Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 6 2007)

• Название: Новый Мир ( № 6 2007)
• Автор: Новый Мир Новый Мир
• Жанр: Современная проза

Ежемесячный литературно-художественный журнал http://magazines.russ.ru/novyi_mi/

---

Кстати, должен тебе сообщить, что неделю назад случилась одна неприятная оказия: у мистера Харта был апоплексический удар. Бедняга Харт, конечно, выкарабкался, но, должен признаться, он в весьма плачевном состоянии. Он совершенно не владеет левой рукой и ногой, говорит с трудом и очень невнятно… Кстати, он с большим участием расспрашивал о тебе и был тронут, когда я показал ему твое письмо.

Что же касается меня, то я чувствую себя не хуже и не лучше, чем прошлой осенью. Я не могу считать себя ни здоровым, ни больным. Я нездоров, и этим, по-моему, все сказано. Ноги совсем не слушаются меня: если я еще в состоянии четверть часа проползти по ровному месту, то ни подняться, ни спуститься по лестнице без помощи слуги я уже не могу… Вот такие у нас дела.

Прощай, мой мальчик. И да хранит тебя Бог.

Да, вот еще что. Помнишь, когда-то очень давно, лет, наверное, двенадцать назад, я рассказывал тебе о любви к одной девушке. О моей любви. Имени той особы я сейчас, хоть убей, не вспомню… Но не в том суть. Дело в том, что я сейчас очень хорошо ощущаю, что наша любовь — это как бы вечное притяжение, влечение друг к другу частиц энергии, которые в нас заключены. Ведь, насколько тебе известно, современная наука рассматривает человека как обыкновенную гальваническую батарею. Они полагают, что искры жизни рождаются в нас благодаря метаболизму. Хотя я лично склонен думать, что, не будь этой искры, метаболизм все равно имел бы место, но это уже было бы обыкновенное помешивание овсяной каши в горшке, и это никогда не перешло бы в то, что мы называем “психологией”, и тем более из этого никогда бы не выросла душа… Эти небольшие частицы электричества и жизни когда-то были слиты в одно целое; была абсолютная гармония; но с какого-то момента это друг от друга отделилось — как отделились некогда смешанные в один ком тела, предметы… Пойми, я сейчас не пересказываю то, что в виде гипотезы можно найти у платоников. При всем моем уважении к ним они все-таки топчутся в сфере коитуса. Я говорю о человечестве, о единении… Это же очевидно — как мы все изнываем, какие противоречия гложут нас, как мы все боимся потерять себя или то, что мы привыкли собой считать, и как мы все на самом деле ждем не дождемся, когда наконец удастся слиться в безбрежном океане света, в бесконечном счастье!.. Можно, конечно, гордо встать в стороне и любить и лелеять только себя… Но, извини меня, во-первых, в этом что-то от извращения… А во-вторых… во-вторых, это просто скучно и некрасиво.

Я все время стараюсь закрыть глаза и представить — что же я все-таки в тебе люблю? Скажу откровенно, мне хотелось бы, чтобы мои чувства не были связаны исключительно с твоими внешними чертами — чтобы я не любил лишь форму, чтобы достаточно было наполнения, содержания. Но я закрываю глаза и вижу твои руки с короткими ногтями, которые ты, наверное, до сих пор обкусываешь… Я вижу брови, которые уже начинают срастаться над переносицей… Значит, я все-таки попался в ловушку! Если что-то с тобой случится, что-то произойдет с твоим телом… — значит, я этого не переживу?! Так, что ли, получается?.. Я снова закрываю глаза, я пытаюсь отвлечься от твоего лица, которое мне хорошо знакомо, от твоей небольшой сутулости… И я начинаю видеть какой-то смутный, туманный силуэт. И я понимаю, что это и есть — зыбкие очертания моего чувства, моей любви… Я закрываю глаза еще крепче, еще сильнее сжимаю веки, и вдруг неопределенный силуэт, в котором все-таки еще была тень твоей внешности, твоих мышц, твоей кожи, — все это вдруг совершенно рассеивается, и я не вижу перед собой ничего — только белый ровный свет и какое-то тонкое, чуть болезненное чувство, которое… — сконцентрированное до небольшой, жгучей точки… — свербит где-то здесь, у меня в груди… И я наконец начинаю понимать, что ты всегда жил во мне и что, возможно, когда-нибудь, через много лет, я научусь видеть тебя во всех остальных людях, с которыми я встречался или еще встречусь... Я научусь видеть, что у других людей — точно такие же руки, они точно так же плачут, когда им больно, точно так же смеются… И может быть (я вполне это допускаю!), — может быть, когда-нибудь я смогу различить твое лицо и твою улыбку… в каком-нибудь своем самом заклятом враге, в самой последней сволочи! В маньяке, который захочет задушить тебя старым бабушкиным чулком!.. И я думаю, что, когда я дойду до этого, до этой степени понимания… — я не вынесу: я или сойду с ума, или тут же, от избытка чувств, умру.

Я спрашиваю себя: но что, если частицы света, которые в нас, — что, если эти отдельные искры по каким-либо причинам так и не сольются? Что, если так?.. Ну что ж, пусть. Пусть — если надо... Но мы тогда — знаешь что? — мы станем двумя отдельными звездами в каком-нибудь самом ярчайшем созвездии! Я буду смотреть на тебя через миллионы световых лет, буду звать тебя, протягивать руку… И я буду все так же посылать тебе письма. И пусть даже ты изменишься, пусть ты вырастешь другим, не таким, каким я тебя напредставлял, — все равно — я буду посылать письма моему собственному представлению о тебе... Я буду писать до тех пор, пока моя рука сможет держать перо.

Лексикографический невроз, или Словарь как способ поговорить

Кронгауз Максим Анисимович — лингвист. Доктор филологических наук; директор Института лингвистики РГГУ; автор научных монографий и популярных статей на темы языкознания, культурологии, общественной жизни. Постоянный автор “Нового мира”.

Я написал первый роман в виде словаря, второй в виде кроссворда, третий в виде клепсидры и четвертый как пособие по гаданию на картах таро. Пятый был астрологическим справочником для непосвященных.

Милорад Павич, “Автобиография”.

Я не сразу понял, что передо мной серьезная и объективная тенденция. Оправданием мне может служить то, что мне она предстала в ряде случайных совпадений, связанных с частными и разрозненными обстоятельствами моей личной жизни.

В конце прошлого года мне попался специальный выпуск журнала “Большой город”1. Номер этот был выпущен в канун Нового года и назывался “Словарь 2006 года”. В новогоднем номере другого журнала — “Афиша” — главным был материал под названием “Слова России”. В руках у своей дочери я заметил книжку Кати Метелицы “Лбюовь”. Повертев ее, я обнаружил на задней обложке цитату из Петра Вайля: “Под видом словаря — то есть того, к чему приучила Катя Метелица читателей, — написана необычная книга: это и культурологические эссе, и очерки нравов, но прежде всего лирическая автобиография, остроумная и трогательная”. Слово “приучила” означало, что “под видом словаря” автор уже что-то выпускал. И действительно, легко нашлась по крайней мере еще одна ее книга, “Азбука жизни”, где слова тоже стояли в алфавитном порядке (в действительности есть и другие). Книжки Кати Метелицы вырастали из ее колонок, и здесь невольно вспомнилась колонка Вл. Новикова в журнале “Новый очевидец”, тоже превратившаяся в книгу “Словарь модных слов”, которую я вскоре после Нового года получил в подарок от автора. А последней каплей стал звонок из журнала “Критическая масса” с просьбой написать рецензию на книгу Сергея Чупринина “Русская литература сегодня: Жизнь по понятиям”2, которая также написана в виде словаря3.

Тут уже впору было заподозрить неладное и произнести сакраментальное: “Тенденция, однако”. Однако не стоит торопиться.

Моя главная проблема состоит в том, что я лингвист и постоянно имею дело со словарями. Более того, отношение к ним у меня профессионально трепетное. То есть я различаю хорошие и плохие словари. В данном же случае я попал в затруднительное положение, поскольку не мог назвать эти книги/журналы ни хорошими, ни плохими словарями. Между названными книгами и журналами много различий, а общее, пожалуй, только одно: все они существуют “под видом словаря”, по сути таковым не являясь. Во всяком случае, с моей профессиональной лингвистической точки зрения.

Зачем же использовать столь уважаемую (научную и объективную) форму словаря для чего-то другого, ненаучного, развлекательного, несерьезного и субъективного? Нет ли здесь коварного литературного, да что уж там скрывать, постмодернистского заговора против самого святого, что есть у лингвистов, — против словаря? Или можно расслабиться, узрев здесь лишь игру случая, так некстати путающуюся у меня под ногами?

Прежде чем рассуждать об этом, стоит представить каждое из названных изданий, поскольку у меня нет уверенности в том, что читателям так же повезло случайно столкнуться с ними. Вообще, для словарей чрезвычайно важно, какое слово идет первым и какое последним, а также что находится между ними4. Это я как специалист говорю. Вот в таком ключе и рассмотрим наши словари.