Мэри Брэддон - Победа Элинор

• Название: Победа Элинор
• Автор: Мэри Брэддон
• Издательство: АП «Курск»
• Жанр: Остросюжетные любовные романы
• Год: 1995
• ISBN: 5-7277-0077-9, 5-85229-030-9

В романе повествуется о судьбе девушки, в юном возрасте оставшейся без родителей и поклявшейся отомстить человеку, повинному в смерти ее отца. Клятва эта стала смыслом жизни, и она выполнила ее.

Однако победа Элинор над злом была не в суровой мести, а в настоящей любви поистине доброго женского сердца.

---

Ланцелот пробормотал бессвязную фразу в оправдание себя, а француз рассыпался в поклонах и шарканьях в ответ на холодное приветствие Монктона.

— Ты сегодня, Джильберт, вернулся гораздо раньше обыкновенного, мы не ждали тебя раньше семи часов, — сказала Элинор, чтобы прервать неприятное молчание, последовавшее за появлением ее мужа.

— Я выехал из Уиндзора с трехчасовым поездом, но не прямо домой, а заехал прежде навестить больного в Удлэндсе.

Элинор взглянула на него с живостью.

— Надеюсь, ему лучше? — спросила она.

— Нет, Элинор, кажется, тебе не придется уже видеться с ним. Доктора не думают, чтобы он протянул еще до конца этой недели.

Элинор сжала губы и подняла голову с выражением твердой решимости и вызова.

«Я увижу его! — подумала она, — я не передам случаю своей надежды на мщение. Он мог переменить свою духовную, может быть, уничтожил ее. Пускай будет что будет, по я стану еще у его смертного одра, я скажу ему, кто я и именем покойного отца потребую от него правосудия».

Ланцелот стоял, опустив голову и устремив глаза в землю.

Как у Элинор была привычка поднимать кверху голову, подобно молодому боевому кошо, который слышит бранные звуки, так у Ланцелота была привычка угрюмо смотреть в землю, когда он находился под влиянием жестокой душевной бури.

— Так старик умирает? — спросил он медленно.

— Да, ваш дед умирает, — ответил Монктон, — и может быть, чрез несколько дней вы будете хозяином Удлэндса.

Молодой человек испустил глубокий вздох.

— Да, может быть, может быть, — пробормотал он.

Глава XXXIX. ПОМОЩНИК И СОВЕТНИК ЛАНЦЕЛОТА

Недолго оставались у калитки Дэррелль со своим приятелем, потому что в приме Монктона видно было не радушное дружелюбие, но ясное нежелание знакомиться или сближаться с Виктором Бурдоном.

Да и сам Дэррелль не имел ни малейшего желания, чтобы его приятель был приглашен в Толльдэль, да и по правде сказать, привел его сюда только потому, что мосье Бурдой принадлежал к числу тех неотвязчивых личностей, от которых трудно бывает отделаться тем несчастным жертвам, которые раз попали к ним в руки.

— Ну что же, — спросил художник, когда, простившись с Моиктонами, они опять пошли по лесу, — как она вам показалась?

— Кто она: прекрасная невеста или другая?

— Я совсем не желаю знать вашего мнения о моей невесте, благодарю вас… Мне хотелось бы знать, как вам показалась мистрис Монктон?

С улыбкою, почти с насмешкою посмотрел Бурдой па своего спутника.

— Ух! Какой гордый этот месье Лан… Дэррелль, — сказал француз. — Вы спрашиваете, что я думаю о мистрис Монктон, но смею ли я откровенно выразить свое мнение?

— Разумеется.

— Я думаю, что это одна из тысячи женщин недосягаемая, непревышаемая во всем, что касается энергии, вдохновения силы воли. Она так прекрасна, что ангелы могли бы позавидовать ей. Если б эта женщина стала поперек пашей дороги в том дельце, которое мы намерены обработать, то наперед говорю, любезный друг, берегитесь! Если у вас с нею есть какие-нибудь счеты, опять скажу вам: берегитесь!

— Пожалуйста, Бурдон, оставьте трагические выходки, — возразил Ланцелот с видимым неудовольствием.

Тщеславие было одним из сильнейших пороков художника, и его корчило при напоминании о возможном на него влиянии какого-нибудь низшего существа, тем более женщины.

— Не первый день, — продолжал он, — знаком я с мистрис Монктон и мне хорошо известно, что она умнейшая и образованнейшая женщина. Я совсем не нуждался, чтобы вы мне это повторяли. Что касается до счетов, то у нас с нею быть их не может, не она стоит на моей дороге.

— Отчего же вы не хотите сказать вашему преданнейшему другу, как имя той женщины, которая должна стоять па вашей дороге? — проговорил Бурдон самым вкрадчивым тоном.

— А оттого, что это сведение не принесет ни малейшей пользы моему преданнейшему другу, — отвечал Ланцелот холодно, — если моему преданнейшему другу угодно помогать мне, то, надеюсь, он заранее уверен, что ему будет заплачено по заслугам.

— Еще бы! — воскликнул француз с видом простодушия, — вы непременно наградите меня за все услуги, если они увенчаются успехом и, главное, за внушение, которое прежде всего подало вам мысль…

— Внушение, которое побудило меня…

— Тише, любезный друг, в этих делах даже деревья в лесу имеют уши.

— Да, Бурдон, — продолжал Ланцелот с горечью, — я имею полные причины благодарить и вознаградить вас. С первой встречи с вами до настоящей минуты вы оказывали мне благороднейшие услуги.

Бурдон засмеялся насмешливым, язвительным смехом, что-то адское звучало в этом хохоте.

— Фауст, Фауст! что это за благороднейшее создание поэтической души! — воскликнул он, — этот превосходный, этот любви достойный герой, никогда со своего произвола не хочет пачкать рук в грязи порока или преступления, но обыкновенно все комиссии возлагает на злодея Мефистофеля; сам же, погружаясь в бездну греха до самых ушей, этот великодушный страдалец обращается к своему ненавистному советнику и говорит: «Демон, для твоего только удовольствия совершены все эти преступления!» Разумеется, этот впечатлительный Фауст забывает, что не Мефистофель, а он сам по уши влюблен в бедную Гретхен!

— Не забывайтесь, Бурдон, — пробормотал художник нетерпеливо, — вы хорошо понимаете, что я хочу этим сказать. Когда я начал только жить, я был тогда слишком горд, чтобы совершить какое-либо преступление. Вы и, подобные вам люди, сделали из меня то, что я теперь.

— Баста! — воскликнул француз, щелкнув пальцами с выражением крайнего презрения, — вы только что просили меня не вдаваться в трагедию, теперь моя очередь попросить вас о том же. Не станем укорять друг друга, как театральные злодеи. Необходимость сделала из вас то, что вы теперь, необходимость будет держать вас на этом пути и толкать вас все вперед по кривым дорогам, пока вам это будет надо. Кто станет спорить, что очень приятно не уклоняться от прямого пути? Конечно, не я, мистер Ланц. Поверьте мне: быть добродетельным гораздо приятнее, без сравнения, спокойнее и легче, чем стать злодеем. Дайте мне несколько тысяч франков ежегодного дохода, и, уверяю вас, я стану самым честным человеком. Вы боитесь предстоящего нам дела, потому что оно трудно, потому что оно опасно, а совсем не потому, что оно бесчестно. Будем лучше говорить откровенно и называть вещи настоящим именем. Желаете ли вы получить наследство от старого деда?

— Да, — отвечал Ланцелот, — меня с детства приучили к мысли, что это мое право. Да, я имею право надеяться на это.

— Именно так. Но вы не желаете, чтоб это наследство досталось другой особе, имени которой я не знаю.

— Нет.

— И прекрасно! Так не будем же более спорить о словах. Не упрекайте бедного Мефистофеля за то, что он показывал желание помогать вам достигать цели и что он своею решительною и быстрою деятельностью совершал то, чего вам никогда не удалось бы сделать. Скажите просто вашему Мефистофелю, чтобы он убирался к черту — он и пойдет, не заставляя два раза повторять приказания. Но он никогда не захочет быть кошкой и жечь свои пальцы, таская каштаны не для себя, а для своего друга, обезьяны. Любезный друг, каштаны в настоящем случае чрезвычайно горячи, и я рискую обжечь свои пальцы, только в надежде, что получу свою долю в добыче. Но козлом отпущения — уж я-то никогда не буду!

— Да я никогда не думал делать из вас козла отпущения, — возразил Ланцелот Дэррель, — и никогда не воображал пользоваться вашими кошачьими лапами. Поверьте, Бурдон, я совсем не желал вас оскорбить. Мне очень хорошо известно, что вы добрый товарищ, конечно, на свой лад; и если ваш образ мыслей иногда чересчур уже свободен, то, как вы ни говорите, человек при крайней необходимости готов наложить руку и на свои собственные принципы. Если Морис де-Креспиньи вздумал совершать беззаконную духовную в ущерб своего законного наследника и для вознаграждения прихотей сумасшедшего старика, то пускай же последствия такой несправедливости падут на его голову, а не на мою.

— Совершенно справедливо, — возразил француз, — это доказательство совершенно справедливо, так что и возражать на него нельзя. Будьте спокойны, любезный друг: мы уж постараемся уладить и исправить заблуждения старика. Сделанная им несправедливость будет исправлена прежде чем его прах отправится не место вечного покоя. Не тревожьтесь, топ а пн, все готово, как вам известно, настанет время действовать, так мы готовы тотчас приступить к делу.

Ланцелот Дэррелль испустил глубокий вздох, как бы выражая тем нестерпимую тоску. Много в жизни своей сделал он нечестных поступков, но при всяком новом, бесчестном предприятии, он принимал вид возмущающейся невинной жертвы, удобно увлекающейся внушениями гнусного злодея. В настоящую минуту он делал вид как будто уступает злобным ухищрениям своего друга, агента по торговле патентованной горчицей.