Нестор Махно - Воспоминания

• Название: Воспоминания
• Автор: Нестор Махно
• Жанр: Биографии и Мемуары

Фигура анархиста Нестора Махно (1889–1934) противоречива и неоднозначна. Батрак, рабочий, арестованный и сосланный за участие в революции 1905 года, организатор «Революционной повстанческой партии Украины», воевавшей и против войск Деникина и Врангеля, политик, на совести которого немало жестоких дел, человек мятущийся, многого так и не понявший, таким предстает Махно в своих воспоминаниях.

Книга представляет интерес для широких кругов читателей.

---

Подъехав к селу Больше-Михайловка, мы решили не въезжать в него по мосту через речку Волчью. Мы пустили в брод через эту речку свою конную разведку, которая, обследовав улицы, и выяснив, что немецко-австрийские войска вот уже около трех дней отсутствуют, перевела затем и весь отряд. Это помогло нам тихо проехать через центр села и остановиться на подлесной окраине его. До рассвета оставалось еще 3–4 часа. Отряд наш расположился возле двора одного крестьянина с расчетом охранять себя только с трех сторон. Все, кроме часовых, улеглись спать.

На рассвете к нам собралась толпа крестьянских детишек. От них мы узнали о пребывании в лесу отряда товарища Щуся. Об этом отряде я и раньше слыхал. Но тогда он был под командой матроса Бровы, которого я не знал. В описаниях отряд этот изображался как отряд типа кавказских разбойников. Поэтому я его деятельностью не интересовался. Теперь же он оказывался под командой товарища Щуся. Последнего я смутно припоминал. Он был славным бойцом весною в отряде нашей гуляйпольской группы, действовавшем против нашествия на Украину немецко-австрийских армий. Каретник помог мне еще яснее вспомнить Щуся, так что в конце концов я действительно хорошо припомнил его как участника на нашей таганрогской конференции.

Мы все обрадовались прежде всего тому, что он, Щусь, благополучно пробрался через фронт из-под Таганрога. Да и то, что он не сидит сложа руки, а действует, нас радовало.

Я постарался тут же выяснить, в какой части леса этот отряд расположен. Я выслал двух гонцов, чтобы они разыскали этот отряд и привели ко мне одного-двух человек от него. Задача была выполнена. После этого я лично выехал в лес к этому отряду.

Товарищ Щусь получил от гонцов мою записку и согласился встретиться со мною. Однако он не доверял тому, действительно ли это я, а не кто-либо из агентов гетманщины. Поэтому он весь свой отряд, человек в 50–60, вывел в сторону от устроенного им в лесу неприступного блиндажа, оставив в нем только раненых. Он готовился, если встреча со мною есть ловушка, оказать решительное сопротивление.

Когда я подъехал к поляне, где должен был выйти мне навстречу товарищ Щусь, я увидел выстроенный в каре отряд наполовину в немецко-австрийском одеянии. Думая, что я влетел в немецко-гетманскую засаду, я быстро повернул назад лошадь, чтобы как-либо улизнуть. Но в это время послышался голос:

– Товарищ Махно, это я, Щусь.

В то же время он отпустил ко мне оставленного у него как заложника одного из моих гонцов. Последнее обстоятельство меня окончательно убедило. Я направился прямо на полянку, к отряду. Поздоровался с отрядом и с самим Щусем. Теперь только я, глядя на Щуся, одетого в гусарскую немецкую форму, плотно облегавшую его красивую и стройную фигуру, и вооруженного до зубов, узнал в нем того самого красавца матроса Щуся, которого знал раньше. Мы обнялись и поцеловались. Отряд его был также хорошо, хотя и разнообразно, одет в немецкую, австрийскую, украинскую гайдамацкую форму и в крестьянскую одежду и тоже был вооружен до зубов. Это придавало ему боевой вид. В отряде чувствовался восторг, когда мы со Щусем облобызались.

Затем я поставил Щусю вопрос:

– Что ты, товарищ Щусь, делал с этим отрядом до сих пор и что намерен делать в дальнейшем?

Ответ был краткий:

– До сих пор я совершал нападения на возвратившихся помещиков и уничтожал их и всех их охранителей, немецких и австрийских солдат.

– А как ты относишься к гетманской варте? – спросил я его.

– Варту я обычно разгонял.

– И только? – переспросил я его.

– Иной работы я пока не предвижу, ибо уничтожаемых мною «гадов» еще очень много.

В этих кратких фразах товарища Щуся для меня было все ясно и понятно. Он следовал в своей борьбе против угнетателей своеобразно им понятым постановлениям наших гуляйпольцев на конференции в городе Таганроге. Поэтому советовать ему что-либо другое в это короткое время я не мог. Однако, видя его теперь лично и припоминая отзывы о нем друзей, я очень не хотел, чтобы он, этот по натуре своей, по мужеству и отваге славнейший человек, так безумно сгорел в том способе борьбы, какого он придерживался до сих пор. Подумав, я предложил ему выслушать меня о моих намерениях, о намерениях всей нашей повстанческой организации, члены которой, хотя еще и не все, съехались.

Я рассказал ему о том, какая работа нами проводится. И в заключение я сказал ему:

– Я прошу тебя, брось лес, выйди со своим отрядом на простор, в села и деревни; бросайся с ним сам и зови крестьян, и особенно крестьянскую молодежь, в революционную бурю с ясными, определенными и для всех понятными общими целями, дающими нам, революционерам, право поднять свое оружие, свой карающий меч вместе с трудовым народом против всех тех, кто, во имя власти и привилегий буржуазии, подымает свой меч против трудящихся, против их воли и прав, задаваясь целью уничтожить всех нас. Идя в авангарде трудового народа, борющегося против контрреволюции, за революцию, мы, преданнейшие сыны его, ринемся в открытый бой с нашими палачами…

Товарищ Щусь, низко наклонив голову и глядя в землю, долго ни слова не возражал мне. Он лишь изредка посматривал на бойцов своего отряда и спрашивал их, слышат ли они, что я говорю. И сам слушал меня. А затем, когда я его спросил, что он может возразить на высказанные мною мысли, он быстро выпрямился и, по-детски улыбаясь, схватил меня в свои здоровенные объятия, выкрикивая:

– Да, да, я пойду с тобою, товарищ Махно!

В отряде раздались возгласы:

– Слава! Слава!

Мы все– я, Щусь, мои и его близкие друзья– тут же устроили маленькое совещание о выводе его отряда из леса в село и о том, чтобы, не теряя попусту времени, заняться организацией дибривских крестьян.

По окончании совещания Щусь подошел к отряду и спросил у своих бойцов, как они смотрят на то, чтобы выйти из лесу в село, разъяснив им цель этого выхода. Бойцы решение наше одобрили. Я со своими друзьями уехал к своему отряду, а Щусь начал собираться ехать в село.

* * *

У выхода из леса у села Больше-Михайловка встретились теперь два отряда: отряд дибривчан и отряд гуляйпольцев. Они тут же были слиты в одно нераздельное целое. Новый отряд представлял собою сильную духом и волей боевую единицу. Передо мною теперь с еще большей ясностью представилась будущая наша деятельность. Я тут же подумывал (пока что про себя) о том, чтобы силами этой единицы проделать большой рейд по-над Юзовом, Мариуполем, Бердянском, по всем селам, деревням и хуторам с целью агитации и организации бунта, революции и собирания оружия и средств для поддержания этого великого дела.

Одно меня тревожило: в отряде Щуся было несколько человек раненых. Их нигде нельзя было, казалось мне, оставить. Их нужно возить с собою. А это явится, думал я, большим тормозом для нашего рейда между многочисленными вооруженными силами контрреволюции, так как на первых порах некому будет за ними ухаживать. Но моя тревога скоро рассеялась благодаря тому обстоятельству, что почти у каждого из раненых оказалась в селе невеста. Эти женщины при выходе из леса отряда были уже возле раненых своих друзей и мило за ними ухаживали. А те из них, друзья которых были особо тяжело ранены, сейчас же объявили себя повстанками, желающими разделить участь своих друзей и всего отряда в походах и в боях.

Теперь мы были окружены многочисленной толпой крестьян и крестьянок и вытягивались из-под леса в центр села. А когда вступили в центр, мы увидели уже возле себя почти все трудовое население. Одни просили сказать, что нужно сготовить на ужин для повстанцев. Другие просили принять их в отряд. Жизнь становилась какой-то напряженной и в то же время, радостной.

С первых же дней выступления я был противником того, чтобы объедать трудовое население, когда можно обойтись без этого. Я попросил собравшееся население сказать открыто, где живут кулаки, имеющие овец, телят, чтобы можно было у них взять две-три овцы на суп бойцам. А к супу крестьяне снесут хлеба, и отряд таким образом будет накормлен.

Население указало кулаков, а некоторые из них сами поспешили откликнуться и предложили нам для отряда по одной овце. Так вопрос с кормежкой бойцов отряда был разрешен самим населением, и быстро.

Воспользовавшись громадным сельским сходом, я провел митинг на тему о борьбе с немецко-австрийскими контрреволюционными войсками, гетманщиной и организовывавшимися как раз в это время реставрационными силами генерала Деникина. И так как, на мой взгляд, эта последняя организация была более осмотрительна и более предана делу, чем гетманская, то я и остановился в своем выступлении на ней, на том, как она с помощью своих отрядиков в 20–30 человек, под прямым покровительством гетманщины и немецко-австрийского командования разгуливает по стране, наводя страх на трудовое население и в то же время ведя подготовительную работу. Я указывал трудовому населению, как эта организация, в лице полковника Дроздова и его отряда, в Бердянском уезде проводит своё гнусное дело на службе у гетманщины; а в Мелитопольском уезде агенты какого-то генерала Тилло тоже не дремлют, используя глупую и преступную гетманщину для дела остатков русского самодержавия.