Нил Шустерман - Громила

• Название: Громила
• Автор: Нил Шустерман
• Издательство: HarperTeen
• Жанр: Современная проза
• Год: 2011

Когда Бронте начинает встречаться с Брюстером Ролинсом по прозвищу Громила, которого вся школа определяет как Наиболее Подходящего Кандидата На Высшую Меру, для её брата-близнеца Теннисона это не становится сюрпризом. Но начинают происходить странные вещи. Царапины Теннисона и Бронте затягиваются неестественно быстро, раны заживают прямо на глазах. Однако то, что поначалу казалось им невероятным даром судьбы, обращается в нечто страшное… гораздо более страшное, чем они могли себе представить.

От переводчика: Огромное спасибо, как всегда, моим великолепным редакторам Linnea и olasalt за неоценимую помощь и бесконечное терпение. Спасибо также Uolis за великолепную обложку — её было совсем не легко сделать, и вы прекрасно справились с этой задачей!

Перевод sonate10

Редакция Linnea, olasalt

Обложка Uolis

---

— Она действительно твоя. — Я произношу это с полной убеждённостью. — Ты же сам её высказал всего секунду назад!

Он опять смеётся.

— И как это я запамятовал!

Он качает головой, поражаясь моей безграничной дерзости. Я сохраняю непроницаемо-серьёзно-нахальное лицо. Он с минуту раздумывает — или делает вид, что раздумывает… Я уже не знаю, кто тут кем манипулирует.

Наконец, он говорит:

— Мы с мамой обсудим это вместе и примем общее решение.

— Это всё, чего я прошу — чтобы вы с мамой серьёзно подумали. Ведь ваше решение мы с Бронте будем помнить всю оставшуюся жизнь.

Он изучает меня этаким особенным взглядом вдумчивого родителя — ну, вы понимаете: «Мы с тобой оба немного гордимся и немного боимся того, что собираемся сделать» — а затем добавляет:

— «Так добрые дела блестят в злом мире».[23]

Ага, я знаю, откуда это! Щёлкаю пальцами и выдаю:

— Шекспир, «Венецианский купец»!

— На самом деле, — смущается папа, — я скорее имел в виду Джина Уайлдера в роли Вилли Вонки,[24] но оба ответа — и А, и Б — засчитываются.

* * *

Мама с папой всё обсудили. Ответ — нет. Через неделю Гортоны получили отказ, и теперь как только органы социальной защиты продерутся сквозь горы своих бумажек, Брю и Коди сошлют в «такой-то дом для таких-то-растаких-то детей» и пиши пропало — они растворятся в системе, и мы никогда их больше не увидим.

Если стене, которую возвели наши дражайшие родители, суждено пасть, то лучше бы это случилось как можно скорее. Бронте — вот та сила, которая свалит эту стену. Она из человека превратилась в сверхсилу — в цунами, в стихию, которую не остановить. Никогда ей в этом не признаюсь, но я испытываю перед нею благоговейный трепет и даже, можно сказать, чуть-чуть её побаиваюсь.

Падение Иерихона происходит на моих глазах. Оно начинается с телефонного звонка; я чуть было не поднял трубку, но Бронте, увидев номер того, кто звонит, останавливает меня. Телефон звонит ещё раз, и я слышу, как мама берёт его в коридоре. Мы с сестрой обращаемся в слух.

— Простите, кто вы? — говорит мама. — Адвокат? Ничего не пойму. О чём речь?

Что-то мне это не нравится. Когда твои родители не живут, а словно бы танцуют на канате, который от натяжения уже начал расползаться, звонок от адвоката — очень дурной знак. Поворачиваюсь к Бронте, однако на её лице написано нетерпеливое ожидание, а не страх.

— Я вас правильно поняла — вы звоните Бронте? С какой стати вам разговаривать с моей дочерью?

Мама молча слушает, а Бронте шепчет мне:

— Они ей ничего не скажут! Адвокат обязан молчать о делах своего клиента.

— Ты наняла адвоката?!

— Всего лишь проконсультировалась. Это бесплатно.

И тут мама восклицает:

— Нет-нет, подождите, не вешайте трубку!.. — но, похоже, на том конце разговор закончили.

Мы теперь обедаем каждый сам по себе. Бронте, однако, — о, это неспроста! — садится за стол вместе с мамой. Я присоединяюсь — обожаю боевики с непрерывной пальбой и грохотом разрывов. Но, к моему разочарованию, царит тишина… пока мама не произносит:

— Бронте, мне надо с тобой поговорить.

Ага, мамуля явно собирается обсудить тот таинственный телефонный звонок. Но Бронте делает отвлекающий манёвр и ошеломляет её неожиданным заявлением:

— Я решила бросить плавание.

— Я не об этом хоте… что?!

— Я решила вместо этого пойти работать. Мне сказали, первый шаг — это обеспечивать себя самому.

Шестерёнки в маминой голове всё ещё включены на заднюю передачу, и она в панике рвёт рычаг переключения скоростей.

— Первый шаг… к чему?

— К тому, чтобы стать эмансипированным несовершеннолетним.[25]

Мама набирает полную грудь воздуха и медленно выпускает его — шестерёнки в её голове наконец-то сцепились друг с другом. То, что Бронте ни много ни мало связалась с адвокатом, бьёт наповал.

— Что это ты такое выдумала? — говорит мамуля, стараясь скрыть тревогу за бодрым и беспечным тоном.

— Мама, признай, что вас с папой в последнее время никак нельзя назвать любящими и заботливыми родителями. А то, что вы напрочь отказываетесь помочь Брюстеру и Коди, наглядно доказывает, что в этом доме мне не место.

Мама пронзает Бронте холодным взглядом: мол, полегче, доченька, я тебя предупреждаю!

— Слушай меня внимательно, Бронте, потому что повторять я не стану. Я НЕ ПОЗВОЛЮ ТЕБЕ ШАНТАЖИРОВАТЬ МЕНЯ!

Бронте выдерживает мамин взгляд. Её ответный удар столь же мощен:

— Наши поступки всегда имеют те или иные последствия, мама. Ты сама меня этому учила. Твои действия — не исключение.

С этими словами она встаёт и удаляется из столовой.

Мы остаёмся вдвоём. По-видимому, маме еда не лезет в горло.

— Вот это да. — Поскольку я в полном улёте от того, что вытворила Бронте, всё, что я могу сказать — это ещё раз повторить: «Вот это да…» Кажется, я потерял дар речи.

Вечером интересуюсь у сестры — она на самом деле или только так? Похоже, мой вопрос её пугает.

— Я никогда не бросаюсь пустыми угрозами, — молвит она, и тут я понимаю, что именно повергает её в страх: вовсе не реакция родителей на ультиматум, а собственная решимость. Мама и папа не желают помочь Брю и Коди, и поэтому Бронте, без всякого сомнения, бросит занятия плаванием, найдёт себе работу и, чем чёрт не шутит, на самом деле пойдёт до конца и избавится от опеки родителей.

Хочется как-то поддержать её, но всё, что мне удаётся выдавить — это лишь ещё одно «вот это да».

* * *

Больше о случившемся мы не говорим, но на следующий день папа объявляет, что они с мамой «не исключают возможности рассмотреть вопрос о временном взятии Брю и Коди под свою опеку, если не найдётся других соискателей».

Они договариваются о встрече с социальным работником, и она заявляется в наш дом в тот же день — наверно, пытается загладить вину за своё промедление в ту роковую пятницу, когда умер дядя Хойт. Она, я так думаю, в своей предыдущей жизни занималась продажей подержанных автомобилей, потому что несмотря на громкие заявления наших родителей о том, что им нужна всего лишь информация и ничего больше, встреча заканчивается подписанием заявления, снятием отпечатков пальцев и проверкой полицейского досье.

— Это на тот случай, — говорит социальная дама, — что если вы всё же решите пойти дальше, то всё уже будет заранее готово; вы будете признаны в качестве приёмных родителей без проволочек.

Думаю, предки уже сообразили, что им не отвертеться: коготок увяз — всей птичке пропасть.

— Господь вас благослови, — говорит дама. — Господь благослови вас обоих.

После этого Бронте душит маму с папой в объятиях и топит в поцелуях, чего не делала с раннего детства.

— Я так люблю вас обоих! — кричит она. — Я знала, что вы всё сделаете как надо!

Неделей позже звонит телефон. Иногда, когда ты ожидаешь невероятно важного звонка и он раздаётся, ты, не снимая трубки, знаешь — это тот самый звонок. Я никогда не верил в подобные штучки, но в последнее время пришлось выйти за рамки обычного здравого рассудка — уж очень много наслучалось такого, что раньше я отмёл бы как побасёнки. Телефон звонит, и не успевает папа ответить: «Алло?» — как я уже совершенно уверен — это Тот Самый Звонок.

44) Катарсис

Гортоны привезли братьев к нам ранним вечером в среду. Когда миссис Гортон обнимает Коди, в глазах её стоят слёзы, как будто она отсылает его в летний лагерь. Да нет, какой там летний лагерь — как будто она передаёт мальчишку посланцам самого Сатаны.

Взрослые перебрасываются несколькими фразами. Наши родители радушно приветствуют ребят, и Брю робко пожимает им руки. Коди не морочит себе голову всякими церемониями — он сразу врывается в дом и ведёт себя так, будто всю жизнь здесь жил. Вот что интересно: Гортоны всё время своего визита избегают смотреть Брюстеру в глаза; их прощание лишено тепла — это всего лишь формальность, словно они предпочли бы вообще ничего ему не говорить, а как можно скорее сесть в машину и укатить. Так они и делают. И вот, полюбуйтесь: Брюстер Ролинс, жуткий тип de lux[26] и по общему признанию, Кандидат На Высшую Меру — теперь мой приёмный брат.

В первый раз мы встречаемся с Брю лицом к лицу после смерти его дяди. По мне — так ничего особенного, а вот для сестры всё совсем наоборот. Брю застенчиво топчется на пороге, держа маленький чемоданчик со всеми своими пожитками. Они с Бронте насторожённо приветствуют друг друга и произносят лишь несколько неловких слов.

— Привет.

— Привет.

— Ты как?

— Ничего, а ты?

— Ничего.

Лучше всего для описания этого момента подошло бы выражение «словно ходят по тонкому льду». Обед проходит в такой же неловкой обстановке. По крайней мере, вначале.