Бернард Монтгомери - Мемуары фельдмаршала

• Название: Мемуары фельдмаршала
• Автор: Бернард Монтгомери
• Жанр: Биографии и Мемуары

Британский фельдмаршал Бернард Лоу Монтгомери- одна из самых значимых фигур Второй мировой войны; под его руководством был проведен целый ряд масштабный операций, во многом способствовавших окончательной победе над фашизмом. В течение сорока лет после войны имя фельдмаршала Монтгомери в нашей стране вспоминалось нечасто, несмотря на то, что он был награжден высшим советским орденом "Победа" (кроме него этот орден получили всего четыре иностранных военачальника). Теперь его увлекательные воспоминания стали достоянием и российского читателя.

---

В шесть вечера Александер и я вернулись в штаб ближневосточной группировки на встречу с Хардингом. Он сказал, что сможет создать нужное нам войсковое соединение. Речь шла о 10-м корпусе, состоящем из 18-й, 8-й и 10-й бронетанковых дивизий (каждая включала по одной бронетанковой и пехотной бригаде и дивизионные части поддержки) и новозеландской дивизии в составе двух пехотных и одной бронетанковой бригад.

Это был прекрасный вариант, и мы попросили его немедленно заняться формированием 10-го корпуса. [100]

В тот день предстояло завершить еще одно дело — найти второго адъютанта. Одного, капитана Спунера из Королевского Норфолкского полка, я привез с собой из Англии. Ни он, ни я не воевали прежде в Египте, вот мне и потребовался второй адъютант, хорошо знающий особенности жизни в пустыне. Мне рассказали, что Готт недавно взял в адъютанты молодого офицера из 11-го гусарского полка. Он не летел с Готтом в самолете, который сбили, и сейчас находился в Каире. Я решил, что именно он может мне подойти. Пригласил его к себе. Его звали Джон Постон, он окончил школу в Харроу перед самым началом войны. Он видел, что я — генерал-лейтенант, знал, что мне нужен адъютант, но никогда обо мне не слышал и понятия не имел, что я делаю в Египте. Я сказал ему следующее: «Моя фамилия — Монтгомери. Этим утром я прилетел из Англии, а завтра уезжаю командовать 8-й армией. Никогда раньше я в пустыне не был, и мне нужен адъютант, который поедет со мной и поможет мне обустроить свой быт. Хотите стать моим адъютантом и поехать со мной?»

Он явно удивился: я поделился с ним секретной информацией, известной очень немногим.

Ответил не сразу, какое-то время лишь смотрел на меня. В глазах стояла печаль; совсем недавно он служил у Готта, которого на Ближнем Востоке знали все, а молодые офицеры считали своим кумиром. А теперь он погиб. Я молчал, ожидая ответа: смотрел в серые глаза.

Наконец ответ последовал: «Да, сэр. Я хотел бы поехать с Вами».

Лучшего выбора я сделать не мог. Мы вместе прошли долгий путь, от Аламейна до Эльбы, сражаясь на территории десяти стран. Я души в нем не чаял. Его убили в Германии, в последнюю неделю войны. До победы было уже рукой подать, и он, который прошел столь долгий путь и так отважно сражался, отдал свою юную жизнь ради того, чтобы другие могли насладиться победой.

В пять утра 13 августа я покинул британское посольство на автомобиле и поехал в пустыню.

С бригадным генералом (теперь генерал-майором сэром Фрэнсисом) Фредди де Гинганом мы были давними друзьями. Впервые встретились в Йорке, где я служил майором, а он — новоиспеченным вторым лейтенантом. Потом встречались [101] в Египте в 1932 и 1933 годах, в Кветте в 1935 и 1939 годах, когда он был кем-то вроде военного помощника у Хор-Белиша, министра обороны. Де Гингана отличал цепкий и развитый ум, и в прошлом я всегда считал его исключительно одаренным молодым офицером. Вот он-то и ждал меня на перекрестке дорог под Александрией, там, где идущее из Каира шоссе поворачивало на запад. Я нашел его похудевшим и встревоженным: вероятно, на его плечи легла слишком большая нагрузка. Я сразу понял, что прежде всего необходимо восстановить доверительные отношения, которые связывали нас в прошлом. Поэтому уговорил его сесть в мой автомобиль, а потом завел разговор о наших прежних встречах, вспомнил несколько забавных эпизодов. Постепенно он расслабился, и лишь после этого я перешел к делу: «Фредди, друг мой, у меня такое впечатление, что вы тут попали в передрягу. Расскажите мне об этом».

Он протянул мне составленное для меня донесение с изложением обстановки и наиболее важных данных. Я его даже не взял.

— Фредди, что с вами? Вы же знаете, я не читаю никаких бумаг, если есть человек, который может мне все рассказать. Уберите этот документ и облегчите душу.

Он рассмеялся, и я тут же понял, что сейчас получу первоклассный и самый откровенный обзор сложившейся ситуации и причин, которые к ней привели. Мы придвинулись друг к другу, разложив на коленях карту, и он доложил мне об оперативной обстановке, сообщил последние разведданные о противнике, представил генералов, командующих разными секторами, пересказал приказы Окинлека относительно будущих действий, высказал собственные взгляды на нынешнее положение дел. Я не мешал ему выговориться. Иногда задавал вопрос, чтобы прояснить тот или иной момент. Когда он закончил, на несколько мгновений в салоне автомобиля повисла тишина, а потом я спросил насчет боевого духа офицеров и солдат. Не очень высокий, ответил он, добавив, что 8-я армия нуждается в командующем с ясным умом и твердой рукой: есть слишком много неопределенности, и вся ситуация, по его разумению, трактуется неправильно. Я не стал требовать от него разъяснений, понимал, что он пытается хранить лояльность прежнему командующему. [102]

Время летело быстро, мы уже свернули с шоссе, проложенного вдоль побережья, и ехали на юг, по проселку, уходящему в пустыню. Теперь мы молчали, и я думал преимущественно о де Гингане, не сомневаясь, что он думает обо мне и своем будущем.

Масштабы стоящей передо мной задачи вырисовывались все очевиднее. Я уже понял, что не смогу справиться с ней в одиночку. Мне требовался помощник, человек с ясным и острым умом, который не боялся бы брать ответственность на себя, мог заниматься текущими вопросами, предоставляя мне возможность сосредоточиться на главном, то есть начальник штаба, который будет заниматься всей мелочовкой, обязательной при подготовке любой операции. Я понимал, стоит мне увязнуть в трясине рутинных, повседневных дел, и я провалюсь, точно так же, как провалились те, кто ранее командовал 8-й армией.

Может, Фредди де Гинган и был тем человеком?

Мы с ним отличались друг от друга, как небо и земля: он был взвинченным, легко возбудимым, в обычной жизни любил вино, азартные игры, хорошую еду. Наши различия имели значение? Я быстро решил, что нет. Более того, они давали преимущество.

Я всегда полагал, что два схожих друг с другом человека не составят первоклассной команды. Он был на четырнадцать лет моложе, но в прошлом мы дружили, и сейчас, когда я смотрел на него, худого и взъерошенного, прежние симпатии возвращались. Умом его природа не обделила, он отличался потрясающей работоспособностью. Кроме того, он знал меня и мои методы работы, а этот фактор имел немаловажное значение. Но, если я делал на него ставку, его следовало наделить и соответствующими полномочиями, назначить начальником всего штаба, а не только одного из его отделов.

Однако в британской армии штаб не замыкался на своем начальнике: у командующего было несколько старших штабных офицеров, которые подчинялись только ему. Он же и координировал их деятельность. В моей ситуации такое было просто невозможно. Как я мог координировать работу штаба в ходе боевых действий в пустыне? Именно это пытались делать другие, а в результате упускали из виду главное — стратегию, по уши увязая в деталях. Отсюда и их неудачи. [103]

Еще до прибытия в штаб 8-й армии я пришел к выводу, что де Гинган именно тот человек, который мне и нужен. Решил назначить его начальником штаба, чтобы вдвоем мы решили поставленную перед нами задачу. Но в автомобиле я ему ничего не сказал. Подумал, что лучше подождать и объявить об этом перед всеми штабистами, чтобы разом поднять его в их глазах и показать разницу, которую вносило в работу штаба это новое назначение.

Мне не пришлось раскаиваться в своем выборе. Фредди де Гинган и я были вместе оставшуюся часть войны. Куда бы меня ни направляли, он следовал за мной в должности начальника штаба, мы прошли плечом к плечу от Аламейна до Берлина. По ходу войны его потенциал постоянно возрастал, и я все более убеждался в том, что с де Гинганом мне очень повезло. Он был блестящим начальником штаба, и я сомневаюсь, что в британской армии с ним мог бы кто-то сравниться, что до, что после. Но здесь я, наверное, пристрастен.

И пока меня трясло на проселочной дороге, я пришел к заключению, что нахожусь в чрезвычайно выигрышном положении. Надо мной находился Александер, верный друг и союзник. Я мог рассчитывать, что он окажет мне всемерную поддержку и сделает все, что я попрошу, при условии, что мои требования не будут выходить за пределы разумного и мне будет сопутствовать успех. А снизу я мог опереться на де Гингана, моего преданного начальника штаба. Теперь оставалось только подобрать умелых и надежных командиров вверенных мне войсковых соединений.

Окрыленный такими мыслями, я пребывал в прекрасном настроении, когда около одиннадцати утра мы прибыли в штаб 8-й армии. Но картина, которая открылась моим глазам, могла деморализовать любого. Штаб представлял собой жалкое зрелище: несколько грузовиков, никаких палаток, вся работа выполнялась в кузовах грузовиков или на открытом воздухе под палящим солнцем. И везде роились мухи. Я спросил, где обычно спал генерал Окинлек, и мне ответили, что на земле, около своего автомобиля. Палатки в 8-й армии были запрещены: все сотрудники штаба должны были испытывать массу неудобств, чтобы их быт ничем не отличался от быта солдат. Все офицерские [104] столовые находились под открытым небом и, естественно, привлекали мух со всего Египта. В столовой для старших офицеров, которую я унаследовал, над столом натянули противомоскитную сетку, но она не защищала от солнца, а выгнать мух, каким-то образом попавших под нее, не представлялось возможным. Я спросил, где находится штаб военно-воздушных сил, и мне ответили, что он в глубоком тылу, на морском побережье, неподалеку от города Бург-эль-Араб. Армия и ВВС, похоже, участвовали в двух отдельных битвах, не наладив тесных личных контактов, которые имели первостепенное значение. В общем, в штабе армии царила тягостная и мрачная атмосфера.