Филипп Джиан - Вот это поцелуй!

• Название: Вот это поцелуй!
• Автор: Филипп Джиан
• Издательство: Иностранка
• Жанр: Детектив
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-94145-401-3

За свои пятьдесят с лишним лег французу Филиппу Джиану приходилось неоднократно и подолгу жить в США: он оказался редким для современной французской литературы примером экспериментатора, упорно прививающего на европейскую почву опыт американской книжной индустрии, американского кинематографа, американского телевидения. Первый крупный успех ему принес роман «37,2° по утрам» 1985 года, экранизированный Жан-Жаком Бенексом с Беатрис Даль в главной роли, и вслед за тем переведенный более чем на двадцать языков. В конце прошлого года Джиан запустил серию романов из шести книг, в которых подражает американскому сериалу «Шесть футов под землей».

«Вот это поцелуй!» – странная смесь из типичного американского нуара, детектива и психологического романа. Двое полицейских, Натан и Мэри-Джо, расследуют зверское убийство девушки, дочери злодея-магната. Это книга о взаимонепонимании и жестокости, о бессмысленности существующего порядка и попыток ему противостоять.

---

– Слушайте, – сказал я ему, – не я чудовище, нет, не я, а вы!

После этого я вообще не слушал, что он мне говорит. Слова влетали мне в одно ухо и вылетали из другого. Я его просто больше не слышал. Только видел, как менялось выражение его лица, и он был последним человеком в мире, из-за которого я стал бы беспокоиться. Я не удивлялся теперь тому, что случилось с его дочерью. Имея такого папашу, как он, всякий начнет курить крэк.

Перед уходом я спросил у него, уволен ли я. Он ответил, что я на волоске. Я сказал, что все в нашей жизни на волоске. А он продолжал, что если этот волосок и существует, то только благодаря тому, что я поймал убийцу Дженнифер Бреннен.

Я усмехнулся.

– Но этого мало, – продолжал он. – Ты уж слишком распоясался. Смотри у меня! Не вынуждай меня портить тебе жизнь. Да, я высоко ценю, когда преступление раскрыто, я доволен, прямо в восторге, но все же я советую тебе на сей раз сидеть тихо и не высовываться. Я даю тебе хороший совет. Со всеми твоими выходками покончено раз и навсегда, ты меня слышишь?! Хватит!

Его кабинет был унылым до ужаса. Отвратительно безликим. Он был до того полон всякого убожества, что даже от тамошнего воздуха тошнило.

– Ну, как, договорились? – с нажимом спросил он.

– Если вы закончили, – сказал я, – то мне надо ехать, я должен сообщить жене, что полиция убила, ее любовника. Я могу передать ей ваши соболезнования?

– Признай же, что ты живешь как полный псих. Я тебе это уже говорил. Попробуй навести порядок в своей жизни и увидишь, дела пойдут куда лучше. Потому что все это сказывается на твоей работе. Ты не всегда соображаешь, что делаешь.

– Простите, но моя жизнь не сложнее, чем у любого другого.

Зачем я с ним спорил? Неужели затем, чтобы услышать, что я мог бы быть отличным полицейским, если бы не загубил собственный брак, не разрушил ту прекрасную пару, которую мы составляли с Крис, и что эта красивая молодая женщина не увлеклась бы политикой, будь я на высоте? Это я хотел услышать? Что я сам все испортил? Что я упустил свой шанс создать семью?

Прежде чем уйти, я выпил несколько бокалов шампанского. Ко мне подходили коллеги и говорили, мол, как ужасно то, что случилось с моей напарницей. На город опустилась ночь, она была черна, но царство тьмы было еще чернее. И оно ожидало меня.

Потому что Крис пожелала увидеть Вольфа, и я отвез ее в морг. Она обливалась беззвучными слезами, несомненно, самыми горькими. Я никогда не видел, чтобы она так плакала. А когда она прикоснулась губами к губам Вольфа… Ох! Нам с негром стало не по себе. Мы оба, белый и черный, чувствовали себя не в своей тарелке.

Потом я отвез ее домой, и она рухнула на постель. Она заглушала рыдания, уткнувшись в подушку, вероятно, в подушку Вольфа, судя по тому, как она ее обнимала. Я положил ей руку на плечо, но это была не слишком удачная идея. Она велела мне убираться. Я почувствовал, что я лишний на этой кровати. Я устроился на ней, как-то не подумав.

Мы провели ужасную ночь.

На рассвете она разбудила меня и сказала, что я могу уходить.

Она была похожа на привидение.

В течение нескольких последующих дней я осознал, насколько Крис была привязана к нему. Я расследовал дело о гибели женщины и троих ее детей в результате поджога и искал ее мужа. Но я постоянно звонил Крис узнать, как у нее дела. А она была не слишком разговорчива. Она даже иногда извинялась за то, что так нелюбезна со мной, но добавляла, что ничего не может с собой поделать. Потом она замолкала, потому что у нее перехватывало горло.

А погода в эти дни стояла великолепная, просто невероятно. Люди ездили в машинах с открытым верхом, плескались в водоемах. Небо так и сияло синевой.

Я хотел отвезти ее в бассейн, но ей это было ни к чему. Иногда я оказывался на вечеринке и опустошал бокал на крыше многоэтажного здания, откуда мог наблюдать последние сполохи солнца на горизонте, и звонил Крис, приглашая ее приехать. Я расхваливал ей необычайную прелесть ночи, говорил, что нет ничего дурного в том, чтобы немного развеяться, в ее-то тяжелом положении, но она не хотела ничего слышать.

Ко мне подходила Паула и спрашивала, о чем я думаю. Я вяло указывал ей на усыпанное звездами небо, зажав мобильник в руке, как мертвую птичку. Тут приходил Марк и обнимал нас обоих; он стремился каким-то образом поспособствовать тому, чтобы наши с Паулой отношения развивались быстрее, с тех пор как Мэри-Джо оказалась вне игры, а Крис пребывала в муках скорби, которая ни в коей мере не облегчала мне пути к ее сердцу.

Если Паула уходила, чтобы принести мне новый бокал, Марк провожал ее взглядом и принимался без умолку превозносить удачу, что выпала на мою долю, ведь я мог заново устроить свою жизнь с такой шикарной девицей.

– Я не спорю, – вздыхал я. – Не спорю.

А потом я узнал, что Крис беременна.

Вольф уже неделю как лежал в земле, и вдруг я узнаю, что она беременна!

Это случилось однажды вечером. После работы я заходил узнать, как дела у Мэри-Джо, которая по-прежнему находилась в коме, между жизнью и смертью. Мы с Фрэнком стояли за стеклянной перегородкой и обменивались грустными взглядами. Потом я отправлялся выслеживать Пола Бреннена; я ждал, когда он выйдет из своего офиса, и следовал за ним до загородного дома – знакомился с его привычками. После этого возвращался в город, покупал что-то в магазинах и заносил продукты Крис.

Надо было заставить ее есть, хотелось ей этого или нет. Я переносил ее мрачное настроение спокойно, не подавая виду, – ведь я знал эту женщину много лет и выработал иммунитет к ее дурному характеру. Итак, я покупал ей экологически чистые продукты после долгого трудового дня, когда народ толпился у касс и каждый хотел, чтобы ему объяснили, почему так важно ставить клизмы в период голодания или почему так необходимо выводить свободные радикалы, а также какие подозрения существуют относительно ДГЭА. Я уж не говорю о Пауле. В доме создалась гнетущая атмосфера из-за того, что я поздно возвращался. В отличие от Мэри-Джо, откровенно ревновавшей меня к Крис, Паула меня просто не понимала. Она мне так и говорила:

– Не понимаю. Я не понимаю, тебе-то что за радость быть при ней сиделкой. Нет, правда не понимаю. Ты ей ничего не должен. А я сижу и жду, жду… Хожу кругами, как заведенная. Со мной ты почему-то так не нянчишься.

Переходный период всегда труден. Я опускал голову и сутулился. Солнце продолжало свой бег в небе надо мной, ночи пролетали над моей головой крылатыми драконами, потом наступал рассвет, и я направлялся к его савану, держа землю на своих плечах, и так продолжалось с тех пор, как трагические события посеяли смятение в наших рядах.

Я заставлял Крис есть. В тот вечер, как и в другие. Я читал газету, ожидая, когда она закончит ужин» или смотрел CNN, шепча ей слова утешения. И вот в тот вечер она вдруг оттолкнула тарелку с купленной мной овощной лазаньей и объявила, что беременна. И я заплакал.

Потом я поздравил ее и ушел.

Я пришел на следующий день вечером. Я сцапал того мерзавца, который сжег свою жену и троих детей, – но отказался его допрашивать. Я зашел навестить Мэри-Джо, и тут как раз все засуетились, потому что она начала выходить из комы. Потом я вслед за Полом Бренненом добрался прямо до самого его дома, до особняка на берегу реки, вдоль которой мы долго ехали, над черными водами. Я позвонил Пауле – узнать, как у нее дела.

Наконец я зашел к Крис и спросил, что она собирается предпринять.

Она решила сохранить ребенка. Я был к этому готов. Сказал, что иначе и быть не может. И что хочу участвовать в расходах. Она отказалась. Я ответил, что это не так уж важно. Пошел налил себе стакан воды. И вот я гляжу на нее и говорю себе: «Она беременна… Это невозможно… У меня, наверное, жар… Нет, видно, никакая чаша меня не минует…»

Я решил сбросить Пола Бреннена в реку на 28-м километре. Устроить ему падение с тридцатиметрового обрыва. Я теперь постоянно следую за ним в угнанных машинах, держась на почтительном расстоянии. Именно во время этих длительных прогулок, когда мы удаляемся от города и едем по дороге, извивающейся вдоль берега, в тишине, нарушаемой только свистом ветра в ушах, я подолгу обдумываю сложившуюся ситуацию.

Ребенок, которого Крис ждет не от меня. Тяжелый удар. Но что, если это та цена, которую я должен заплатить?

Есть ли у меня сейчас выбор?

Когда я вновь увиделся с Крис, я предложил ей стать крестным отцом ребенка. Она ответила отказом. Я от этого чуть умом не тронулся. Я сказал ей:

– Ведь я уже наказан. Ты меня уже миллион раз наказала. Тебе этого мало?

Внезапно я крайне нелюбезно повел себя с Жозе. Объявил ей, что она не в моем вкусе. Ее это позабавило. Я сказал, что секс – последнее, что меня интересует в этой жизни. Она наградила меня бурными аплодисментами.