло оказаться плодом моей пылкой восточной фантазии, и нашей соседкой была отнюдь не страждущая пациентка, а заурядная дура. Что бурный её монолог — вовсе не вспышка либидо, а вскрик бдительности. Не приватное: «Я вас люблю», а гражданское: «Куда только власти смотрят!»

Скандальная слава Высоцкого шокировала многих. Особенно негодовали дружно сбившиеся в элитные стаи члены «творческих союзов». Неудивительно. «Творимая легенда» этой «беззаконной кометы» ещё резче оттеняла их ликующий конформизм. Рвущиеся к нормированным льготам, они никак не желали мириться с «дантовской» привилегией Высоцкого следовать своим путём.

И разве не та же тоска по равенству сквозила в унылом рефрене его коллег по театру: «А почему ему можно всё?»

...Надо было что-то отвечать гостье, и я посоветовал ей впредь быть разборчивее в выборе знакомых.

— Вы жертва дезинформации. Судите сами. Никакого Высоцкого вы сегодня больше не увидите. Через несколько часов мы уезжаем в Минск. Такие вот «знакомые» и распространяют всякие небылицы и сплетни. При чём здесь сам Высоцкий?

Сконфуженная дама молча уткнулась в остывший бифштекс...

А на следующее утро мы уже бодро шествовали по минскому перрону. Тут же сели в такси и поехали прямо к Турову, на его новую квартиру.

Дверь нам открыл сам Виктор и... не сдержал удивления. И вот почему. Вот как он рассказал о нашем приезде 26 лет спустя: «Итак, Карапетян согласился ехать с Высоцким ко мне. Но прежде Высоцкий позвонил мне домой. Не застал... Набрал телефон «Беларусьфильма». Там тоже меня не оказалось. Тем не менее он попросил кого-то на студии передать мне, чтоб я его ждал, так как утром он будет «как штык» с другом в Минске. Я подумал: ну какой друг? Несомненно, Марина. Я жил тогда в ещё не очень обустроенной квартире, недалеко от киностудии, поэтому на всякий случай забронировал два места в гостинице «Минск».

На следующее утро — звонок в дверь. Открываю. Стоит улыбающийся Володя с гитарой через плечо, сзади какой-то человек, похожий на армянина. Так я впервые увидел Давида Карапетяна. В руках у него большая авоська с мандаринами и бутылкой хорошей водки из магазина «Берёзка»...»

Мандарины мы, видимо, прикупили накануне в ВТО. Вместо авоськи отчётливо помню пластиковый пакет из валютки с трафаретной матрёшкой. А вот гитары не было — здесь у Виктора явный сбой памяти.

Не мешкая, удобно устроились на московский лад на кухне: сидели, пили валютную водку, говорили «за жизнь». Но наш разговор мало походил на кухонные сходки столичного андерграунда. Здесь нельзя было услышать ни таких мудреных словечек, как «некоммуникабельность», ни таких громких имён, как Пруст или Дали. И уж тем более никакого пафоса «абличительства».

От Турова исходила надёжность и самодостаточность. Подкупала и его абсолютная естественность. Ничего «киношного», никакой бомондной эксклюзивности... Тяжким катком проехалась война по мальчишеской судьбе Виктора — оккупация, сиротство, германская неволя...

Постепенно стали появляться незнакомые люди — приятели и коллеги Турова. И не с пустыми руками. Их сменяли другие. Угрожающе росла батарея пустых бутылок. Герой дня — естественно, бывший в ударе Высоцкий с его сенсационным рассказом о встрече с Хрущёвым. Войдя в роль, он превосходно имитировал мимику и интонации бывшего первого секретаря, на ходу присочиняя разные забавные детали.

Между тем застолье набирало обороты, и этот славянский безудерж не мог меня не тревожить. Дело в том, что водку я не любил принципиально. И не только потому, что, в отличие от коньяка или виски, мой организм чутко реагировал на малейшее превышение нормы. Я прозревал какую-то мистическую связь между судьбами России и её монопольной отравой. Неспроста в соседней Финляндии она фактически запрещена. Ведь любой очистки косушка уже превращает нас в «анархистов-безмотивников»: хочется или врезать кому-нибудь в ухо, или «пострадать за правду». Где уж тут о нормальной жизни подумать?

Я не сомневался, что русская водка лишь усугубляет русскую иррациональность.

Начавший, пусть безалаберно, антиводочную кампанию Горбачёв кажется сегодня подлинным чудом российской истории. Это же надо: задуматься о человеке вопреки традиции и бюджету!

Вообще-то Володя, подобно мне, предпочитал этому зелью коньяк или джин, но мы жили в Советской России, и с этим фактом приходилось считаться. Увы, лояльная Белоруссия целиком разделяла алкогольные пристрастия своей старшей сестры.

Чтобы не оскандалиться, я решил прибегнуть к маленькой хитрости. Под предлогом скверно проведённой ночи я периодически отваливал в гостиную подремать на Туровском диване. Возвращаясь, видел неизменную картину — дым коромыслом, осипшие голоса, покрасневшие глаза. И — стоическая решимость держаться до конца. Уловка же моя удалась на славу. Позже я узнал от Володи, что удостоился похвалы Турова: «А друг-то твой — молодец, наравне с нами пил!»

С наступлением сумерек решили перебраться в город, поближе к вокзалу. Посидели в каком-то артистическом кафе типа московского ВТО. Добавили ещё и там, а потом всей честной компанией двинулись провожать нас на поезд. Не надо было быть тонким психологом, Чтобы понять, что следующая посткуражная стадия Высоцкого не за горами. Сутки упрямого пития уже вывели его на ту опасную черту, с которой он неизбежно должен был сорваться в мёртвую петлю депрессии. Долгую и мучительную.

И на обратном перегоне Минск—Москва предсказуемый кризис наступил. Забравшись в ботинках на верхнюю полку, Володя принялся смолить одну сигарету за другой, не обращая ни на что и ни на кого ни малейшего внимания.