Эльмира Нетесова - Заказанная расправа

• Название: Заказанная расправа
• Автор: Эльмира Нетесова
• Издательство: АСТ
• Жанр: Боевик
• Год: 2003
• ISBN: 5-271-05750-X

Убита малолетняя путанка — `трассовка` из нищего, криминального поселка, как `бельмо к глазу` торчащего между тихим провинциальным городком и новорусской коттеджной `зоной`. Кому есть дело до этой девчонки? Кому вообще интересно, жива она или нет?

Возможно, только совсем молоденькому следователю, впервые получившему настоящее `серьезное дело`?

Лишь ему — ему единственному — с самого начала не дает покоя ощущение, что за банальным, грубым убийством кроется что-то еще. Что-то странное, непростое. Что-то, что будет очень и очень нелегко понять…

---

Он очень рано научился читать, полюбил книги, лучше других учился в школе. Рос без проблем и радостей. Мать избегала его. Никто в собственной семье ни разу не назвал Афанасия родным. Всем детям отмечали дни рожденья, дарили подарки. Он же об этом и не мечтал. Никто никогда не поинтересовался, кем он хочет стать, когда вырастет. И, самое странное, ему запрещалось в присутствии посторонних называть матерью родную мать. Сама Вероника и даже дед с бабкой убеждали всех, что Афанасий не родной, а усыновленный маленьким еще на Колыме. Якобы мальчишку родила подруга Вероники и умерла, а перед смертью успела попросить забрать ее сына к себе и вырастить, как своего, что та и сделала.

Вероника жила в городе. Афанасий редко бывал у матери. После смерти Сталина той удалось восстановиться на работе, в институте. Она уже работала врачом. Но личную жизнь так и не смогла устроить. Бабье счастье проходило мимо…

— Вот черт! Ну почему так? Моя медсестра семейной стала. В третий раз! Ее с двумя детьми взяли. Приличный человек. А я, как проклятая! Никто даже не оглядывается. Почему? — вырвалось как-то у нее при Афоне.

— Сердца у тебя нет! Ты посмотри на себя! Сплошная маска! Вся льдом заросла! Снаружи и внутри. На таких не женятся! — впервые осмелел мальчишка.

Вероника удивленно глянула на сына, сказала сухо:

— Тебе ли голос подавать? Молчал бы! Кто тебя ждал и радовался, кому ты нужен? Ходишь тут колымской бедой! Люди погибали там! А ты назло всему и всем — выжил и родился. Только не пойму — зачем? Всю жизнь изувечил — мне и себе.

— Я не просил тебя рожать меня! И не меньше тебя, жалею о своем рождении. Знаю, что не нужен никому. Дай чуть подрасти, закончить школу. Уйду раз и навсегда. Ни за что не вернусь! Сам знаю — лишний здесь! А легко ли жить, чувствуя себя обузой? Вон у других людей дети радостью считаются. Не по одному, по двое-трое. И никто теплом не обделен. Там даже кошек и собак любят больше, чем здесь меня! Кормят без попреков, гладят, на руки берут. Мне такое и не снилось, — задергался подбородок у Афони.

— Чего вы тут ругаетесь? — вошла бабка. Узнав, в чем дело, упрекнула: — Ласкают любимых, долгожданных. А ты откуда взялся? Вцепился клещом, выжил. Скажи спасибо, что с Колымы забрали. Так и жил бы в зоне до сей поры. Мать и не хотела забирать. Да дед, старый дуралей, сжалился на свою шею.

Афоня хотел уйти тут же. Но его остановил дед. Узнав, в чем дело, задал жару бабке с дочкой. Обозвал, пригрозил обеим. Веронике посоветовал подольше не приезжать.

Афанасий, едва закончив школу, ушел в военное училище. Изредка звонил деду. Никогда не спрашивал у него о матери и бабке. Когда закончил училище и получил направление на службу, дед попросил его зайти в гости, увидеться перед отъездом, и Афоня согласился.

Мать тоже приехала. Глянула на сына, словно впервые:

— А ты совсем большой! Взрослым стал!

— Я и был таким! Детства не было. С утробы поседел. Всех матери вынашивали. И только меня — чужая!

— Не стоит ругаться перед расставаньем. Оно может затянуться на много лет. А то и навсегда. Присядь рядом, давай поговорим напоследок, — предложила Вероника тихо.

— Да, я никогда не любила тебя. Из-за того, кто стал твоим отцом. Я не могла смириться и заставить себя. Но за это я наказана самой судьбой. Возненавидев, я оставила тебя круглым сиротой и сама прожила все годы в одиночестве. Я не хотела вспоминать, что в тебе течет и моя кровь. За это мне еще предстоит ответить. Но я. хочу попросить прощения за все.

Я была жестоко несправедлива к тебе. И наказала себя хуже всех, искусственно лишившись самой светлой радости — материнства. Вновь его мне уж не испытать, потому что не дорожила этим, первым. Никогда, видно, не познаю и любви настоящей. Считай, вся жизнь впустую.

И хотя выжила на Колыме, от нее не ушла. Сама стала сугробом. Одиноким, холодным, седым. Жизнь прошла мимо. Я была бабой, а матерью стать не довелось. Нет тепла в душе и в сердце. Никому, даже самой себе, не нужна. И вот теперь, когда ты вырос, я поняла, как неправа была, чем обошла и обделила. Ты уж не поверишь, но мне трудно будет без тебя. Знаешь, даже на Колыме сугробы тают. Пришло и мое время проснуться, отойти от холодов.

— Запоздала твоя оттепель. Ей теперь никого не согреть. Да и к чему? Я уж вырос. Не замерз даже в семейном сугробе, думаю, средь чужих тоже смогу прижиться. Ну, а насчет простить — прощаю…

Через неделю Афанасий прибыл на погранзаставу, где должен был служить не один год.

Кавказ… Все здесь оказалось в новинку, непохожим на привычное, российское. —

Не было здесь спокойных рек и берез, заглядывающих в воду, как в зеркало. Настороженные жители с подозрительной отчужденностью смотрели на пограничников, говорили при них меж собою только на своем языке.

— Смотри, Афанасий, ничего не бери из их рук — ни вино, ни хлеб, ни мясо. Всякое мы тут пережили. С языка кавказца мед льется, но заметь, — с кинжалом и ружьем даже мальчишки не расстаются. Помни: по их обычаю, своего убить — грех. Так для кого оружие? Не забывай! На все они способны. Не верь ни одному их слову, если хочешь сберечь голову! — предупреждали сослуживцы, прожившие на Кавказе много лет.

Афанасий, охраняя границу, не раз задерживал караваны погонщиков, перевозивших наркотики, оружие. А скольких перебежчиков из Ирана поймал! Уже за год узнал он все потайные тропы и хитрости местных жителей, промышлявших наркотой. Ловил мужиков и стариков, женщин и подростков. Научился слышать осторожные шаги даже сквозь шум водопадов, рев горных речушек.

Случалось, во время погони попадал под снежную лавину и чудом оставался жив. Находили его служебные собаки и вместе с сослуживцами вырывали из снежного плена.

Афанасия на погранзаставе любили все. От начальника до рядового. Уважали за смелость — отчаянную до безрассудства, за умение шутить над самим собой. Он никогда не уставал и не болел. Словно только теперь увидел жизнь и впитывал ее в себя каждой клеточкой.

Как-то по весне на третьем году службы пошел проверить наряд. Как охраняют границу молодые бойцы?

Афанасий уже миновал ущелье с бурной речкой, стал взбираться на скалу, когда услышал крик. Он доносился снизу, оттуда, где горный поток скакал через валуны и камни в тесных расщелинах.

«Какая-то женщина орет. Видно, не удержалась, сорвалась со скалы в реку, ее и понесло. Если рядом никого — погибнет!» — понял молодой человек и бросился вниз. В темном ущелье трудно что-то разглядеть. Но, кажется, вон, на рыжем гребне, что-то мелькнуло. Ойкнуло или простонало. Вода закрутила это что-то, ударила о камни… Афанасий в секунды оказался рядом. Вода сшибала с ног на скользкие валуны. Самому бы устоять. А тут выволок за тряпки какой-то комок, горным козлом перескочил с валуна на валун. И только оказавшись на берегу, увидел селевой поток. Стало страшно. Подхватив кого-то в тряпках на руки, принес на заставу.

— Вот, в реке выловил! Там сель! Успеть бы предупредить пастухов внизу. Иначе не миновать им беды! — сказал, едва переведя дух.

— Сообщим! Эй, Миша! Скажи по телефону вниз! Сели идут! Пусть люди держатся подальше от распадка! — услышал голос начальника заставы.

Отдыхавшие пограничники проснулись. Возможно, там внизу скоро потребуется их помощь. Но кто-то приметил принесенное Афоней и пошутил:

— Наш Афанасий себе невесту принес! Из местных… Зря поспешил и не дождался отпуска. Свою бы взял! Славянку!

Манана уже привстала. Оглядела комнату непонимающе. В карих глазах испуг и удивленье. Где она? Кто эти люди? Она наглоталась воды в реке. Ее мутило. Болело избитое об валуны тело. Ей было неловко, что оказалась среди чужих людей.

На вид девчонке — не больше семнадцати. Промокшая, продрогшая, она сжалась в комок.

— Ты откуда? Куда шла? Чья будешь? — спросил Афанасий.

— Не забудь узнать, есть ли у нее джигит? — смеялись сослуживцы.

— Зачем? Пусть идет своей дорогой! — отмахнулся Афанасий.

— По местным законам — спасенная принадлежит спасителю! Если у нее есть муж или жених, должны теперь выкупить ее у тебя! Но, если нет никого и ты откажешься жениться, у тебя появится куча врагов среди местных. Ты спас! Но при этом не стоило ее приносить на заставу. Ты связал себя обязательством, теперь выполняй его. Иначе аксакалы прирежут. И не только тебя, — предупредили парня. Тот стоял ошарашенный.

— Выходит, добро здесь надо делать с оглядкой?

— Оно и у нас! Не корми воробья — рубашку не обсерит, — пошутил кто-то, смеясь.

Афанасий глянул на Манану.

— Погоди! Отмоется, обсохнет, на бабу станет похожа. А ночью они, заразы, все одинаковы! Хоть наши, хоть эти! Какая разница! Ничем друг от друга не отличаются. Днем все равно на службе. Не увидишь. А по темну и эта сойдет!

— Иди умойся. Причешись! — Афоня подал девушке расческу. Та послушно пошла к умывальнику.